Освободитель

Таких как Сергей Шонин называют переговорщиками. Лично для меня это слово звучит как-то слишком мирно, хотя эти люди действительно занимаются переговорами. Но их результат — не проданная мебель или приобретённый бизнес. Переговорщики в условиях нынешней Украины вызволяют людей из плена. Для Сергея Шонина и его коллег, по моему мнению, больше подходит слово освободители.

У луганчанина Сергея Шонина уже была одна война — в Афганистане, он служил там в 1985-89-м годах, был штурманом. Полковник запаса. Возглавляет луганскую городскую организацию Украинского союза ветеранов Афганистана. До нынешней войны помогал воинам-афганцам со льготами, пенсиями, квартирами. Теперь вместе с товарищами вытаскивает пленных что с одной, что с другой стороны. Недавно благодаря Сергею Шонину домой вернулись пятеро призывников-харьковчан, которые пробыли в плену 42 дня.

Кроме обмена пленными афганец из Луганска с товарищами занимается ещё и «двухсотыми», также с обеих сторон, то есть помогает отправлять тела погибших в боях в родные места.

В это интервью, к сожалению, не вошли некоторые подробности, о которых рассказал Сергей Шонин, — он считает, публиковать их пока не время. Как-нибудь за чаем, он обещает, расскажет многое из того, о чём пока говорить нельзя. Но только после того, как всё закончится. 

— Сергей, сколько человек занимается обменом пленных?

— В принципе, подключена вся афганская организация в Украине, а по Луганской области основной работой занимаемся мы втроём: я, мой зам и ещё один человек.

— Как получилось, что вы стали тем, кого сейчас принято называть переговорщиками?

— Ну, наверное, доверяют афганцам, раз обращаются.

— Кто на вас вышел? С той стороны или родственники украинских военнопленных?

— Получилось так, что мы давно уже оказались задействованы в переговорном процессе, ещё с начала вооружённых столкновений в Луганске. Потом мы принимали участие в освобождении пограничников — после захвата луганского СБУ был небольшой инцидент с пограничниками, ещё до штурма заставы. Получилось так, что мы поучаствовали в переговорах, к нам тогда обратились ветераны погранвойск Луганской области.

Позже, когда просили организовать «зелёный коридор» для раненых погранцов, непосредственно из погранотряда звонили. Ну, а потом на нас вышли такие же афганцы как мы, через наш союз. У одного из наших из Кировограда сын с товарищами, десантниками, оказался в плену. На той стороне, у ополченцев, был тоже афганец. Ему позвонили, пользуясь дружескими отношениями, узнали, что ребята сидят там, и сообщили нам. Мы с замом сели на машину, приехали туда, пообщались. Собственно, мы ехали, чтобы убедиться, что ребята находятся там, и сообщить родителям. Ребят в плену оказалось под два десятка. Получилось так, что четверых ребят нам отдали без всякого обмена, просто отдали. 

В нашей местной луганской организации мы практически все друг друга знаем, вместе активно работали, очень хорошие дружеские отношения сложились. Вот на таком взаимном доверии и сложились удачно переговоры. Этого человека, правда, уже нет.

— А как сейчас вы общаетесь? Напрямую с той стороной?

— Напрямую с той стороной. Там остались афганцы. К сожалению, афганцы воюют и на той, и на другой стороне, к глубочайшему сожалению. Через афганцев у нас налажен контакт с одним из атаманов, и у нас через этих людей нормально решаются вопросы по поводу обмена. Могу сказать, что мы нормально работаем и с той, и с другой стороной. Знаете, люди, которые вместе прошли горнило войны, по-человечески, с достоинством относятся к пленным.

— Сколько человек удалось обменять с того времени, как вы первый контакт наладили?

— Человек под тридцать, наверное.

— Сергей, когда вы рассказываете об афганцах, воюющих на той стороне, вы говорите о них как о своих товарищах. Я правильно понимаю, что вы не видите в тех, кто на той стороне, не важно, как называть — ополченцев, боевиков — вы не видите в них врагов?

— Конечно. Ну, как я могу видеть в них врагов, если со всеми, кто на одной, кто на другой стороне, мы встречались, обнимались? Не важно, какой у него взгляд на жизнь, это мы будем после всех этих боевых действий разбираться, кто прав, кто виноват. Если я перестану с ними разговаривать, это будет свинство с моей стороны.

— Когда в Луганске начались все эти события, вы не принимали участия ни на одной стороне, ни на другой?

— Нет, мы принимали участие в переговорном процессе с первых дней.

— Насколько вам сейчас легко или трудно общаться с вашими товарищами-афганцами, которые воюют на той стороне? Как вообще происходят переговоры?

— Афганец с афганцем всегда найдёт общий язык. Мы верим друг другу на слово, там знают, что мы держим слово. Схема обмена такая: мы доезжаем до крайнего блокпоста армии, переходим нейтралку, встречают нас на блокпосту ополченцев, заезжаем туда, где находятся пленные ребята, производим обмен и таким же способом возвращаемся обратно. Единственное, бывают задержки с передвижением. Если идут боевые действия, случаются накладки: рассчитываешь прибыть в одно время, а получается позднее.

— Как происходит обмен пленными, вы обмениваетесь просто одинаковым количеством человек или указываете конкретные фамилии?

— Я не знаю, как это происходит у той стороной, с которой мы договариваемся, а мы меняем пофамильно. Мы прекрасно знаем ребят, поэтому называем фамилии.

— Кто с той стороны принимает решение об обмене пленными, непосредственно полевой командир или это согласовывается с их вышестоящим командованием?

— У нас все обмены прошли со стороной атамана Козицына, за исключением «двухсотых», которых из Луганской области вывозили. Решения по пленным принимает непосредственно он. 

— Как вас находят родственники ребят, попавших в плен?

— Не знаю. Наверное, народная молва идёт, может, через Интернет, потому что донские казаки размещали в ютубе видео обменов. Звонят и из Запорожья, и с Западной Украины, значит, как-то узнают.

Так происходят обмены пленными. На этом видео обмен бойцов 22-го территориального батальона Харьковской области

— У вас нет информационного центра?

— Нет, занимаемся этим на добровольных началах. Несколько раз обычные люди дали нам деньги на транспортные расходы, но это никоим образом не связано с родственниками пленных или с пленными. Были разговоры, будто мы зарабатываем на этом — слово офицера, ни с кого мы ни копейки не взяли, нам помогли друзья-знакомые, которые неравнодушны к этой ситуации.

Конечно, создание такого центра облегчило бы нашу работу, потому что сейчас родители пленных звонят мне напрямую по всем вопросам. Был бы такой центр, то там не просто давали бы короткие ответы родственникам ребят, которых разыскивают, а говорили бы с ними, что немаловажно. Просто мы только сейчас стали задумываться об этом, раньше было не до того.

— А власти тех областей, откуда есть пленные, вам помогают?

— Понимаете, не всегда можно озвучивать процесс обмена. Когда озвучиваешь, поднимается нездоровый ажиотаж. Поэтому не всегда мы обращаемся к властям, как правило, делаем всё сами.

Но когда мы занимались кировоградцами, их родственники встречались с кировоградскими властями, когда случилась такая же ситуация с харьковскими ребятами, подключились местные афганцы: ребята, которые занимают должности в обладминистрации, губернатор ваш активно включился в обменный процесс.

Хочу отметить, что нам очень помогают друзья тех ребят, которые оказываются в плену.

— Сергей, сейчас в Украине действуют несколько групп переговорщиков. Вы контактируете с ними или это, скажем так, противопоказано?

— Один раз контактировали, но у нас не получился тот результат, которого мы ожидали. Мы впервые за эти практически пять месяцев, которые прошли со дня захвата СБУ, даём интервью, вы первые. До этого мы вообще не светились. 

— Скажите, по вашему мнению, человека, который знает ситуацию изнутри, как надолго может затянуться этот конфликт?

— К своему великому страху, боюсь, что это всё не так быстро закончится, как хотелось бы. К сожалению.

— А как, по-вашему, это должно закончиться: перемирием или победой одной из сторон?

— Не надо далеко уходить в историю, какими бы ни были войны по масштабам потерь, по времени, они всё равно заканчивались перемирием и миром. В конце концов и здесь будет то же самое, вот только сколько ещё прольётся крови — неизвестно. И надо не забывать истину: зло порождает зло.