Владимир Ионов: «Я просто один из многих»

Один из самых активных противников Путина 76-летний Владимир Ионов на этой неделе покинул Москву. Участнику многочисленных одиночных пикетов, автору десятков оригинальных плакатов против политики Кремля на родине грозит срок — до пяти лет заключения — за «неоднократное нарушение правил проведения массовых мероприятий». Опасаясь за свободу, Ионов бежал в Украину. Остановился в Харькове. Как ему удалось пересечь границу и кто теперь рядом с ним — материал «Би-би-си».

В Харькове Владимир Ионов со спутницей, Ольгой Браун, остановились у друзей — в многоэтажке на окраине города. Дом стоит буквально на окружной, и с 16-го этажа видно далеко на север — до России отсюда 30 километров.

Границу Владимир пересёк нелегально: на время уголовного преследования он дал подписку о невыезде.

Мы едем в такси на центральную площадь города, где у Владимира Ионова назначена встреча с журналистами центральных украинских каналов. Внимание прессы паре и льстит, и смущает. Владимир подчеркивает: «Я — рядовой активист, один из тысяч участников протестных акций. Вот ребята, которые стоят на мосту Немцова день и ночь, — они настоящие герои».

Дорогу в Харьков пара называет изнурительной и физически, и эмоционально: из Белгорода 76-летний российский активист пробирался в соседнюю страну «по зелёнке», то есть пешком. Подробностей перехода Владимир предпочитает не раскрывать, говорит только, что был с ним Сусанин, имея в виду проводника, который провёл его через границу контрабандистскими тропами.

Когда вы приняли решение бежать?

Владимир Ионов: Оно было спонтанное. Мы видели на суде над Ильдаром Дадиным (участник протестных акций в России — ред.) как с ним обращаются. И я понимал, что меня ждет, и был готов к этому…

Ольга Браун: А я — не готова.

Когда Дадин получил три года, вы поняли, что угроза реальна?

В.И.: Да нет, я сразу понимал. Я ведь выходил с плакатами на улицы, осознавая угрозу. Потому и выходил, чтобы что-то изменить. Хотя, конечно, это громко сказано. Но когда я увидел Олину реакцию, я понял, что её просто не хватит.

Вы были в зале суда во время приговора Ильдару Дадину?

Нет, мы не попали, там не все смогли попасть, а мы ещё немного опоздали. Но мы были на улице, у входа.

Вы как-то готовили побег? Продумывали, собирались?

Нет, конечно. Спонтанно собрались, схватили, что попалось. Половину забыли. Потому что надвигался суд…

А когда следующее заседание?

В.И.: А вот сегодня, как раз сейчас.

О.Б.: И вот сейчас ему бы браслет надели…

В.И.: Ничего бы не надели, но вы видите, реакция Олина такая, что у неё не хватит здоровья это всё переживать… Да, наверное, сейчас я бы произносил последнее слово.

Что бы вы сказали?

В.И.: Я бы сказал, что 98 лет назад моя Россия потерпела страшную катастрофу: власть в России взяли уголовники, преступники. И они до сих находятся у власти…

Вину бы не признали?

В.И.: Нет, ну что вы. Не чувствую я за собой никакой вины.

Из России вы не могли выехать официально из-за подписки, в Украину не могли въехать официально, потому что у вас нет загранпаспорта. Поэтому границу вам пришлось переходить нелегально?

В.И.: Да, и это было непросто. Промок насквозь, ботинки, ноги промочил. Весь был в репьях. Вот ещё не до конца отчистился (трет рукав куртки). Я даже не могу сейчас сказать, сколько времени занял переход: может быть, час, может, минут 40. И бежать приходилось, и в быстром темпе идти. И главное, не видишь, куда наступаешь. Но зато по ту сторону меня ожидал приз (прижимает к себе Ольгу).

О.Б.: Мы из Белгорода выехали вместе, а потом, уже почти на границе, расстались. Я пересекла официально, а он «пошёл погулять». И заблудился, как порядочный «зелёный человечек». И оказался в Украине.

Вы отдохнули?

О.Б.: Немного. Конечно, мы очень нервничали, чтобы ничего не произошло. Это было не просто тяжело, а реально опасно. Я ведь его украла с больничной койки: он лежал с сердцем, у него была стенокардия нестабильная. Это не шутки, это может привести к инфаркту. А ещё врачей терроризировал суд, я смотрю: они какие-то дерганные.

В.И.: Запрашивали всё время, когда меня выпишут. Требовали буквально.

О.Б.: «Скорее-скорее!» И врач не знал уже, что делать. А им не терпелось скорее осудить. И я поняла, что дело крепко пахнет керосином. И стала собирать вещи…

В.И.: Им, видимо, хотелось до конца года закрыть это дело.

О.Б.: Я думаю, что эти мерзавцы перекрестились, когда мы уехали. Потому что посадить в тюрьму в 76 лет — это непристойно. А не посадить они не могут, у них программа такая людоедская.

Украина для вас конечная цель? Или вы её рассматриваете как перевалочный пункт?

О.Б.: Мы думали об этом, ещё окончательно не решили. Но Украина всё-таки родная. А всё остальное — чужое.

В.И.: И с Россией рядом! В случае чего.

О.Б.: Понимаете, мы же в общем сопротивлении. И хотим сопротивляться дальше. Просто из тюрьмы это делать невозможно. И я не хочу, чтобы его в тюрьму посадили. А его бы посадили! Он бы вышел наверняка на очередной протест. И это был бы уже не условный, а реальный срок. Это же сумасшествие. Они же осудили Ивана Непомнящих за то, что он был на Болотной площади в 2012 году. Вспомнили! И он теперь пойдёт по этапу. Это за гранью, то, что происходит.

А чем заниматься здесь будете?

О.Б.: Мы в любом случае найдём себе занятие. Я буду хоть сети плести, мне всё равно. Я преподаватель английского, может быть, найду учеников. Я могу работать в издательстве — редактором, корректором.

В.И.: Здесь, в Украине, есть российское посольство, консульства. И я вполне могу по-прежнему выходить с пикетами. Руки-то чешутся.

Какое впечатление произвёл Харьков?

Мы тут совсем немного. И города ещё толком не видели. Но по ощущениям — народ доброжелательный и не напряженный. Несмотря даже на войну.

Конечно, после огромного мегаполиса Харьков может показаться тихим, провинциальным.

В.И.: Да, но там люди боятся. Боятся! Я стою с плакатом в своей стране. А меня спрашивают, не страшно ли мне.

Вы называете себя рядовым участником протестного движения в России.

В.И.: Да, совершенно верно. Просто случайно так получилось, что я оказался с плакатами на снимках и на видеозаписи.

Вас «зафиксировали».

В.И.: Да-да. Я просто один из многих-многих. Вот на Немцовом мосту стоят настоящие герои. Ребята день и ночь охраняют это место, которое стало достопримечательным, мемориальным. И люди, которые день и ночь там, — вот они герои.

Когда вы впервые вышли? В 2012 году?

В.И.: Нет, что вы! Много раньше. Я ещё против советской власти «возникал». Я в психушке просидел 11 дней. Это было, кажется, уже при Андропове. Нет, ещё Брежнев был. Меня тогда продержали 11 суток и поставили на учёт. А недавно я узнал, что таких, как я, было 800 тысяч. Ставили на учет, а в случае следующего выступления или выхода — «псих». Так искалечили Валерию Ильиничну Новодворскую. А я испугался, уехал под Рязань кочегарить. А уже с плакатами как-то случайно начал, это был или 2007 или 2008 год. Ну а как еще выразить свое мнение, без оружия?

А что написано было?

В.И.: На самом первом плакате? Мы тогда должны были встречаться на Пушкинской, все наши «вожди» тогдашние: Каспаров, Лимонов, Немцов тогда еще… А подойти к ним невозможно, все было в милиции. Всё! Такого количества я никогда не видел. И меня это так возмутило. Я лист А1 в четыре раза сложил и написал: «Много милиции, но Милошевичу это не помогло». И вот с этим плакатом и пошел. На Пушкинской не смог пройти, поехал на Тургеневскую, там были наши. И с этим плакатиком, который четвертушка от листа ватмана, стоял. А там цепь ОМОНа. Простоял несколько минут, какой-то офицерский чин: «Этого взять!» И меня в автозак. Это первый был такой опыт. Я уже потом в интернете нашел этот кадр. Нас тогда просто отпустили, это еще были немного другие времена. А потом, когда я стал писать плакаты против Путина — уже реакция была другая. На имя Путина реагировали нервно.

Тексты какие были?

В.И.: «Путин есть, ума не надо», «Путин, жуй сопли, а не Конституцию» (это его выражение — «жевать сопли»), «Шариков жив и Путиным работает», «Путин – наше всё, не считая Кадырова». Их столько было!

И всё это предъявлено вам в суде?

В.И.: Да, эпизодов там море, плакатов тоже масса. Но по закону, их так называемому закону, достаточно 3-4 эпизодов. Они выбрали самые, с их точки зрения… За плакат «Нет путинскому кривосудию» во время процесса над Ходорковским мне пришлось заплатить 20 тысяч рублей. Я бы не платил, но близкие надавили, заставили, потому что милиция приходила, нервы мотала. Вообще, власть и милиция в России ведут себя безобразно. Но удивительно, что при этом люди, мои земляки, подходят ко мне и говорят: «Вам пенсию дают, а вы тут стоите. Ну, что это такое?». Я говорю: «Как это так?! Наоборот, это мы содержим Путина».

Во время разговора Ольга несколько раз плачет, пряча лицо на плече у Владимира. На центральной площади Харькова пара заходит в палатку, где собирают помощь украинской армии, долго рассматривает стенды с фотографиями. На одном из них снимок Бориса Немцова, рядом — портреты четырех человек, погибших в результате теракта возле харьковского Дворца спорта 22 февраля 2015 года.

Узнав Ионова, девушка-активистка одевает ему на руку кожаный браслет с написью «Разом з Україною» (Вместе с Украиной), и Ольга плачет, уже не скрывая слез. Рассказывает, как вместе с единомышленниками по мере сил, с небольшой преподавательской зарплаты, поддерживала Майдан, а затем АТО на востоке Украины. «Ваш уровень свободы для нас — это что-то феерическое. Хотя да, я знаю, что здесь проблем — море. Но люди, здесь другие люди».

Через несколько дней Владимир Ионов уедет в Киев. В столице Украины он намерен обратиться в миграционную службу за статусом политического беженца. Легализовавшись в стране, пара планирует пожениться и пойти на курсы украинского языка.

Источник: «Би-би-си», дата публикации — 25 декабря.

Фото: Павел Пахоменко