«Снова стою на проспекте Гагарина…»
Виталика Бадло — дизайнера, музыканта, выдумщика — не стало в конце марта, а ощущение окончательности происшедшего всё не наступает. Просто не бывает в мире такой необратимости. Как ни в чём не бывало смотрит на нас Виталька с собственного надгробия, и глаза его — как всегда немного смеющиеся и видящие каждого чуть глубже дозволенного — словно говорят: «Молодцы, что собрались!» — или, ещё того хлеще, напевают коронное «Я люблю все эти морды, я люблю все эти лицааа!».
Сороковины были 3 мая. Пришли только самые близкие друзья, но сборище всё равно вышло многочисленным. Заказали молебен, поехали на могилу (желающим повторить-навестить-проверить обращаться в мемориальный комплекс «Слобожанский», идти в центр 1-го квартала).
Он всегда и всюду ощущался как «очень свой, но немного больше»: для рок-н-ролльщиков был ещё и художником, для художников — ещё и поэтом. Для всех творческих натур вместе взятых — человеком с академическим складом ума, работающим в солидном агентстве. Для коллег по офису — удивительным креативщиком, умеющим превратить в арт-объект всё, что попадётся в руки.
При этом Виталик очень любил «смешивать миры», старался всех со всеми перезнакомить и создавал вокруг этих знакомств атмосферу такого драйва, что оказаться неплодотворной встреча уже не могла.
На похороны его в итоге съехались из разных городов больше 150 человек, траурный день постепенно перерос в вечер тёплых воспоминаний, а тяжесть утраты постоянно компенсировалась ощущением незримого присутствия Витальки, который будто нарочно всё подстроил, чтобы все, наконец, отвлеклись от повседневности и собрались поговорить по существу.
22 марта 2013 года. В московской дизайнерской студии, где Бадло работал и, можно сказать, жил, последние несколько лет, в пятницу вечером царит приподнятое настроение. Все необходимости закончены, можно с чистой совестью заниматься любимыми делами.
«Кофе? — на кухне менеджеры ведут неформальные разговоры с задержавшимися клиентами. — Налью вам в виталькину чашку, так вкуснее. О! И вы к нам? Присоединяйтесь! Вам тоже в виталькину чашку? Сделаем! Пойду тогда для себя тоже у Виталика чашку попрошу».
Кто-то из гостей спрашивает, что это за Виталик, присвоивший себе половину лучших чашек офиса. Выясняется, что вот уже год как «наш Виталька» увлёкся керамикой, делает посуду с авторскими узорами и с удовольствием раздаривает получившиеся чудеса. Вот и сейчас он, кстати, колдует над чем-то в мастерской возле печки. Правда, делает это немного наспех, ведь у него вот-вот поезд в Пензу.
«Да-да, «наш Виталька» ведь и есть «тот самый Виталий Бадло», которого крутят по радио и который разъезжает по стране с концертами, иногда сам, реже — «всей бандой» (полный состав группы «БадлоV»: гитара — Олег Зарипов, бас-гитара — Сергей Реков, барабаны — Алексей Кадлубович, вокал, гитара — Виталий Бадло), часто с Мищуками или ещё с какими-то знаменитостями. Ну да, по выходным работает бард-рок-звездой, а по будням — у нас. Как выдерживает? О! Он такой позитивный, такой энергичный, такой жизнелюбивый. Его на 100 таких жизней хватит. Когда-нибудь, ясень пень, успокоится… В старости мечтает купить небольшой домик где-то в тихом городке — в той же Пензе, например, — писать картины и песни, наблюдать за природой, неспешно философствовать. Но это — потом, а пока: «Играй, играй, играй, Джимми Роквай».
В самый разгар этих ни к чему не обязывающих россказней в дверях появляется несколько смущённый нежданной рекламой Виталька. Зашёл сказать обычное «До понедельника!» и предупредить, что в печке оставил пару недозапечённых работ. «Пусть лежат пока, потом глянем, что вышло».
А в субботу вечером он уже был в Пензенской больнице. Студийцы не выпускали из рук телефоны, смутно уже всё понимая, но ещё надеясь на хоть какие-то поблажки свыше. Понятно, что катастрофа, понятно, что у Виталика инсульт (такой же, как тот, что месяц назад унёс жизнь Виталькиного отца)… Понятно… Но, может, не верна хотя бы часть информации? Может, эта дошедшая через десятые руки фраза: «Если и выживет, то к нормальной жизни уже не вернётся», — какое-то недоразумение?
Ждали, сжимали кулаки, запрещали себе плакать, но в воскресенье всё уже было кончено. Виталик умер, не приходя в сознание.
В понедельник, придя в студию, открыли печку с его последними работами. Среди прочего — небольшое керамическое сердце, по центру которого молнией проходит яростная, явно не запланированная автором, а получившаяся случайно уже в печи чёрная трещина.
Едва стало известно о горе, началась подготовка к похоронам. Оказалось, Виталик неоднократно думал о смерти и даже говорил близким, как хочет быть похоронен. Только по-христиански и… только в Харькове. Природа в те дни словно сошла с ума, всё накрыло метелью, снег практически парализовал движение на трассах, а телу Виталика надлежало проехать 800 километров и пересечь границу. Спасаясь иронией, люди говорили, что свободолюбивый Виталик имеет все шансы воспеть рок-н-ролльное неприятие пунктуальности, опоздав на собственные похороны. Но всё прошло безупречно.
27 марта 2013 года в Доме офицеров на Холодной Горе состоялась панихида.
«Народу много. Всё очень достойно и светло», — отвечали на SMS оставшихся в других городах приятелей те, кто приехал.
В сердцах недоехавших, кроме всего прочего, зрел вопрос — почему именно Харьков? Что связывает Бадло с этим городом, кроме первого куплета песни «Студенческая», харьковскость проспекта Гагарина которой спорна и легко опровергается?
Вероятно, нужно рассказать.
Одним прекрасным летним днём в общежитие универовского физфака (тогда — Отакара Яроша, 11-А), вместе с когортой остальных первокурсников, въехал худющий улыбчивый парень из Марганца. На голове его красовалась копна чёрных кудрей, в голове — не менее беспорядочный ворох идей и талантов. Как и половина тогдашних физиков, он играл на гитаре и знал множество стихов, которые мог цитировать, не умолкая, как и треть — хорошо рисовал, как и четверть — окончил предварительно в родном городе техническое училище, как и все — собирался покорить мир, вытворив что-нибудь эдакое.
Впрочем, были у Виталика и черты, разительно отличавшие его от остальных. Во-первых, зажиточный Бадло имел собственный кассетный магнитофон, во-вторых — был невероятно аккуратен. Легенды об удивительном физике, одежда которого всегда выглажена, а в комнате царит зарубежный рок и притом порядок, мгновенно облетели окрестности. В гости стали забредать даже особы женского пола.
Увы, Виталик жил не один, а с одногруппником, отличавшимся редкой страстью к бедламу. Когда очередная гостья, откинув подушку с постели, чтобы присесть, была фраппирована выпавшими оттуда грязными носками (Бадло клялся, что носки не его!), нервы Виталика не выдержали. «Меняю сокамерника на что угодно!» — написал он на доске объявлений и в качестве рекламы добавил, что подлежащий обмену студент прекрасно играет на гитаре и отлично рассказывает анекдоты.
Надо ли говорить, что и обменянный «сокамерник», и тот, на кого его обменяли, и те, к кому его подселили, и вся общага, и вообще все-все-все вскоре стали одной большой компанией и умудрились пронести эту дружбу через много лет.
Первым делом они, конечно, создали команду КВН. На первой же игре Виталик покорил жюри умением из ничего создать модный фетиш. Необходимо было за минуту подготовить и показать лаконичную визитную карточку команды. Соперники судорожно писали какие-то речёвки, а Бадло снял с каждого по одной вещи, поставил на сцену свою гитару и быстро превратил ее в эдакого «чувачка», состоящего из кусочков каждого учасника команды. После этого Виталик гордо сказал: «Вооот!» — и утащил всех своих за кулисы. Зал аплодировал стоя. Кроме университетских выступлений, природный артистизм Бадло оттачивал и в харьковском театре «Мадригал». Роли были эпизодические, но школа актёрского мастерства пригодилась потом на всевозможных фестивальных выступлениях.
Может показаться, что наукой Виталик не занимался вообще. Неправда! Они с физикой регулярно помогали друг другу. Она ему, предоставляя время на парах, в которое он мог всласть оттачивать искусство графика, рисуя в тетрадках целые картины. Он ей — популяризируя некоторых лекторов: не желая тратить время на парах, Виталик записывал речь преподавателя на магнитофон, а потом,неспешно, аккуратным чертёжным почерком, выделяя цветами разные по значимости тезисы, переносил лекцию в тетрадь, которая тут же обходила всю общагу, как реликвия. Этим взаимоотношения физики и Бадло исчерпывались: по специальности Виталик, «слава богу, никогда не работал» и образование своё так и не завершил.
Он вообще отличался патологической неспособностью делать то, во что не верил. Однажды за неделю до премьеры он ощутил вдруг актёрское бессилие и отказался работать в спектакле «Что случилось в зоопарке», в котором играл одну из двух ролей (режиссёр брала эту пьесу специально под Бадло). Точно так же, осознав после третьего курса, что физика не вызывает в нём прежнего азарта, Виталик собрал друзей, демонстративно сжёг легендарно красивые конспекты и решил отныне заниматься только творчеством. Поступок для «отлично успевающего» советского студента весьма впечатляющий. К счастью, картины и прочие художества Бадло к тому времени уже начали продаваться; вскоре Виталик съехал из общаги в свою первую квартиру-мастерскую, на улицу Рымарскую. Начался этап богемной жизни «молодого, подающего надежды харьковского художника, пропагандирующего авангард».
Где-то в то же время Виталик увлёкся изготовлением лаковых миниатюр. Расписывая шкатулки, он добавлял к народному орнаменту собственное видение и создавал удивительные вещи. Тогда же он попробовал себя в реставрации икон. Складывались первые настоящие отношения Виталика с церковью. Тем яснее сейчас, что его вера (а в последние годы жизни он был очень верующим человеком) — давно взращиваемый плод внутренних исканий, а не модные веяния. В Харькове Виталик часто ходил в храмы, смотрел, впитывал, беседовал с прихожанами. Он всегда чутко улавливал малейшие знаки судьбы. Когда узнал, что вскоре станет отцом (тогда он уже переехал с Рымарской к жене на Холодную Гору), внезапно почувствовал прилив ясновидения и сказал: «Уверен, у нас будет сын. Кирилл». В то время ещё не часто использовали УЗИ, и к словам Виталика все отнеслись скептически. Киру сейчас 21 год, он слушает хорошую музыку, живёт в Москве и не особенно удивляется, что отец за полгода до его появления на свет предсказал не только пол, но и точный день рождения ребёнка (Кирилл родился как раз в День Кирилла-Чудотворца, причём о том, что значит эта дата, Виталик раньше не знал).
Подобных удивительных совпадений в жизни Виталика было довольно много. Вот, например, история первого отъезда Бадло из Харькова.
В 1989 году никто не мог понять, с чего вдруг Виталик так увлекся иконами. Он говорил, что чувствует потребность в их изучении, но не может объяснить, почему. Однажды друзья и родственники (в случае с Виталиком это сплошь одно и то же) привезли Бадло к чьим-то другим друзьям и родственникам в Вильнюс. Город буквально поразил Виталика. Он не мог насмотреться, находиться, надышаться, навосхищаться им. Даже в день отъезда всё ещё не успокоился и потащил всех гулять в центр. Вдруг, в разгар прогулки, он увидел какую-то художественную лавку и буквально пропал. За час до отправления поезда Бадло предстал перед обеспокоенными друзьями со словами: «Ребят, езжайте без меня. Я остаюсь. Мне тут работу предложили. Иконы реставрировать». Несколько проданных тут же шкатулок помогли Виталику снять квартиру и забрать в Вильнюс семью. Вернуться в Харьков пришлось только спустя 2 года, когда в Литве ввели строгий визовый режим.
Следующая «многолетняя вылазка из Харькова» была уже в Москву. Обстоятельства переезда на сей раз складывались несколько менее романтично, но куда более безумно. Виталик зашёл к знакомым в общежитие биофака и тут же попал на какое-то празднество. Завидев Бадло без гитары, люди потребовали срочно исправить ситуацию, и Виталик отправился за инструментом в общежитие напротив — то есть в родной физфак. Там он неожиданно встретил бывших одногруппников. Причём один из них должен был «вот прямо сейчас» выезжать в Москву на своих недавно купленных «жигулях». И эта машина, и эти люди, и выпитое спиртное, и гитара, да вдобавок ещё и рассказанная кем-то история про общую знакомую, которая открыла в Москве первый магазин бытовой техники, привели Виталика в состояние: «Лучше там, где нас нет!». Долго и страстно он описывал преимущества столичной жизни: художники там в почёте, возможностей там больше, интерес к музыке всё возрастает, смелые шаги в бизнесе имеют шанс окупиться. В целом он был недалёк от истины, но, сказав коронное: «Заберите меня отсюда!» — ничего буквального в виду не имел. Уезжающий же в Москву одногруппник, обнаружив, что после этих слов Бадло уснул в машине, решил поработать судьбой и завёл мотор. Проснулся Виталик уже на МКАДе, откуда и начал экстренное покорение столицы.
Надо заметить, аргументы Бадло выглядели внушительно даже для Москвы 1996 года. Как уличный музыкант, он пел на Арбате весёлые и заводные песенки собственного сочинения, пародирующие то суржик, то всевозможные столичные житейские драмы. Как художник, он участвовал в выставках с графикой и живописью, не прекращая искать новые направления для самореализации. Как семьянин, привезший в Москву жену и сына, старался делать всё это не бесплатно.
Как друг, он регулярно принимал у себя (и не у себя) делегации харьковчан, приезжающих в Москву то по работе, то просто погулять. Кстати, в один из таких приездов своего друга (по физфаку и театру «Мадригал») и свояка была написана знаменитая песня «Наши в Сан-Ремо». «Саня, брат, подай води, не доводь, брат, до біди, бо то край, кажу, що то був край», — поётся о вполне конкретной ситуации, когда друзья, посетив некую выставку в Центральном Доме Художника, решили отметить её неоспоримую прекрасность в мастерских на Якиманке, а потом, едва сомкнув глаза, вынуждены были разъезжаться по работам. Тогда, кстати, Виталик навсегда уверовал в профессионализм московской милиции. Разделившись, ребята спустились в метро и встретились ровно через 5 минут в отделении, куда обоих привели ППС-ники, безошибочно вычислив в толпе тех, кто, мягко говоря, нетрезв. Отделались нравоучением и проверкой документов, но в целом ситуация впечатлила «аж до написания песни».
Впрочем, не все песни Виталик писал «с натуры». В Кривом Роге и Туле, например, на момент написания хита он ни разу и не был. С музыкальной деятельностью у Виталика вообще всё было очень бессистемно и спонтанно. Именно благодаря ей он стал знаменит, все мы слушали когда-то его песни по харьковскому радио «Точка», да и потом, уже в более свежих эфирах на московских волнах, его тоже крутили достаточно. Тем не менее Виталик очень долго не относил себя к профессиональным музыкантам. Своих ребят — да, себя — «ни в коем случае». Самоучка и блестящий генератор идей, он придумывал какую-то тему и буквально на пальцах объяснял её Олегу Зарипову, который «из чего угодно мог сделать настоящую музыку». Олег записывал, доделывал, прикидывал — и получался хит.
Вероятно, именно поэтому песни «БадлоV» такие живые и вместе с тем профессиональные: безбашенные идеи талантливого музыкального хулигана Бадло, попадая в руки таких экстра-профи, как остальные музыканты группы, попросту не могут не зазвучать. Ребят начали приглашать в известные клубы и на крупные фестивали. Группа стала записываться в правильном качестве и с должным уровнем финансирования. Пресса называла их «родоночальниками юмористического рок-н-ролла» и «пропагандистами украинской рок-музыки», а в Харькове после фестивального выступления группы сам Сергей Коротков сказал: «Приехали «БадлоV» и показали всем, как надо играть рок-н-ролл». Но всё это будет позже…
А пока, в конце лихих 90-х, в Москве полным ходом шли переговоры о съёмках клипов «БадлоV» и о раскрутке группы с помощью маститых и действительно авторитетных мэтров (например, работам Виталия очень симпатизировал Евгений Маргулис). К тому времени относится история о том, как Виталик принимал участие в посвящённой борьбе с пиратством выставке, проходившей в 2001 году в Доме художников. Бадло представил несколько инсталляций, среди которых был пристёгнутый цепочкой диск группы «БадлоV». На цепочке висел замок, на нём надпись «Ключи у автора». Весьма символично для выставки «Музыканты против пиратства». Ещё символичнее, если знать, что диск вместе с цепочкой с выставки украли, причём цепочку подбросили потом в почтовый ящик, а диск так и не вернули. В общем, это было признание! Как сумасшедший, мотался Виталик по гастролям, по работам, по студиям, чего-то добивался, что-то искал, всё никак не желая признавать, что камни уже разбросаны, время — собирать.
Впрочем Бадло был бы не Бадло, если бы пошёл по очевидному пути. На пике славы и музыкального признания, отказавшись почивать на заслуженных лаврах, он вдруг почувствовал новый прилив художественных сил и необходимость удалиться от суеты. Несколько лет прожил он в небольшом домике на берегу моря в Калининграде, с головой погрузившись в художественную деятельность.
Там он, например, увлёкся витражами и создал множество потрясающих мозаичных панно. Оттуда, «нехотя выбираясь из рая», летал иногда к столичным заказчикам на сдачу мегапроектов с витражами или на собственные художественные выставки.
При этом между выполнением заказанных работ и творческим поиском художника, проводя время почти в полном одиночестве, Виталий написал много новых текстов. По словам тех, кто слышал: «Это были уже совсем другие вещи: шаг в вечность, настоящая поэзия». Люди, бывавшие у Виталика в гостях в тот период, говорят, что у него накопилось материала ещё на три альбома. Говорят, что это непременно была бы бомба, потому что песни столь же яркие, забавные и харизматичные, как прежние работы «БадлоV», и вместе с тем невероятно глубокие и трогающие. Увы, ничего из этого нового репертуара никогда так и не было записано. Даже вернувшись уже в Москву и имея в доступе студию, где можно было бы сделать запись, Виталик всё не решался взяться за новый материал.
Постоянно бывая в столице наездами, вновь окончательно переехал сюда Виталик только в 2010 году. Работа дизайнера в рекламной студии, сольные квартирники и выступления с группой в клубах по выходным, гастроли по фестивалям бардовской песни во время отпуска.
Летом он разъезжал по Москве на велосипеде и звал всех купаться в Москве-реке на рассвете. Зимой окунался в прорубь и производил впечатление самого жизнелюбивого человека в студии. На всех офисных посиделках без всякого кокетства и уговоров брал гитару, исполнял «те самые хиты» и искренне радовался, что все подпевают. В нём не было и следа звёздной болезни. Мотаясь по стране в плацкартных вагонах, он даже не задумывался, что могло бы быть по-другому.
Говорят, он вообще не отслеживал конъюнктуру, не интересовался рейтингами песен и объёмами продаж дисков. Выпустить вещь, написать, «сделать красиво» — это была его работа, дальше он старался забывать и не вмешиваться. Своей популярности он то ли не придавал особенного значения, то ли и вовсе о ней не догадывался. К оценке толпы всегда относился с юмором и без пиетета, но к впечатлению каждого конкретного человека — очень серьёзно. Когда видел близких друзей после долгой разлуки, вместо «привет» частенько отводил их в сторону, показывал что-то новое из недавно написанного, заглядывал в глаза и с тревогой спрашивал: «Ну как? Как на твоё непредвзятое ухо?». Такое мнение ему было очень важно. Он всё собирался записать это новое, всё собирался довести до совершенства.
Очень-очень жаль, что не успел…
Когда его не стало, студия осиротела.
«Это так страшно и непоправимо, что в офисе все слегка неадекватны от горя. Не требуйте от нас многого, — писали коллеги. — Нам сейчас трудно поверить в то, что мы никогда не увидим его работ и не услышим его песен, которые знаем наизусть, которые поют наши дети и по цитатам из которых, мы, временами, узнаём своих».
В это нельзя поверить.
Вечная тебе память, Виталик. Это совсем несложно — помнить о тебе всё время.
