Олег Янковский: «Дракон-то в нас сидит…»

Мы говорили с Олегом Янковским в начале декабря, в разгар поствыборных событий, когда только-только отгремели митинги в поддержку того или иного кандидата в Президенты, а на майдане Незалежности в Киеве ещё стояли палатки сторонников Виктора Ющенко. Всё, что происходило тогда, очень напоминало сюжет фильма Марка Захарова «Убить дракона», в котором Олег Янковский сыграл Дракона. Поэтому одна из тем беседы с известным актёром – эта картина, вышедшая на экраны в 1988 году и, увы, до сих пор не потерявшая актуальности. А 25 лет назад – 31 декабря 1979 года по телевизору впервые показали не менее гениальный фильм «Тот самый Мюнхгаузен», который разошелся на цитаты, впрочем, как практически все фильмы Марка Захарова. С Олегом Янковским беседовали журналисты Медиа-группы “Объектив” Филипп Дикань и Юрий Сидоренко.

Юрий Сидоренко: Когда снимался фильм «Убить дракона», Вы наверняка обсуждали с Марком Захаровым, кого играть. Вот кого или что Вы играли?

Олег Янковский: Ну, как-то обсуждали. И потом, мы с Марком настолько друг с другом понимаем, проработав столько лет, что уже где-то на полутонах всё ясно. Особой такой работы (над образом. – ред.) не было. Хотелось собирательного, потому что проблема-то остаётся всегда. Когда вышла картина, мы, вроде бы, немножко опоздали – она с таким успехом не прошла, как мы рассчитывали, потому что началась перестройка и вышла такая откровенная картина «Покаяние», если вы помните, замечательная картина. И вроде бы всё так рассекречено, а Шварц тем и замечателен, что он между строчек, на метафорах. Но проблема осталась, вот сейчас картину недавно как-то показывали, я посмотрел, проблема осталась – дракон-то в нас сидит.

Юрий Сидоренко: То есть убить не удалось?

Олег Янковский: И не удастся, думаю, еще много лет, к большому сожалению. Сейчас идут сериалы «Московская сага», «Дети Арбата», и как-то ещё раз возвращаешься памятью, подсознанием – где же мы жили, что это такое и как-то не по себе. понимаешь, что генетически вошло это в нас надолго и освободиться от этого дела непросто.

Юрий Сидоренко: Мне кажется, что главные герои в фильме «Убить дракона» – Дракон и Фридрихсон. Не Ланцелот, а именно Фридрихсон. Вам так не кажется?

Олег Янковский: Нет, я думаю, что всё-таки Ланцелот. Я как-то в Москве иду на спектакль, на Пушкинской площади человек какой-то стоит, чего-то говорит, и в него снежками бросают. А это Сахаров был. Ланцелоты ведь есть в стране, и будут, и рождаются. Так же, как и драконы. Это параллели. Мудрое произведение написал Шварц. И освобождение от этого – процесс постепенный, и я думаю, что нет совсем свободного общества.

Филипп Дикань: Олег Иванович, а ведь выходит, что борьба Ланцелотов бессмысленна в какой-то степени?

Олег Янковский: Нет, ну как же бессмысленна! Об этом и картину снимали.

Филипп Дикань: Но Дракон-то вечен оказывается?

Олег Янковский: (пауза) Что я должен ответить? Вечен! (смеётся) К сожалению.

Филипп Дикань: Ради чего тогда стоит затрачивать усилия и стоит ли вообще? Тем более, отдавать себя в жертву ради пусть даже высокой, благой цели, свободы, например?

Олег Янковский: Стоит, стоит. Я сам не борец, я привел пример с Сахаровым. Пожилой человек, умница, гений, пробивал новую Конституцию, читал, снег идёт, а в него снежками… Там стояли люди из соответствующих органов, они провоцировали, но сам факт. Я со стороны посмотрел на эту жуть… Нет, обязательно должны быть Ланцелоты и будут они рождаться обязательно. Параллельно – как Бог и Дьявол.

Юрий Сидоренко: А в Украине, по Вашему ощущению, борьба с драконом идёт?

Олег Янковский: Знаете, с моей стороны сейчас было бы нетактично, приехав сюда на два дня, философствовать по этому поводу. Вообще политика – грязная вещь, давайте договоримся сразу. Но, думаю, что борьба здравого смысла идёт, если со стороны посмотреть. Хотя всех течений подводных непростых я не знаю.

Юрий Сидоренко: У нас перед первым туром выборов показывали «Убить дракона», как раз накануне выборов – они были в воскресенье, а показывали в субботу.

Олег Янковский: Разумно!

Юрий Сидоренко: Вечный фильм, особенно на постсоветском пространстве.

Олег Янковский: Абсолютно.

Юрий Сидоренко: Почему так получается? Вы ведь не думали об этом, когда его снимали?

Олег Янковский: Нет, думали. Мы как-то поступательно делали: «Обыкновенное чудо», «Мюнхгаузен» и постепенно подбирались к этому. И потом, «Дракона» не очень-то и позволяли, этот материал. Говорили: ну не надо, зачем это, и Сталин не любил это произведение, что-то угадывал между строк, да и вообще Шварца не любил. И мы рассчитывали на какую-то бомбу, но время изменилось резко, уже на заборе было всё написано откровенно, поэтому говорить о каких-то полутонах не приходилось. А потом прошли годы, и всё восстановилось. И сейчас нас смотрят: мама мия, как всё рядышком! И так с детишками в финале опять ушли, это и будет. Но, повторяю, у вас, что будет дальше непонятно, но всё-таки в процентном отношении это победа здравого смысла. Cамое главное, что всё-таки поднялся народ.

Филипп Дикань: Олег Иванович, часто события, происходящие у нас, сравнивают с Россией 91-го года, мол, тогда всё было серьёзно – Союз разваливался, а сейчас это детские игры. Как Вы считаете, может ли народ играть в детские игры?

Олег Янковский: Да нет, Вы знаете, детской игрой это не назовёшь. Единственное, что опыт показывает – эти детские игры могут печально закончиться. Достоевский написал в «Бесах» всё, дал в уста Верховенского, как это просто делается всё: играют, играют дети, а потом кто-то пырнул кого-то – и всё, пошло-поехало. И из этой ситуации, казалось бы, оранжевой, всё это может побагроветь, не дай Бог, конечно. Поэтому детскими играми это не назовёшь. Поверьте, я сейчас не имею ввиду ни одну, ни другую сторону, потому что кто-то искренен на этой стороне, кто-то на другой. Возвращаясь к картине «Убить дракона», когда поднимается народ, освобождается, начинает говорить – это процесс хороший. Я помню, «Диктатура совести» – был такой спектакль у нас в начале перестройки. В зал пришёл опальный Ельцин. У меня роль была такая – я в зал выходил как посредник. А тогда только свободы начинались, и люди совершенно разные в зале были, я помню, Юз Алешковский как-то приехал из Америки. И вот на один из спектаклей пришёл скромно, купив билет, Ельцин, а он был опальный в тот момент. Да, и Новодворская была на спектакле, это зрелище замечательное было. И вот я говорю: «У нас в зале Ельцин». Зал начал кричать: «Ельцин, на сцену его, на сцену!», Новодворская кричала. Я растерялся, потому что всё импровизационно было, но успокоил зрительный зал, подошёл к Ельцину и – как мне подсказала интуиция? – задал ему вопрос: «Борис Николаевич… Борис Николаевич, да? А то у нас сейчас Владимир Владимирович в основном, ха-ха! Борис Николаевич, я говорю, вот вы партийный работник, прошли все этапы, скажите, пожалуйста, как вы можете прокомментировать сейчас слова «партия – ум, честь и совесть нашей эпохи»? Тишина в зале замечательная! Он так – развёл руками, такая сильная оценка была. Не знаю, к чему я так длинно эту историю рассказываю, потерял уже мысль. Да, про детские игры, о свободе. А потом «Белый дом» – шандарахнуть-бабахнуть, дать команду «Стреляйте!» – шаг такой, не каждый может взять на себя такую ответственность. Поэтому совсем играми назвать это нельзя, но момент какого-то человеческого освобождения – это дорого стоит.

Филипп Дикань: Олег Иванович, как по-вашему, сейчас России удалось шагнуть дальше в плане свобод – личности, прав человека, гражданских или правление Путина – откат назад?

Олег Янковский: Вы знаете, говорят. Всё должность его не даёт покоя. Я не чувствую, говорю Вам откровенно, что что-то вспять поворачивается. Мне личность эта интересна, и я убеждён, что люди, занимающиеся серьёзной разведкой, по сути, нравственны, потому что они работают на страну. У нас почему-то связывается всё с организацией, которая наделала много чего, исполняя волю чью-то. Но кто занимается серьёзной разведкой – эти люди, наверное, так выбирают, ищут и готовят этих людей, они работают на страну.

Юрий Сидоренко: Если вернуться к фильму «Убить дракона», Олег Иванович, кто придумывал грим?

Олег Янковский: Белокурая бестия – это моя идея, зубки тоже, с глазом – не помню, по-моему, Марк Анатольевич подсказывал.

Юрий Сидоренко: Трудно было создавать образ?

Олег Янковский: Да нет, это легко делалось, потому что было понятно, что нужно играть. Это всё на каком-то подсознании делалось, и разложить всё это нелегко. И потом – время подсказывает. Мы снимали «Мюнхгаузена» и обговаривали с Захаровым, как же играть, что должно быть. И он говорит: «Олег, как бы тебе пояснить, вот, говорит, если сможешь сыграть… вот я тебе расскажу притчу: человека распяли и спрашивают, как тебе там? Он: да ничего, только улыбаться больно». И это стало таким определяющим моментом на всю картину – улыбаться больно. Поэтому, когда я говорил в камеру: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Серьёзные лица ещё не признак ума. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица», я понимал, к кому я обращаюсь, то есть я понимал, что меня услышат и поймут, про кого я говорю. Поэтому это такие какие-то сигналы, сигналы времени, что ли. Я сегодня играю очень хороший спектакль, мы привозили в Киев «Шут Балакирев», и я играю Петра Первого. Ну я какое отношение к Петру Первому имею, да и не надо время играть, а играешь, ощущаешь какие-то проблемы в обществе. И там есть такие слова: «Господи, ну помоги ты нам, православным, ну хоть последний раз, ну помоги!» И я в зал обращаюсь, и всегда аплодисменты, аплодисменты, а там ещё музыка такая пафосная, и многие после спектакля говорят, в этот момент мурашки по телу и сидящие в зале в этот момент осознают, что это какой-то крик и сидящего в зале человека, не только мой текст со сцены, а это еще значит – ну сколько же можно, всё как-то так вот – триста лет и всё как-то уродливо, всё не получается. Ну, Господи, ну помоги ты нам! И вот что хочется пожелать вам на Украине.

Филипп Дикань: Давайте, если можно, чуть-чуть о «Том самом Мюнхгаузене». В декабре двадцатипятилетие фильма, который стал культовым. Когда я смотрел его ещё подростком, мне фильм нравился, но я, конечно, не мог определить, почему. А потом, уже попозже, когда Советский Союз клонился к закату, я посмотрел его и понял: ёлки-палки, а фильм-то антисоветский на самом деле! Как удалось усыпить цензоров – они не видели или потому и пропустили, что видели?

Олег Янковский: Нет, видели, видели, наверное, но поскольку это какой-то Мюнхгаузен, вроде бы как-то так позволили. Вот если бы там был не Мюнхгаузен, а герой, который призывал бы к чему-то, современный, наверное, всё было бы сложнее. А поскольку это враль, Мюнхгаузен, ну что он там, балагурит, шутит – поэтому закрыли глаза, а картина произвела огромное впечатление тогда по телевидению. И судя по письмам, по звонкам, она стала таким хорошим взрывом, такой подсказкой сознанию, потому что искусство, конечно, формирует сознание.

Юрий Сидоренко: То есть не резали ни тот, ни другой фильм?

Олег Янковский: Ну, «Дракон» уже резать не резали, а с «Мюнхгаузеном» – так как-то легко прошла картина.

Филипп Дикань: А как снимался фильм? Атмосфера во время съёмок была такая же лёгкая, как и фильм?

Олег Янковский: Вы знаете, вообще-то, поскольку мы уже одной командой работали вместе с Захаровым в театре и почти актёры все «ленкомовцы», поэтому легко, в радость. Все картины: «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт» и наш друг, ушедший из жизни Григорий Горин – это как-то всё вместе… Тем более, мы сделали в своё время спектакль «Тиль», это тоже был такой революционный спектакль, второй спектакль Марка Захарова, и это тоже было таким большим событием… вот тоже – «Тиль», да? Был бы современный герой – не позволили бы, а поскольку Тиль какой-то, а это тоже бунтарь был, своего рода, Ланцелот. Поэтому театр призывал, не в каждом спектакле, но призывал людей осознать, где живут, чего делают.

Филипп Дикань: Олег Иванович, а правда, что вас в роли Мюнхгаузена видел только Марк Захаров, даже Григорий Горин считал, что не вы должны играть?

Олег Янковский: Думаю, да, хотя не признаются, ну сейчас и спросить-то некого, хотя говорят, были какие-то сомнения. Они всё-таки хотели своей командой делать, поскольку близкими друзьями были – Захаров, Горин и Андрей Миронов, и судя по всему, они, наверное, хотели, чтобы Андрей Миронов играл. А у нас уже с Захаровым был спектакль «Синие кони на красной траве», я Ленина играл – ха-ха, без грима, и это по тем временам был очень революционный спектакль. И вот Марк где-то почувствовал, что надо, чтобы Янковский попробовал. Это чисто психофизика, у меня, может быть, глаза более грустные, что ли, чем у Миронова – у него темные глаза, у меня зеленые. Зеленые глаза всё-таки бывают разные, темный глаз – такой однозначный. Ну, короче говоря, Захаров решил это делать со мной.

Филипп Дикань: А правда, что во время съёмок масса розыгрышей была и все мужчины повально были влюблены в Кореневу?

Олег Янковский: Ну… да нет, это, скорее, какие-то актёрские, она там в своей книжке что-то пишет. Валяли дурака просто. Мы снимали в Германии, на горе какой-то, в какой-то гостинице жили, оторванные от города, и после съёмки собирались и, конечно, валяли дурака. Такая команда собралась, с хорошей фантазией, все молодые, вот и Горин по-своему фонтанировал, и Абдулов, и Ярмольник, и примкнувший к ним Янковский – не соскучишься! Бедная Коренева одна была! По-хорошему валяли дурака. Вообще я люблю так работать. У нас обстановка была, если помните картину «Полёты во сне и наяву» с Романом Балаяном, даже съёмочная группа не понимала, то ли они шутят, то ли дурака валяют, то ли серьёзно. Очень хорошая атмосфера, и эту атмосферу посеял Роман Балаян – очень уютный человек, и это в радость всегда, когда такая атмосфера. А как Никита Михалков начинал съёмочный день – завтрак, потом футбольный матч, потом возбуждённые шли на съёмку. Это очень как-то сближает, потому что, когда тяжкая работа идёт – это противно. А вот когда соединение, как спортсмен, перед тем, как что-то делать, прыгать расслабляется. Расслабление необходимо, особенно в творчестве, потом как-то и мышление другое совершенно.

Филипп Дикань: А можно ещё о байках? В истории с сервелатом, о которой ходят легенды, участвовали вы или нет?

Олег Янковский: (смеётся) – Ну, да, что-то было такое.

Филипп Дикань: Было?

Олег Янковский: Не самая главная шутка в нашей жизни. Но что-то было такое смешное, да, ха-ха! Мы же тогда, в советское время, со своими продуктами ездили – колбаса, сыр, вот, ну и сервелата все накупили, нужно же было использовать как-то это дело! Как-то мы решили её (Кореневу) разыграть, а в результате разыграла она нас. Открыла дверь и голенькая совершенно, и мы так – отпали! Ну, не голенькая, естественно, а в бикини.

Филипп Дикань: Вам довелось играть много исторических персонажей, причём реальных – Ленин, Пален, Петр Первый…

Олег Янковский: Последний император.

Филипп Дикань: Да, Николай Второй. А есть кто-то из персонажей, кого бы Вы не захотели играть. Не потому что не смогли, а потому что он вам неприятен?

Олег Янковский: Вот есть такая тенденция, вы даже не поверите, режиссёр Кара предложил мне играть Сталина. Я настолько удивился, думаю, как же… Он: «Олег Иванович, какая разница, похожи вы, не похожи. Суханов тоже не похож, но вот он сейчас в «Детях Арбата играет». Вот такая тенденция – немножко как-то очеловечить. Вы знаете, семья пострадала, репрессирована была, поэтому я не согласился бы играть этого человека. Пока. Хотя я понимаю, что артист должен играть и добро, и зло, и разобраться в этих непростых человеческих судьбах, душах – такая профессия, как и врача – понять болезнь, может быть. Герои-врачи заражали себя чумой, холерой, чтобы понять болезнь. Это сродни, наверное, актерской профессии, чтобы сыграть, нужно как-то себя… Но есть какие-то вещи – допустим, я отказался от Воланда. Сейчас режиссёр Бортко снимает «Мастера и Маргариту». Я думаю, есть какие-то вещи, которые нельзя… Как нельзя Бога играть. Иешуа можно, потому что Иешуа – реальный человек, а вот Бога – как? Даже и дьявола нельзя играть. Ну, это мои убеждения.

Юрий Сидоренко: Ну Дракона вы же сыграли!

Олег Янковский: Нет, ну это же зло земное.

Филипп Дикань: А накладывают на актера отпечаток роли реальных персонажей?

Олег Янковский: Вообще, по большому счету, не должны. Когда «заигрывается» артист, если удачно сыгранные роли и как-то он вошёл в этот коридор, это неправильно. Должно всё уходить, как костюм – снял и всё. Конечно, на твою нервную систему большие, серьёзные работы, там, Иннокентий Михайлович Смоктуновский гениально играл князя Мышкина. Он сам рассказывал, что настолько вошёл в состояние князя Мышкина, гулял как-то – осень, холодно (показывает), он поднял воротник, идёт весь такой князь Мышкин, идёт и так увлёкся, что чуть под машину не попал. И женщина открывает окно и ему так: «Эй, ты, идиот, что ли?». Ха-ха. Так что уж совсем заигрываться не надо, да. Хотя найти состояние, войти в него – дело непростое, потому что в искусстве самое главное – состояние. Не текст же определяет, текст может быть любой – телефонная книжка. А если ты в правильном состоянии находишься, тогда начинает зритель замирать. Твоя энергетика переходит в зрительный зал, и даже с экрана, казалось бы, плёнка, но вдруг на этой плёнке артист излучает такое, что… Ну, как и живопись, наверное – мимо одной картины проходишь, а возле какой-то стоишь и не понимаешь, как же это столько лет на тебя такое воздействие.

Филипп Дикань: А как Вы готовитесь к ролям исторических личностей? Перерываете массу литературы или нет?

Олег Янковский: Ну, конечно, информация нужна. Но, повторяю, ты же не играешь конкретный персонаж, а играешь всё-таки отношение. Так же, как, повторяю, Ленин без грима – но не Ленина же я играл, а отношение к нему, нашу позицию – театра, Марка Захарова, мою как актёра, наше отношение к этому персонажу. Так же, как и Петра Первого – это моё отношение, Захарова через персонаж, ситуацию поделиться со зрительным залом – вот это, наверное, определяющее. А остальное – так это было в семнадцатом веке или не так…

Филипп Дикань: Говорят, что один из потомков Романовых оценил Вашу игру в «Цареубийце» как что-то неимоверное, по его мнению, все вплоть до мельчайших деталей совпало.

Олег Янковский: Я не общался с родственниками, но если так было сказано с его стороны, то спасибо ему. Мы старались с Кареном Шахназаровым сделать всё очень точно. Честно скажу, разные ситуации приходится играть, но когда нас спустили по этим лесенкам, мы снимали на «Мосфильме», и когда вся семья встала, пиротехники заложили маленькую взрывчатку под костюмы… Малькольм Макдауэлл – замечательный артист, ему тоже стало как-то не по себе, хотя человек из другой страны, с другой историей, с другим менталитетом, он тоже постарался войти в эту ситуацию, нечеловеческую ситуацию – расстрелять семью, добивать ребёнка… Как-то повеяло сейчас трагедией в Беслане, когда детей расстреливали… Короче говоря, тогда даже сердце защемило, даже физически стало не по себе, когда этот кадр снимали. Это тоже всё плёнка зафиксировала, наверное, это было видно.

Филипп Дикань: Какое-то тяжёлое у нас окончание получается. Чтобы не заканчивать на такой грустной ноте, давайте вспомним, что скоро Новый год. Что Вы ждёте от Нового года – у вас осталось ещё детское ощущение ожидание праздника или уже давно по-взрослому относитесь к этому празднику?

Олег Янковский: Нет, всё равно это какие-то надежды, они ведь как у ребенка, так и у взрослого, что с первого января будет что-то лучше. Поэтому с надеждами всегда – я человек верующий – поднимаешь бокал, что я и советую всем. Может быть, слов много не надо говорить, а так секундочку помолчать, пока куранты бьют, и с надеждой войти в Новый год. Поэтому – с Новым годом!