«Разочарование бойцов усложняет адаптацию к мирной жизни»

В Харьковской областной психиатрической больнице №3 действуют два специализированных отделения, куда направляют участников боевых действий. За три последних года войны на Донбассе его прошли 110 человек. С какими проблемами возвращаются домой ветераны и как события на востоке страны отражаются на психическом здоровье людей, «МедиаПорт» расспросил Вадима Гончарова, психиатра, доктора медицинских наук, профессора кафедры психиатрии Харьковской медицинской академии последипломного образования, который работает в психиатрической больнице. 

Почему многим после возвращения из зоны боевых действий сложно вернуться к мирной жизни?

Они возвращаются в мир, который не понимает их, не может оценить перенесенные ими испытания, не готов мириться с обострившимися реакциями. Это очень серьёзная проблема, а не только ПТСР, которое проявляется в виде многократного возобновления в памяти перенесённых переживаний, трагических событий, когда человеку снятся одни и те же кошмары. Причём ветеран часто проживает всё настолько остро и глубоко, как будто это произошло с ним только что. Когда он рассказывает об этом, к концу разговора его футболка может быть насквозь пропитана потом, дрожат руки, взгляд устремлён куда-то в прошлое… А люди, которые побывали в плену? С них неделями могли не снимать наручники или многократно выводили на расстрел. Лишь потом становилось понятно, что это была имитация казни. Проживались же эти мгновенья как последние в жизни. Это невыносимые испытания для психики большинства людей.

Если задуматься о том, каким может быть дальнейшее развитие ситуации, то важно учитывать опыт тех стран, которые прошли подобные испытания. Около 50 тысяч американцев погибли во Вьетнаме, и тысячи солдат совершили суициды уже после возвращения домой. При этом США — страна с хорошо развитой системой здравоохранения, которая материально компенсировала людям их участие в военном конфликте — ветераны получили существенные выплаты, которыми могли распорядиться по своему усмотрению. А это значит, что им дали возможность и ресурсы, чтобы себя реализовать после возвращения домой. Что же делать, если подобной поддержки нет? У многих военнослужащих, которые возвращаются из АТО, нет работы, сложные взаимоотношения в семье.

Как долго может длиться период адаптации?

Даже вернувшись, многие бойцы активно следят за событиями в АТО, созваниваются с побратимами, встречаются, помогают друг другу… Когда закончится война, это будет пиком испытаний. Станет вопрос: достигли ли они результата, за который воевали? Результат — это ведь не убить кого-то, а чтобы эта страна была счастливой, в том числе и они сами, их семьи и близкие. Ребята уже сейчас дают сигнал обществу, что их не устраивает то, что они видят. Бойцы не ради этого рисковали своими жизнями. Общество же в высокой степени остаётся инертным.

Почему бойцам так важно найти побратимов, будучи уже дома, рядом с семьёй?

Побратимы — люди, которые понимают друг друга, разделяют одни ценности. Многие из ветеранов, даже несмотря на пережитые ужасы, мечтают или хотят вернуться в АТО. На войне система ценностей совершенно другая, она более честная, чем здесь, в обществе. Там друг — это друг, а враг — это враг. Люди, которые побывали на войне, открывают для себя очень важные вещи.

Пекло, в котором они находились, очень сближает их. В АТО всё обостряется — и ощущение опасности, и вся полнота жизни. Родина там — не просто слово, и отношения с побратимами там настоящие. Когда они возвращаются домой, мир для многих становится пресным — в нём нет той глубины и ценностей. Понятное дело, что в тех условиях здоровье страдает, год идёт за несколько лет, но с другой стороны, на гражданке им потом не достаёт силы этих ощущений — открытости, правдивости, честности, свободы в отношениях…

Как проходит реабилитация участников боевых действий?

В нашей психиатрической больнице №3 действуют два специализированных отделения для участников боевых действий. Одно для оказания помощи при тяжёлых психотических расстройствах. Второе, куда поступают с невротическими расстройствами по направлениям районных поликлиник — ордерам. В 2015 году за помощью к нам обратились три человека, в 2016-м — 25, а в 2017-м — 82. Сегодня как только койка освобождается, на неё сразу же поступает следующий пациент. Поступают не только ребята из АТО, но и участники боевых действий в Афганистане, чернобыльцы.

Сейчас отделение с нагрузкой справляется. Однако от этого психиатрическое отделение не перестаёт быть психиатрическим. Это не то место, куда хотелось бы попасть большинству людей. Ведь в нашем обществе присутствует страх как перед психиатрическими учреждениями и специалистами-психиатрами, так и диагнозами, которые те могут поставить. Из-за этого за помощью обращаются лишь немногие из тех, кто в ней нуждается. Какая-то помощь в Украине идёт по принципу волонтёрских проектов. В целом создаётся впечатление, что психологической поддержки должно быть больше. К сожалению, за пару недель госпитализации ребята не успевают адаптироваться полностью, кроме того, им нужно реально помочь найти работу.

С какими жалобами приходят ветераны?

Это последствия ранений и контузий, головные боли, перепады настроения, раздражительность, бессонница или наоборот кошмарные сновидения. К тому же нахождение в боевых условиях приводит к тому, что психические реакции обостряются до максимума. Когда от скорости реакции зависит жизнь, когда имеют значение доли секунды, то ни на какие сомнения и раздумывания не остаётся времени. Ответ должен быть мгновенным, а готовность к немедленной реакции постоянной. Вернувшись домой, человек не может быстро привести себя в соответствие к ним. К примеру, учитель, который раньше не позволял себе входить в дверь класса без стука, после нескольких месяцев службы стрелял, реагируя даже на шорох. Иначе он погибнет. По возвращении ему могут предъявить претензию — почему ты так резко себя ведёшь?

Это переключение сложно сделать, в том числе и потому, что после возвращения ветераны АТО не видят в обществе тех изменений, на которые надеялись. Они говорят, что там делали всё зависящее от них, чтобы здесь жизнь стала лучше. И это разочарование усложняет адаптацию к мирной жизни. Особенно сложно адаптироваться тем, кто не может найти работу. Ведь постоянная занятость не только обеспечивает материальный доход, но и наполняет жизнь человека впечатлениями и деятельностью, вытесняющими из сознания перенесённые испытания.

Когда есть ранение — понятная ситуация. Человек от государства может получить по закону предусмотренную компенсацию. А если этот ущерб здоровью связан с износом организма? Отправляя людей на войну, общество должно понимать, что эти люди потом будут нуждаться в помощи. Они заплатили дорогую цену, выполняя порученную миссию. Это колоссальный износ, даже если физически человек не получил травм или увечий.

Люди очень отличаются друг от друга по устойчивости к стрессу. Мы видим человека, который прошёл плен, пытки, неделями сидел закованный, с мешком на голове — и не сломался. Это просто поразительно. Сейчас он помогает побратимам. Другой же даже не был в непосредственной близости от боевых действий, но пережил психический срыв, услышав звуки, которые доносились оттуда, где шли бои или обстрелы. Человек сутки сидел в ступоре и не мог понять, что с ним происходит. Хотя этот человек мог поднять руку и пойти по собственной инициативе в армию, но у него оказался именно такой ресурс. Как это можно ставить ему в вину? Война — это суровое испытание на прочность.

С какими проблемами обращаются дети войны, переселенцы?

Я не могу обсуждать проблемы детей, оказавшихся в зоне военных действий, поскольку с этой категорией не работал. Понимаю тяжесть обстоятельств, с которыми им приходится сталкиваться. Это очень тяжёлые психологические травмы, если ребёнок увидел, что у него на глазах расстреляли родителей или во время обстрела погиб под развалинами брат. Конечно, они будут нуждаться в профессиональной помощи. Причём длительной.

То, что многие вынуждены бросить свои дома — это тяжелейший стресс. Но не меньший стресс — отношение общества к переселенцам. Многие не принимают их, и им это очень больно. Этот статус ощущается как клеймо. Хотя люди своим отъездом проявили активную позицию и показали, на чьей они стороне. Жизнь вынуждает адаптироваться, и этот экзамен продолжается.

Действительно ли бывают периоды, когда количество пациентов у врачей-психиатров увеличивается? Какие болезни могут влиять на всплески?

Такое заболевание, как шизофрения, присутствует фактически в неизменном проценте случаев. Есть официальная статистика, по которой данному заболеванию подвержено порядка 1% населения. Некоторые специалисты высказывают мнение, что это только выявленные случаи, а реальное число больных шизофренией в 2-3 раза больше. Мы действительно сталкиваемся в практике с людьми, которые впервые попадают в поле зрения психиатра, а у них стаж болезни годы или даже десятки лет. Видим пациента и понимаем, что у него очень давняя проблема. 

Что касается динамики в целом? На психическом здоровье людей, конечно, отражается война и нерешённые социальные проблемы. Отрицательно влияет и увеличение темпа жизни. Люди в большинстве стран испытывают стресс, и с этим связаны нервные срывы. Данный уровень нарушений — невротические расстройства. Они входят в статистику психических нарушений, и именно за счёт этой группы идёт существенный рост показателей. В «Национальном руководстве по психиатрии» упоминается, что психические расстройства наблюдаются у 25% населения. При этом имеет место отчётливая тенденция роста. Она касается не только Украины, но и других, более благополучных стран.

Безусловно, процессы, которые происходят у нас в стране, существенно влияют на психическое состояние людей, поэтому у нас особая ситуация. Многие участвуют в этих событиях, в том числе и войне непосредственно. Причём в войне участвует не только мужчина, который поехал в зону боевых действий, но и вся его семья, всё окружение. Они переживают за близкого человека, и это отражается на их здоровье, физическом и психическом. В помощи может нуждаться не только ветеран, но и его родные.

Люди не справляются с ситуацией, в которой они находятся, переживают её как неразрешимую, и это приводит к расстройствам. Состояние подавленности истощает человека. Сначала это астеническая симптоматика, когда человек просто устаёт, у него не хватает на всё сил. Потом нарастает состояние тревоги. По природе за этим сигналом должно идти действие — нужно что-то исправить, изменить. А если он не видит и не понимает, что нужно исправить? Напряжение начинает нарастать и образуется замкнутый круг. У нас в обществе нет традиции в таких случаях обращаться за помощью к специалисту. Человек идёт к врачу только тогда, когда начинает давать сбои организм — повышается давление, открывается язва.

Слышали ли вы о случае с бывшим сотрудником «Новой почты» в Харькове, который въехал на автомобиле в торговый центр? Сначала патрульная полиция сообщала, что он, по предварительным признакам, находился в состоянии наркотического опьянения, позже его родные объяснили, что его поведение вызвано психическим состоянием. Могли ли большие нагрузки на работе спровоцировать такую ситуацию?

В данном случае мы можем говорить о том, что у него ранее не диагностировали нарушений, препятствующих вождению автомобиля. Если бы их выявили, то он бы не смог получить разрешение работать водителем. Но данные нарушения могут возникнуть в различном возрасте и под влиянием различных факторов. При этом человек может заболеть и не попасть в поле зрения врачей до совершения какой-либо ошибки. Она может быть трагической, и от этого, к сожалению, не застрахован никто. Любая работа требует мобилизации ресурсов человека, а вождение автомобиля в условиях густонаселённого города — это нагрузка довольно экстремальная.

Как вы считаете, можно было бы предотвратить ситуацию с захватом заложников в почтовом отделении «Укрпочты» 30 декабря, если бы вовремя оказали помощь этому человеку? Его мать утверждает, что он страдает психическим расстройством с рождения, однако на лечение его не отправляли.

Это неоднозначный вопрос. У нас действует закон о психиатрической помощи, который был принят в 2000 году. Помню работу психиатрической службы до принятия этого закона и после. Есть существенная разница, свои плюсы и минусы, но специалистов существенно ограничили в правах. Сейчас непросто госпитализировать пациента с психическим расстройством. Очень чётко звучит понятие добровольности. К тому же стационар сегодня используется только в крайнем случае. Даже когда у пациента есть психические нарушения, он может получать помощь без госпитализации, лечение проводится амбулаторно. 

Мне хорошо запомнилась одна ситуация, когда в 2000 году закон вступил в силу. Я находился на улице Квитки-Основьяненко. Вдруг мимо прошла женщина, которая неестественно смеялась — хохот был каким-то искусственным, как бы механическим. В этот же момент в противоположном направлении шла женщина, которая так же неестественно плакала. Эта встреча была очень символичной. Вступил в силу закон, и теперь эти люди вместо психиатрических больниц оказались на улице. Это их право. Раньше психиатрия работала у нас по принципу профилактики, предупреждения, а сейчас главенствует свобода личности. Вот в отделение, которое я консультирую, в пятый раз поступает пациентка, и в пятый раз она отказывается от госпитализации.

В таком случае принудительно можно положить в больницу только по статье 14 (Закона Украины «О психиатрической помощи» — ред.)— если человек представляет опасность для себя, когда хочет свести счёты с жизнью, или окружающих. При этом врач должен получить разрешение на госпитализацию в суде. Эта процедура врачами строго соблюдается. Сегодня она уже настолько вошла в практику, что фактически половина времени психиатра уходит на суды и подготовку документов. Врач должен доказать в суде, что пациенту требуется госпитализация, а пациент имеет право защитить себя от данной необходимости. Рассмотрения, бывает, затягиваются на недели. В некоторых городах подобные заседания проводят по интернет-связи, чтобы не отрывать врача на несколько часов от лечебной работы и не создавать для пациента дополнительно стрессовую ситуацию в коридорах суда. Это более гуманно, оправдано и менее травматично. Причём решение о необходимости госпитализации принимает не один врач, необходимо предоставить заключение комиссии специалистов. Это гарантирует с точки зрения закона защиту прав пациента, который страдает психическим заболеванием.

Закон уравнивает в правах психически больного человека и психически здорового. Я скажу так: он делает акцент на защите прав больных. Мы лечим, если человек даёт согласие. А если не даёт согласия, этот вопрос решается только через суд. Пока человек не переступил черту и не нарушил закон, он имеет право жить так, как он живёт, в том числе и психически больной. Эти взаимоотношения определяет само общество путём утверждения законов, а психиатры находятся под таким пристальным общественным вниманием, что могут лишь строго их придерживаться. Позволяют ли такие условия исключить возникновение трагических инцидентов? К большому сожалению, нет! Ни в нашей, ни в какой-либо другой стране мира.

Бывают ли случаи, когда ваши коллеги ведут пациента несколько лет и, не видя улучшений, обращаются за помощью к психотерапевту?

В последние годы роль психосоматического механизма становится более очевидной. Об этом больше пишут, говорят. Врачи разных специальностей всё чаще и чаще такую рекомендацию дают осознанно, потому что понимают — не все нарушения удаётся устранить медикаментозно. Количество лекарств растет с невероятной скоростью, но человечество не становится здоровей. Скорее, наоборот. Врач же, когда он обращается за психокоррекцией к коллегам, достоин только уважения. Сами пациенты потом благодарят за улучшение самочувствия. Когда читаю лекции семейным врачам, которые должны стать специалистами на все руки, обязательно говорим с ними и о том, что есть скрытые депрессии, которые проявляются соматическими жалобами. В этих случаях также необходимо подключать психиатров.

В чём суть психосоматических расстройств? Те переживания, которые человек создаёт, проходит, преодолевает, абсолютно зеркально отображаются в теле. Такое взаимодействие не для всех очевидно. Человек, который оказывается в жизненно сложной ситуации, часто даже не может себе представить, что такая связь возможна. У кого-то начинается бронхиальная астма, дерматит. Больной идёт сразу же к профильному специалисту, и тот лечит проявления или начинает давать обезболивающие препараты. При этом психологические механизмы недооцениваются, хотя в ряде случаев являются причиной соматического заболевания.

Часто причина болезни заключается в чрезмерной эмоциональности. Человек выраженным переживанием реагирует на событие, а тело на физическом уровне реализует эту же реакцию. Вначале необходимо осознать, что происходит. У многих этот процесс вызывает сложности, но когда человек начинает видеть связь между своими реакциями и физическими проявлениями, то приобретает власть над собственным организмом. Ведь, как выяснилось, делать плохо самому себе не хочется.

Что помогает в подобных ситуациях, как заблокировать болезнь?

Первое, что нужно понимать, — тело добросовестно отвечает на наши эмоции. Когда человек заявляет, что на него навалились проблемы, это говорит о том, что он перекладывает ответственность за происходящее на обстоятельства и снимает с себя. Я в таких случаях всегда обращаю внимание на то, что мы действительно не можем влиять на внешние обстоятельства, но собственные мысли и эмоции создаются нами на 100%. Вся история человечества — это история преодоления препятствий. То ли человек убегает от тигра в лесу, то ли участвует в войнах, то ли ищет выход из создавшегося катаклизма. И в древние времена, и сейчас очень важны практики, которые связаны с управлением своим телом и сознанием. Безусловно, это йога. Сюда также относится аутогенная тренировка, которая, к слову, тоже из йоги родом. У меня такое впечатление, что многие практики вышли из йоги, как одной из самых древних и фундаментальных систем. Очевидно, европейцы стремятся создать какие-то новые способы, более привычные в отношении мировоззрения, чем предлагаемые Востоком.

Сложно ли выявить депрессию и много ли сегодня таких случаев?

К сожалению, много. Все события, которые сейчас происходят, тяжёлым грузом ложатся на плечи людей. С одной стороны, состояние тревоги является универсальной реакцией на внешнее неблагополучие. На его возникновение должен последовать ответ в виде какого-то действия, приводящего к устранению опасности, неблагополучного обстоятельства. Но если человек не видит выхода из сложившейся ситуации или не имеет на это сил, тогда эти переживания, достигая невыносимой степени, могут привести и к роковым последствиям. Регулярно стационары получают пациентов, пытавшихся свести счёты с жизнью.

Самое тяжёлое, что человек может переносить в своей жизни, — это душевная боль. Он окунается в депрессию, как в кошмар. Человек, у которого начинается генетически обусловленная депрессия, переживает её настолько тяжело, что не верит в возможность выздоровления, полностью погружается в переживание безысходности, утрачивает способность получать положительные впечатления от сна, еды и реализации других жизненных функций. При этом депрессивный эпизод может повторяться. В таких случаях родные или друзья должны брать человека за руку и вести к специалисту.

Почему люди избегают обращения к специалисту?

В обществе существует страх перед психическими болезнями. Фактически обращение к психиатру человек воспринимает как подтверждение своей неполноценности. Это большая ошибка. Из-за такого отношения к нам за помощью очень часто обращаются уже тогда, когда ситуация зашла слишком далеко. Так люди могут годами страдать от панических атак, переживая свою жизнь как последний кошмар. Но когда всё-таки обращаются за помощью, то становится понятно, что все эти опасения абсолютно напрасны.

В своей практике в большинстве случаев панических атак никаких лекарств не применяю. Мы разбираемся в том, какие обстоятельства вызывают напряжение, внутренний протест, как человек создаёт условия для панического реагирования. Обсуждаем наиболее подходящие способы альтернативного поведения. Тренируем навыки произвольного расслабления. Обязательно используем физические нагрузки, в зависимости от возможностей конкретного человека. Без регулярной физической активности сохранить душевное равновесие практически невозможно. Это комплексная работа или, как её называю, психофизиологическая система адаптации. Мы живём в таком информационно перегруженном пространстве, что жизненно важно научиться отсекать ненужное и сохранять душевное равновесие. А его наличие, в свою очередь, является самым надёжным условием принятия правильных решений и сохранения физического здоровья.

Читайте также: Возвращаясь с войны