В поисках идеального ток-шоу
Какой должна быть политическая телепрограмма, чтобы удовлетворять потребности зрителей, а не политиков.
Страсти вокруг телевизионных политических ток-шоу в последнее время бурлят нешуточные. И немудрено, поскольку телезритель, он же избиратель, неспособный ни заглянуть за кулисы публичной политики, ни услышать что-то внятное о событиях в стране из переполненных предвыборным пиаром новостей, вынужден с головой уходить в телевизионные баталии и верить, что именно они и есть политика. И хотя на украинском телевидении никогда ранее не было такого количества политических программ, спрос на них как у зрителей, так и у политиков также бьет все рекорды. Борьба основных кандидатов в президенты за как можно большее количество эфира, как можно более лояльного ведущего и гостей студии, а в идеале – еще и согласованный заранее сценарий с вопросами и темами для обсуждения, ведется всеми возможными методами, будь то подкуп, договоренность с владельцами телеканалов, уговоры, запугивание и шантаж, угроза штурма студии, а уже непосредственно в эфире – перекрикивание друг друга, узурпация власти ведущего, скандал, истерика, ультиматумы, а в рекламных паузах – даже мордобой.
Наименьшим спросом в текущем политическом сезоне пользуется классический формат теледебатов. Основные претенденты на пост главы державы от встречи в эфире тет-а-тет с оппонентами отказались, поскольку жеребьевка несет серьезную угрозу принципу статусности – основополагающему политическому закону наших массовых коммуникаций, согласно которому политики высшего ранга не должны «опускаться» до полемики с младшими по званию оппонентами. Уж не знаю, на каких научных теориях основывается это дремучее представление о «принудительном донорстве рейтинга», однако первая пятерка кандидатов дружно убоялась перспективы оказаться в эфире с Бродским или Протывсихом; что же касается негосударственных дебатов, то здесь спасовал Виктор Янукович, не желающий выходить на заведомо проигрышный для него телепоединок с Юлией Тимошенко. В общем, остались мы без дебатов. По той же причине практически невозможен обычный для нашего телевидения формат так называемой «свободы слова» – сборной солянки из политиков разного калибра: в нем согласны принимать участие лишь кандидаты второго-третьего эшелона, не слишком интересные зрителю. Методом исключения приходим к главному формату текущей кампании – гибриду пресс-клуба и парламентской трибуны, где присутствует один кандидат в президенты, который, по идее, должен отвечать на вопросы ведущего, журналистов, экспертов и других гостей студии.
Зачем нужны ток-шоу кандидатам, понятно и ежу: представить себя в наилучшем свете, соперника – в наихудшем, привлечь избирателя на свою сторону или, как минимум, примелькаться, чтобы публика запомнила фамилию и лицо. А вот зачем они нам с вами, то есть телезрителям-избирателям, и какими должны быть, чтобы удовлетворить наши потребности? Несомненно, зрелищность является важной составляющей, и многие получают удовольствие именно от того, как виртуозно кандидаты «мочат» друг друга в телестудиях. Но все же более существенна, на мой взгляд, возможность получить информацию о кандидате для осознанного выбора. На практике, поскольку кандидат – существо в высшей степени неприкосновенное, он стремится говорить сколько душе угодно и о том, о чем угодно. Для того, чтобы заставить его говорить о важных и интересных народу вещах, нужны правильные вопросы. От содержания и формулировки вопросов, а также настойчивости того, кто их задает, в модном нынче формате главным образом и зависит, будет политик после боя со щитом или на щите.
Дискуссия на тему «что и как спрашивать у политиков?» продолжается в околожурналистской среде уже не первый год. Одни придерживаются мнения, что политиков нужно загонять в как можно более дискомфортные условия, задавая вопросы, на которые они меньше всего хотели бы отвечать. Другие считают подобный поход неконструктивным и требуют серьезных мировоззренческих дискуссий о будущем страны. Например, в последнем выпуске «Шустер live» Виталий Портников произнес целую речь, обвинив коллег в опошлении телеполитики, и призвал спрашивать кандидатов только о содержании их программ. Но не слишком ли облегчаются в этом случае условия телевизионных «экзаменов» для политиков, если для получения хорошей оценки достаточно зазубрить шпаргалку?
В общем, дилемма непростая. Попробуем разобраться, какими же должны быть вопросы к политикам, чтоб ответы на них не были лишней возможностью попиариться, но и не превращались в пытку калёным железом.
Когда «Готов отвечать» запускался, я был уверен, что студию наполнят подсадными утками, читающими вопросы с бумажки. Отнюдь! «Маленькие украинцы» оказались настоящими, однако их вопросы практически всегда в чем-то не дотягивали: то в конкретике, то в глубине, то в обобщении, то в логике, то в точности формулировки. Большинство их сводится не к «как?» или «почему?», а к вечному «доколе?». Нечеткость вопросов развязывает политикам руки, позволяя им элегантно увиливать от ответа и заниматься откровенной демагогией, а среднестатистический гражданин, очарованный самим фактом общения с небожителем, обычно не настаивает на том, чтобы услышать конкретный ответ. Не удивительно, что любимая фраза героев подобного формата – «спасибо за вопрос!».
Есть и другая проблема: получив первый и, возможно, последний в своей жизни шанс обратиться к одному из первых лиц государства, рядовой гражданин часто стремится использовать его, чтоб поделиться своими личными невзгодами и попросить помощи. Получается что-то вроде классической сценки «ходоки у Ленина» – вождь, демонстрируя демократизм и заботу о народе, внимательно выслушивает, а дальше, в зависимости от собственного статуса, или начинает искать и клеймить виноватых во власти (оппозиционер), либо обещает непременно разобраться и решить проблему (власть предержащий). Случаи, когда герой ток-шоу воспринимает подобные вопросы как призыв к обсуждению истоков проблемы, а не конкретной истории отдельного гражданина, единичны. Случаи, когда политик взял на себя вину или ответственность и хотя бы попросил прощения, неизвестны. Зато, пообещав «разобраться» с личной проблемой гражданина, политик ловко отлынивает от ответа на вопрос о причинах, ее породивших. Вот где необходим журналист – человек, способный профессионально сформулировать причинно-следственную связь между описанной ситуацией и конкретными действиями политиков.
Лучше всего недостатки «народного» формата иллюстрирует сценка из первого выпуска «Готов отвечать»: плачущая старушка трогательно просит Арсения Яценюка «пообещать, что ее внуки будут жить хоть немножечко лучше». Бурные аплодисменты, кандидат бьет себя пяткой в грудь и обещает, что горло всем за бабушкиных внуков перегрызет. Все живенько, естественно, намного убедительнее, чем в рекламе!
В демократической телевизионной традиции политику, встречающемуся в эфире с журналистами, не должно быть уютно. Существует специальный термин hard talk – «тяжёлый разговор». Для некоторых ведущих и журналистов издевательство над политиками превращается в своеобразный спорт – они специально колют, режут, давят, гоняют и раздевают собеседника, доводя его до истерики. Правда, на центральных каналах таких уже почти не осталось, поскольку телесобственники весьма ценят дружбу с политиками.
Стандартный набор вопросов, от которых ведущим политикам Украины становится дурно, общеизвестен, они звучат регулярно, и совершенно непонятно, почему бы им не последовать примеру киевского мэра, который уже давно сказал «да, я – Лёня Космос», заставив обидное прозвище работать на себя. Составить для себя список продуманных и исчерпывающих ответов на эти вопросы, запомнить их и повторять, пока журналистам не надоест. Однако наши кандидаты продолжают бегать от неудобных вопросов и журналистов, способных их задать. Согласовывая с редакцией ток-шоу список приглашенных журналистов, они вычеркивают оттуда «опасные» фамилии. В конце концов, последним донкихотом, задающим острые вопросы, остался Мустафа Найем, которого удалить из студии «Шустер live», как штатного сотрудника, невозможно. В общем, от демократической традиции мы отличаемся еще и тем, что там политики, мечтая о карьерных высотах, стараются не делать ничего такого, что потом можно использовать против них как компромат, а у нас – сначала наломают дров, а потом лихорадочно пытаются избежать последствий.
Есть одно обстоятельство, делающее острые вопросы в целом бессмысленными: честность не входит в шорт-лист качеств, наличия которых украинские избиратели требуют от политиков. Мы как-то незаметно привыкли к тому, что политики лгут, выкручиваются и манипулируют, и воспринимаем это как должное. Поэтому на 100% обвинений, какими бы обоснованными они ни были, наш герой будет с невинной миной все отрицать, не боясь потерять доверие электората. Терпимость нашего избирателя, его готовность прощать своим избранникам маленькие слабости вроде сотен приватизированных гектаров, миллионных яхт, убийц в списках и тому подобного, воистину безгранична. Загоняя политика в угол слишком назойливыми уколами, журналист часто добивается обратного эффекта – его жертве начинают сочувствовать зрители, а ведущий и даже другие журналисты спешат перевести тему. В любом случае журналист никогда не должен забывать, что его цель – помочь герою раскрыться, в том числе, возможно, и с не лучшей его стороны, но не раздавить, унизить или смешать с грязью.
Главное, к чему стремятся политики в эфире – хорошо выглядеть (известно ведь, что Кеннеди выиграл теледебаты у Никсона в первую очередь потому, что был в сравнительно лучшей форме) и убедительно звучать, а опровергать что-либо убедительным тоном намного легче, чем отвечать по сути. Поэтому все лозинские, межигорья, хасиды, олигархи и дворцы в конча-заспах могут оказаться менее результативными, чем простой вопрос о приоритетах фискальной политики, в ответ на который политик краснеет и невразумительно мычит.
Как противоположность острым. Журналисты ведь тоже люди – некоторые из них спешат побыстрее отдать кредит за квартиру или машину, некоторые от чистого сердца выражают свои политические пристрастия, некоторым просто хочется помочь политику, подбросив тему, в которой он неплох. А кому-то поручила поставить именно такой вопрос редакция. Обвинять кого-либо в продажности, не разобравшись, не стоит.
Иногда отбор вопросов происходит на стадии подготовки программы – некоторые редакторы и ведущие требуют от журналистов и экспертов согласования и пытаются «отсеять» то, чего по тем или иным причинам не хотели бы слышать в эфире. Конечно, у журналиста всегда остается возможность совершить «подвиг камикадзе» – задать не тот вопрос, который был согласован, – однако это чревато невозвращением в эфир.
Человеку, свободно ориентирующемуся в журналистской кухне, несложно сразу угадать кандидатов в подсадные утки, сидящих в студии. Телезрителю – сложнее, но все же слишком слащавая тональность или чрезмерное оживление, с которым политик начинает отвечать на вопрос, должны настораживать.
Практика «удобных» вопросов распространена скорее в провинции и на маргинальных телеканалах, а также в гостевых студиях с ведущими-«андроидами»; известным журналистам, посещающим студии ток-шоу на центральных телеканалах, не комильфо размениваться на такие мелочи, немедленно создающие весьма сомнительную репутацию.
Если человек утверждает, что разбирается во всем, вероятнее всего, на самом деле он профан. Президент – в первую очередь глава государства, то есть достойный гражданин, способный осознать нужды общества, национальную идею, национальные интересы, выстроить главные ориентиры, а когда нужно – сыграть роль арбитра нации. Для этого не обязательно знать наизусть все сто тридцать разновидностей межгалактических гендерных субвенций. Поэтому превращать ток-шоу в экзамен, на котором политика истязают узкоспециализированными вопросами из далеких закоулков экономики, по меньшей мере несправедливо. Честно и правильно со стороны кандидата в президенты было бы сознаться, что в этих конкретных вопросах он разбирается неглубоко, однако в его команде есть блестящие специалисты в этой отрасли.
Однако именно вопрос о команде порой оказывается самым сложным для кандидатов в президенты. Памятуя о том, как «подрывались» предшественники на теме собственного окружения («любі друзі» и тому подобное), все они, будто сговорившись, наотрез отказываются называть фамилии тех, с кем собираются спасать и обустраивать государство. Боязнь фамилий – пожалуй, главная тенденция в предвыборной риторике нынешней кампании.
Как уже было сказано выше, часто респондента заводит в тупик вопрос, кажущийся элементарным, а поскольку политик не может себе позволить открыто признаться, что ответа у него нет (история знает единственный случай, и то признание Сергей Тигипко сделал во время рекламной паузы), он начинает выкручиваться. Для Виктора Януковича роковым оказался вопрос о том, какими будут его первые масштабные свершения на посту президента – вместо конкретики он залопотал об исполнении законов и социальных стандартах. Его коллега Николай Азаров был обезоружен вопросом о том, будет ли признана независимость Южной Осетии и Абхазии. Юлия Тимошенко, обожающая говорить о том, как истребит олигархов, садится в лужу, как только ее спрашивают о методах деолигархизации. Это ведь не шутки – одно неосторожное слово, и под страхом потери собственности промышленники-феодалы распорядятся голосовать за оппонентов…
В общем, далеко не всегда вопрос с максимальной концентрацией сложных терминов – действительно наиболее сложный. Кроме того, следует учитывать и способность среднестатистического телезрителя понять, о чем спрашивают политика и что он отвечает. Тратить драгоценное эфирное время на разговор, смысл которого непостижим для большинства зрителей, нет никакого смысла.
Припомнить нынешним политикам их дела давно минувших дней на самом деле не так-то просто. Дело в том, что журналистские поколения в Украине очень быстро меняются, и людей, которые неотрывно следят за политикой и глубоко ее анализируют в течение десяти и более лет, оставаясь при этом в статусе журналиста, можно сосчитать на пальцах. Большинство же нынешних журналистов имеют о том, что происходило в политике 90-х и даже первой половины 2000-х, приблизительное представление. Почувствовать разницу удалось в те несколько месяцев, когда программу «Дуэль» на ТРК «Украина» вел настоящий политический аналитик Сергей Рахманин – у него для любого политика был целый букет напоминаний, способных вогнать если не в истерику, то, по крайней мере, в краску.
Несомненно, помнить и напоминать нужно, особенно если в послужном списке политика одна или несколько кардинальных перемен идеологии или политической платформы. Воззрения могут меняться с возрастом или под влиянием разных факторов, а верить ли человеку, с которым подобные метаморфозы происходят регулярно, – решать избирателям. Некоторым удается если не оправдаться, то объяснить логику своей политической миграции.
Хуже обстоят дела с идеологией и идентификацией политической платформы. В современной Украине у любой идеологии на порядок больше противников, чем сторонников, поэтому стремление прагматичных политиков не ассоциироваться ни с какими «-измами» вполне резонно. Исключение составляют нишевые партии – коммунисты, националисты и так далее. Поэтому в ответ на просьбу сформулировать свои политические взгляды вы, скорее всего, услышите что-нибудь о нуждах и благосостоянии народа. И немудрено, ведь мы видим, как позавчерашние коммунисты, они же вчерашние национал-консерваторы, борются в рядах левых (по сути своей риторики) сил за симпатии преимущественно правого электората. Поможет ли им, если они назовутся, например, либералами или христианскими социалистами? Попытки определиться с идеологией случались, но кончались провалом: например, «солидаризм», провозглашенный Блоком Юлии Тимошенко, был высмеян политологами, после чего о нем старались не вспоминать.
Словом, не так легко поймать политика на открытой смене убеждений от крайне левых до крайне правых или наоборот. Зато не лишним будет спросить о причине перемены отношения к таким «камням преткновения», как язык, коллективная безопасность, частная собственность на землю и так далее. Например, Виктор Янукович и его команда так и не придумали до сих пор, как отбрехиваться от напоминаний о законе 2003 года «Про основи національної безпеки», которым был утвержден курс Украины на интеграцию в НАТО – в его принятии участвовали и Партия регионов, и нынешний «евразиец» Литвин, и Янукович как премьер.
Увы, нынешняя парадигма работы журналистов не предусматривает таких неудобных и трудоемких методов подготовки к эфиру, как посещение библиотеки, просмотр подшивок прессы и тому подобное. Поэтому глубина проникновения в прошлое для журналистов ограничивается примерно десятилетием – тогда появилась «Украинская правда», а потом и другие информационные интернет-издания, архив которых сейчас доступен. Что ж, и это лучше, чем ничего.
Вопросы всех описанных типов в ток-шоу не помешают, главное – соблюдать разумную пропорцию. Например, приятный вопрос в начале может расположить политика к беседе, помочь ему открыться. Легкий вопрос «народного» типа или, например, шутливый, – разряжает атмосферу напряженной дискуссии. Главным же компонентом успеха ток-шоу следует признать понимание – и ведущим, и журналистами, – предмета общественного интереса к определенному политику, а также умение сформулировать главные вопросы к нему, отсечь неинтересные и несрочные, сделать разговор динамичным и злободневным. С главой счетной палаты нет смысла долго говорить о проблемах жилищно-коммунального хозяйства, а спикера Верховной Рады не стоит битый час расспрашивать об оборонной политике или реформе здравоохранения. Наверное, не меньше половины пустых разговоров в эфирах с участием кандидатов в президенты можно было бы избежать, если бы журналисты и ведущие отчетливо представляли себе спектр полномочий главы государства, согласно действующей Конституции.
Пускай политики этого не понимают или не хотят понять, но на самом деле живой, динамичный эфир, с настоящими, а не заготовленными и прочитанными «с бумажки», вопросами всегда приносит им больше пользы. Люди, привыкшие решать все свои проблемы методами, отличными от демократических, предпочитают не покидать зону комфорта и создавать себе выгодные условия, но в результате в имиджевом плане выигрывает тот, кто не боится выйти на камеру с открытым лицом. Со временем открытость должна стать стандартом общения политиков с обществом, а неспособные к ней деятели либо станут маргиналами, либо перейдут в разряд «непубличных» – со всеми вытекающими последствиями.
Идеальную программу можно было бы собрать по кусочкам. В каждом из ныне существующих на нашем телевидении политических ток-шоу есть сильные стороны, которые, увы, часто нивелируются вседозволенностью и базарным стилем поведения в эфире. В частности, из программы патриарха жанра – «Шустер live» (ТРК «Украина») – можно позаимствовать шкалу реакции аудитории и идею «банка времени». Из «Великої політики з Євгенієм Кисельовим» («Интер») – жесткий стиль модерации, который, увы, мало кто из коренных украинских ведущих может себе позволить. Из «Свободи слова» (ICTV) – глубокие аналитические вопросы ведущего, способного быстро сориентироваться и сделать правильный акцент. Из «Я так думаю з Анною Безулик» (5 канал) – активное участие журналистов и экспертов, которые получают много времени для выступлений и часто делают программу интереснее, чем если бы она сводилась к дискуссии политиков. Из «Золотої булави» (Первый Национальный) – привлечение признанных европейских экспертов, знающих истинное содержание понятий «свобода слова» и «демократия». Из «Української рулетки» (Первый Национальный» – ограничение времени, выделенного на ответ, двумя минутами. Объединить все это под руководством профессионального и уверенного в себе ведущего, способного на равных, без раболепия, говорить даже с первыми лицами государства, ни на миг не терять контроль над происходящим в студии, а в случае необходимости – настоять на своем даже ценой конфликта с политиком; организовать доступ журналистов и экспертов в студию по принципу аккредитации, а не отбора по согласованию с будущими героями программы; ограничить эфирное время максимум двумя часами, – и мы получили бы ток-шоу, которое даже относительно равнодушный к политике человек мог бы смотреть с интересом и без отвращения.
Все это вполне возможно в Украине – нам хватает профессиональных кадров, технологий, знаний, а скорее всего, нашлись бы и инвестиции. Одно лишь условие – независимость подобной программы от любого политического влияния, защищенность от попыток политиков навязать свои правила игры, – остается пока что невыполнимым. Хочется надеяться, что временно.