Свои люди — сочтёмся
Реалити-пьеса на бесконечное количество актов.
— Что?
— Ой, не с того начал. Вы верите в Бога…?
Журналисты старой школы обязательно написали бы в начале/конце этой истории: «имя Антона Подвезько стало нарицательным». Я же скажу: редакторам харьковских информационных интернет-ресурсов стоит завести отдельный тег — «Антон Подвезько». Этим тегом (синонимы: афера, разводка, мошенничество) можно было бы помечать тексты про беспримерную наглость и наивную доверчивость. Сюжет вечен: «пока живут на свете дураки».
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Небольшой сквер с неработающим фонтаном. На заднем плане угадываются очертания Дворца правосудия — Апелляционного суда. На площадке — с десяток людей с плакатами, несколько съёмочных групп.
На переднем плане — женщина с канистрой и зажигалкой. Люди скандируют: «Подвезько на нары!», «Вор должен сидеть в тюрьме».
Женщина с канистрой охотно раздаёт комментарии журналистам. Её речь невнятна и неразборчива. Вместо того, чтобы заплакать и выдать эмоционально-ёмкое про утраченную квартиру, отчаяние и намерение сжечь себя, она торопится изложить путаную историю длиною в несколько лет, жалуется на нерадивую невестку, упоминает какие-то договоры, украденные документы, подделанные подписи и — вконец растерявшись — даже не может ответить на вопрос, кого поджигать-то будет.
В её канистре очевидно нет горючего. Ей просто сказали: «Будет акция народного гнева, приедет телевидение, так надо для картинки». И она выходит с пустой канистрой к зданию суда. И также простодушно, как подписывала документы, отдавая родительскую квартиру незнакомому человеку, подписывает канистру: БЕНЗИН.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Коридор суда. Назначенное на 10.00 заседание всё не начинается. Нарядная помощница судьи проводит перекличку сторон. Деловитые клерки, напряжённые истцы и потерпевшие, безмятежный прокурор, вальяжные адвокаты.
Наконец, появляется конвой: pro forma лает пожилая овчарка, надзиратели, заламывая конвоируемых, так же pro forma делают в камеры строгие лица.
Судья проходит в зал, помощница сообщает телевидению, что «снимать нельзя», журналисты расходятся — то ли с разочарованием, то ли с облегчением.
Спустя несколько минут приходит известие: заседание перенесли, прокуратура заявила, что не успела ознакомиться с материалами дела, подсудимый продемонстрировал недовольство затягиванием процесса.
СЦЕНЫ ТРЕТЬЯ, ЧЕТВЁРТАЯ, ДЕСЯТАЯ И СОТАЯ
СВЕТЛАНА ТАТАРИНА, плача, рассказывает, как лишилась добротной квартиры в Дергачах, заняв у Антона Подвезько 20 тысяч долларов. Потрясённая, женщина пережила тяжёлый инсульт, после — лежала парализованная, восстанавливалась с трудом. Она пыталась повеситься, но муж вынул из петли, а спустя полгода от унижения и беспомощности сам покончил с собой. Сейчас Светлана оформляет инвалидность и судится с кредитором, который, уже осуждённый, из СИЗО требует, чтобы она освободила de jure не принадлежающую ей квартиру.
ТАТЬЯНА ФЁДОРОВА обменяла 3-комнатную квартиру в центре Харькова на кухонный комбайн. Подписывая договор, она искренне верила, что это всего лишь формальность. Вот рассчитается с кредитором, вернёт ему 20 тысяч долларов и заберёт свои документы. Женщина исправно выплачивала долг, не заботясь о расписках – Антон Подвезько производил впечатление порядочного делового человека. Оставшись и без жилья, и даже без комбайна, Татьяна третий год арендует квартиру, ходит на пикеты к суду, занимается судебными тяжбами в надежде отстоять имущество.
МАРИЯ ГОСТЮЧЕНКО заняла 3,5 тысячи евро. Это была стоимость операции для пожилой мамы, нужно было спасать ногу. По устной договорённости с кредитором, за год сумма займа вырастала до 8 тысяч: столько и в договор записали, чтоб не «светить» проценты — ростовщичество ведь вне закона. Залогом стал дом в Хорошево (рыночная стоимость — 37 тысяч долларов), из которого Марию с мамой и 3-летней дочкой спустя год и выгнали, даже не позволив забрать документы и вещи.
СЕМЬЯ РЯЗАНОВЫХ, выселенная из 3-комнатной квартиры на Алексеевке, несколько месяцев жила в парикмахерской, для которой и занимали деньги у Антона Подвезько — на развитие бизнеса. Возвращали долг по графику, как договаривались, с процентами, но оформленная на кредитора квартира всё равно оказалась несколько раз проданной.
ВИТАЛИЙ РУДЬ успел вернуть Антону Подвезько существенную часть из одолженных 16 тысяч долларов, когда кредитор вдруг исчез: перестал являться за оговоренным ежемесячным платежом, на телефонные звонки не отвечал. Вернулся он уже по истечении срока договора, с гневным иском в суд о просроченном займе. Из квартиры семью Рудь выбрасывали силой: выломали дверь, в потасовке пострадала пожилая мама, попала в больницу с сотрясением мозга и повреждённым глазом.
СЦЕНАРИЙ ДЛЯ ЛЮБОЙ ИЗ ПРЕДЫДУЩИХ СЦЕН
Обязательные условия: банковский кризис, сворачивание программ потребительского кредитования. Объявление в газете о займе под умеренные проценты. Семья, попавшая в беду, или застопорившийся бизнес — срочно нужна в меру крупная сумма. Наличие ликвидной, дорогостоящей недвижимости — по мелочи Подвезько не работал. Низкая юридическая грамотность заёмщика, отсутствующий здравый смысл. Обходительный, с деловой хваткой, вызывающий доверие кредитор. Гипнотическое воздействие чемодана с наличными. «Свои» нотариусы, беспрекословно оформляющие заведомо абсурдные сделки. Беспомощная правоохранительная система.
В терминах Остапа Бендера это был сравнительно честный способ отъёма денег. Ведь заёмщики добровольно ставили подпись на предложенных бумагах. Ни у кого из пострадавших не хватило духу (ума?) отказаться от «услуг» Антона Подвезько, возмутиться, проконсультироваться с юристами.
Вопиющая, хрестоматийная доверчивость получила бы хороший урок, если бы речь шла, например, о сотне-другой гривень, а не о сотнях семей, силой выброшенных из своих квартир, детях и стариках, оставшихся без жилья. Порядочные люди, они не предполагали в кредиторе коварства. Простодушные, они считали, что проценты, иногда варварские (см. случай Марии Гостюниной) и добросовестные выплаты – гарантируют неприкосновенность залоговому имуществу. Кажется, в УК пора ввести статью «Преступная наивность», а отягчающим обстоятельством считать – по аналогии с «особым цинизмом» — особую беспечность.
НЕМАЯ СЦЕНА
По данным милиции, в момент ареста на Антона Подвезько и его ближайшее окружение — семью и доверенных лиц — было оформлено «более сотни объектов недвижимости, жилые и нежилые помещения. И это только по Харькову. А есть ещё Харьковская область, есть ещё другие области, Киев…».
Среди многих сотен жалоб на мошенничество, только несколько имели юридическую перспективу, объясняет следователь Александр Прядко: те, где кредитор допустил пусть незначительный, но промах, по недосмотру оставил в договоре лазейку, которая позволяла его оспорить. Но таких случаев не набралось и десятка.
Оборот Подвезько, только по тем несчастным трём-пяти-семи эпизодам, доведённым до суда, составил шесть миллионов гривень. А это — даже не верхушка айсберга, это снежинка на верхушке. В «чёрной» бухгалтерии Подвезько были займы с порядковыми номерами, начинающимися с семьсот и восемьсот. Все должники, до того как лишились квартир, успевали выплатить Подвезько значительную часть долга, многие погашали всю сумму.
ЗАНАВЕС
Сам предприимчивый кредитор уже два года за решёткой. За мошенничество он получил шесть лет с конфискацией. Этот приговор Антон Подвезько сейчас оспаривает в апелляции. Его защита исступлённо называет дело «заказным» и даже взгляда не отводит.
А я, по законам жанра, «обязана дать слово всем участникам конфликта». Но читатель засмеёт меня, если я всерьёз стану цитировать единственный комментарий Антона Подвезько (журналисту «Надзвичайних новин»), где он называет себя добрым самаритянином, выручавшим людей из беды, за что они отплатили ему чёрной неблагодарностью.
Исключительно, чтобы соблюсти формальность, приведу небольшую, но красноречивую выдержку из диалога с Олегом Полищуком, адвокатом подсудимого:
— Есть масса недовольных заёмщиков, недобросовестных, которые брали у Антона деньги — и деньги не вернули.
— А чем же они недовольны?!
— Они деньги не вернули — конечно, потеряли квартиры. Вот этим недовольны. Они не думали, что, если брать деньги, их нужно возвращать…