ВОСКРЕСНЫЕ ПРОГУЛКИ

Григорий Горин

Каждое воскресенье я провожу вместе с отцом. Обязательно. Несмотря на занятость, бросаю все дела и отправляюсь вместе с ним куда-нибудь — в парк, в кино или просто в сквер. Отец любит гулять со мной и не пропускает ни одного воскресенья.

Вот и сегодня, только я проснулся, он уже стоит в моей комнате.

— Здравствуй, — говорит он. — Куда мы сегодня?

— Сегодня в зоопарк, — говорю я. — Согласен?

Отец кивает головой. Он любит ходить в зоопарк. Мы бывали там много-много раз, и этот животный мир мне, честно говоря, уже поднадоел, но он любит.

Пока я чищу зубы, одеваюсь, пока бабушка поит меня молоком и пришивает бретельку к штанам, отец сидит в моей комнате и листает книги. Из кухни сквозь открытую дверь я вижу, как он рассматривает картинки и чему-то улыбается.

— Я готов! — кричу я.

— Булки для лебедей взял? — спрашивает отец.

— Взял.

В зоопарке никого нельзя кормить, кроме лебедей. Это отец знает. В первый раз, когда мы пришли с ним туда, он бросал обезьянам конфеты, и нас чуть не оштрафовали. А лебедей кормить можно. Они очень смешно толкаются в воде и ловят куски булки прямо на лету.

Мы едем в автобусе. Отца я посадил ближе к окну — он любит смотреть на дома. Я грызу яблоко. Если в автобусе грызть яблоко, дорога всегда кажется короче.

— Как дела на работе?

— Ничего, — говорит отец. — Все в норме.

— Звягинцев свирепствует?

— Немного… — Отец сконфуженно улыбается и пытается обнять меня за плечи, но я не даюсь.

Звягинцев — начальник там, где работает отец. Он всегда придирается к отцу и делает ему разносы на совещаниях. Звягинцев — хам. Впрочем, отец тоже виноват — нельзя быть таким рохлей.

Мы долго идем мимо птичьих вольеров, смотрим на купающихся медведей, потом стоим возле загона, в котором ходят дикие олени.

— Почему они языки свесили? — спрашивает отец.

— Им жарко, — говорю я. — Необходима терморегуляция… Влага испаряется, понимаешь? А ещё у оленя есть в сердце кость…

— Не может быть! — отец испуганно смотрит на меня.

— Я читал. Ну, может, и не совсем кость, но какая-то костная основа имеется. Поэтому олени такие выносливые.

Отец смотрит на меня вытаращенными глазами и, кажется, вот-вот расплачется.

— Нет кости, — говорю я. — Пошутил!

Мы уходим от загона и направляемся к повозкам с пони. Мне хочется покататься на пони. Отцу тоже хочется покататься на пони, но взрослым запрещено. Я пытаюсь уговорить билётера, объясняю, что отец — легкий и пони не надорвутся, но билётер не разрешает. Тогда я закатываю истерику. Это мой проверенный приём. Валюсь на землю, строю ужасные рожи и ору:

— Папочка! Я хочу с папочкой! Пустите моего папочку!

Собирается толпа. Меня поднимают с земли, вытирают слезы. Я мелко дрожу и всхлипываю. Кто-то кричит на билётера. Тот огрызается, но продает отцу билет.

Мы делаем на повозке два круга. Пони бегут быстро. Непонятно, откуда у них такие силы. Отец обнимает меня, смеется и на поворотах громко кричит: «И-эх!»

Когда повозка останавливается, он ещё несколько минут не может прийти в себя, ерошит волосы и, глядя на меня молящими глазами, спрашивает:

— Хочешь ещё?

Мне жалко его, но я решительно говорю:

— Хватит!

Печально, что приходится быть с ним строгим, но мама права — всему надо знать меру.

Потом мы идём в кафе, заказываем мороженое. Сегодня здесь богатый ассортимент: каждому приносят по три шарика — шоколадный, фруктовый и апельсиновый. Апельсиновый самый вкусный, если его не глотать кусками, а понемногу слизывать с ложечки. А ещё интересно совсем не глотать, а положить кусок мороженого в рот и ждать, пока оно само растает.

— Что у тебя с квартирой? — спрашиваю я.

— Был в райисполкоме, — поспешно говорит отец и кладет ложку.

— Ну что?

— Они обещали через пару лет…

— Ты же очередник! Надо взять письмо с работы!

— Давай в кино пойдём, — предлагает отец. — Новая серия «Ну, погоди!».

— Нет, — говорю я. — Пойдём в сквер.

Отец быстро доедает мороженое, и мы встаем.

Меня всегда бесит его отношение к квартире. В конце концов, при его стаже он имеет право получить квартиру и через своё министерство. У нас сосед так получил. Но разве отцу втолкуешь?

Бабочка пролетела. Странная какая-то бабочка, коричневая, а на крыльях зеленые кружочки… Вот бы поймать! Но чем поймать — сачок не взял, а панамкой не накроешь… Кстати, насчет квартиры можно посоветовать отцу пожаловаться в газету. Все так делают…

Мы приходим в сквер. Это очень красивый сквер и недалеко от нашего дома. Здесь есть детская площадка с песком и много скамеек. Тут мы обычно гуляем с родителями.

Вижу Сашку Кулагина. Он ведет за руку своего отца. На отце — новенький джинсовый костюм с желтыми клёпками. Сашка у нас знаменитость — поет в детском хоре при консерватории. В этом году Сашкин хор выезжал на гастроли за границу, вот он отца и одевает во всё фирменное.

— Сашка! — кричу я. — Давай сюда!

Сашка увидел меня, замахал рукой.

— Знакомьтесь, это мой папа, — говорю я.

— А это мой! — говорит Сашка и подталкивает своего отца к моему.

Они пожимают друг другу руки, смущённо переминаются с ноги на ногу.

— Вы тут на скамейке посидите, а мы пошли играть, — говорит Сашка, и мы бежим к детской площадке.

Наши отцы некоторое время стоят молча, потом садятся на скамейку, закуривают.

— Сколько твоему? — спрашивает Сашка.

— Тридцать три. А твоему?

— А моему уже тридцать семь. Но он ничего выглядит, да?

— Твой в порядке! — говорю я. — А мой что-то сдает. Бледный, не ест ничего…

Сашка наваливает лопаткой песок, а я ладонями прорываю туннель. Это метро. Сейчас здесь пройдет поезд.

— Осторожно! Двери закрываются! — писклявым голосом кричит Сашка, и я медленно двигаю вагончики.

Три часа дня. Пора обедать. Я поднимаюсь с земли, отряхиваюсь, иду к скамейке. Увидев меня, отец поспешно встает, гасит сигарету.

— Нам пора, — говорит он Сашкиному отцу.

— Всего хорошего! Очень рад был познакомиться.

— До свидания! — говорит Сашкин отец и тоже встает.

— До свидания, мальчик. Какой ты бутуз! — Он пытается ущипнуть меня за щеку, но, поймав строгий Сашкин взгляд, испуганно отдергивает руку.

Мы идем по направлению к дому. Это недалеко, но мы всегда идём это расстояние медленным шагом. Видно, что отцу очень не хочется от меня уходить, но что поделаешь?

— До свидания, — говорит он, когда мы подходим к дому.

— До свидания! — И целует меня в щеку.

— До свидания, папа, — говорю я. — До следующего воскресенья. Пойдём в кукольный театр, на «Чебурашку»! Мне обещали достать билеты. Ты ведь не видел «Чебурашку»?

Он улыбается, машет мне рукой и уходит по тротуару к остановке автобуса…

Они развелись пять лет назад. В чём там было дело, я пока не знаю.

Конечно, мне надо бы гулять с ним почаще, но что поделаешь, когда столько дел. А тут ещё в детском саду к понедельнику велели склеить разноцветные кубики…