Новая-старая полиция
От редакции:
На сегодняшнем заседании коллегии Минюста и МВД заместитель главы ведомства Эка Згуладзе заявила: «Не доверяйте нам. Особенно не доверяйте словам. Судите нас по делам. И строго». Об ожиданиях от реформы правоохранительных органов, начале работы новой патрульной полиции «МедиаПорт» уже писал. В колонке, которую мы публикуем сегодня, автор рассматривает ход преобразований — задаётся вопросами, оценивая действия полиции во время недавней погони в Киеве, анализирует реакцию первых лиц. Суждения, как и предлагает Згуладзе, вышли «строгими». На наш взгляд, заслуживающими внимания.
Полицейская погоня в Киеве, в которой участвовали более десятка патрульных машин, окончилась стрельбой. Пассажир, сидевший рядом с водителем, застрелен. Национальная полиция и близкие к ней медийные фигуры отреагировали моментально. Советники и чиновники всех уровней публично поддержали действия полицейских ещё до начала расследования и сообщили массу ничем не подтверждённых подробностей происшествия: «водитель был пьян»; «из машины вели огонь по патрульным»; «в машине были «мажоры», обнаглевшие от безнаказанности»; «на месте были найдены наркотики», «погоня велась на скорости 190 километров в час».
Однако даже при таком количестве деталей, которые должны были указать на вину погибшего и преследуемых, несколько вопросов всё же оставались неясными: почему при попытке остановить авто от пули погиб пассажир и почему видео с регистраторов самих полицейских не используется в качестве аргумента (как это делалось обычно)?
Опыт позволяет предположить, что общество узнает правду только в том случае, если прокуратура опубликует результаты расследования и видео преследования, однако надежды на это мало.
В то же время, даже при той противоречивой информации, которую мы имеем, несколько простых ответов на вопросы могут помочь прояснить ситуацию:
— Если полиция действовала правильно, может ли эта ситуация разбираться на обучении в дальнейшем — как пример успешной операции?
— Возможно ли считать применение оружия в ситуации с административным правонарушением оправданным и пропорциональным?
— Возможно ли считать «допустимыми потерями» в этом случае смерть несовершеннолетнего, который не был за рулем, особенно учитывая тот факт, что больше никто не пострадал?
— Повлияет ли эта история на ситуацию на дорогах, сделает ли их безопаснее?
— Возможно ли теперь, после заявлений Хатии Деканоидзе, Антона Геращенко, Арсена Авакова и других официальных лиц, объективное расследование ситуации?
Попробуйте честно ответить на эти вопросы, чтобы понимать, в насколько непростой и неоднозначной ситуации оказалась полиция и мы все.
Вместе с тем, не следует думать, что происходящее является невероятной случайностью и больше не повторится. Это не первый случай смерти от рук «новой» полиции. И от реакции руководства и общества во многом зависит, как будет строить свою работу вся полиция (не только патрульная).
Даже неискушенный наблюдатель понимает, что волна поддержки вместо объективного и всестороннего расследования является сигналом «мы своих не сдаём», «мы прикроем». К чему ведёт такой подход в управлении правоохранительными органами, украинцы могли убедиться в течение многих лет и на Майдане в частности.
Поводов для оптимизма у нас, впрочем, немного. Если спустя два года после революции случай смерти от действий полиции не объявляется чрезвычайным происшествием, требующим расследования, а подаётся как вид «уличной справедливости», мы явно реформируемся не в ту сторону.
Надо сказать, что движение в сторону реформирования милиции началось практически сразу после окончания событий на Майдане. Уже в мае 2014 года в Киеве состоялась встреча руководства МВД, общественных организаций и широкого круга международных донорских организаций, целью которой было обсуждение того, как именно должна идти реформа. Ещё тогда министерство предложило своё видение, от которого оно не отказалось и по сей день — доноры вкладываются в бюджет милиции, которая, оснащённая по последнему слову техники и с новыми, высокими окладами, начинает хорошо работать.
От этой незатейливой идеи никто из доноров не был в восторге, все хотели системных изменений, однако со временем согласились и на это, поняв, что других опций в меню просто нет. По моей информации, многие из европейских советников по полицейским вопросам провели месяцы, так и не сумев попасть в министерство внутренних дел, чтобы изложить свои идеи по реформированию.
Добившись финансовой поддержки от доноров, министр и его команда приступили к созданию новой патрульной службы. Почему именно её? Работа патрульных не была самым болезненным и нуждающимся в реформировании участком в милиции. Очевидно, что он был выбран как наиболее медийный, видимый для публики.
Предполагалось, что его можно быстро реализовать и снять напряжение, возрастающее в обществе и в отношениях с международными партнёрами. Идея была проста как мир — вывести на улицу «других» полицейских, которые бы выгодно отличались от тех, к которым привыкло общество.
Недостатки отбора, невозможно краткие сроки обучения, отсутствие рамок закона, в которых патрульные будут работать, компенсировались мощнейшей информационной кампанией и народной поддержкой. На фоне забуксовавших реформ для людей это выглядело как прорыв. До сих пор именно это и обеспечивает действиям полицейских в разных ситуациях общественную поддержку — иначе публике придётся признать, что те жертвы, которые она понесла за два года, пока не привели к изменениям.
Вместе с тем, следует признать, что реализация этого проекта грешит массой изъянов, среди которых ключевой — то, что новая полиция была вброшена в огромную, коррумпированную, неэффективную систему министерства внутренних дел, которая продолжает жить по старым законам и понятиям все эти два года.
Новые патрульные, насколько бы хороши они не были, стали частью старой системы отношений, процедур и кадров — поэтому навязывание публике разделения на «новую» полицию и «старую» милицию всегда было искусственным.
Вы ведь понимаете, куда везут задержанного копы? Кто с ним потом работает? Перед кем отчитывается полиция? Кто расследует жалобы на полицейских? Если да, то вы должны представлять, как долго они могут оставаться независимыми и работать «по-новому». К слову, распиаренный второй шаг реформы — принятие закона о полиции и переименование милиции в полицию так же никак не повлиял на систему — практики остались старыми.
Ещё одним направлением и третьим шагом реформы стала переаттестация. Сегодня она прошла только в столице и, похоже, проведение её по всей стране займёт не меньше года. Однако уже сегодня можно сказать, что процедуры и качество процесса нуждаются в серьёзной доработке.
Публике пытаются презентовать картинку, где «бывших», «плохих ментов», общественность пропускает через жернова «справедливого» и «открытого» оценивания, отбирая «только лучших из них».
В действительности ситуация совершенно иная: общественность в отборе не имеет права решающего голоса, он остаётся за полицией. Также «реформаторы» пренебрегли такими факторами, обеспечивающими прозрачность и непредвзятость отбора — нет списка вопросов, критериев отбора, не ведётся его трансляция.
Насколько бы хорошим, патриотичным и профессиональным не был бы работник милиции — он проходит переаттестацию, не имея возможности подготовиться.
Важным фактором является также сама общественность. Условия, на которых предлагается участвовать в оценивании, — безоплатно заниматься этим с утра до вечера в течение месяца, что сразу исключает участие большинства компетентных людей, не имеющих возможности бросить свою работу на столь длительный срок. Именно поэтому, помимо активистов, бросивших месяц своей жизни на участие в переаттестации, в качестве «общественности» выступают и будут выступать очень сомнительные фигуры (от радикально ненавидящих милицию до откровенно про-милицейских).
Отдельным фактором, в значительной степени влияющим на реформу милиции, является вовлечённость министра Арсена Авакова в политику. Являясь одним из представителей крупной политической силы в парламенте, участником всех серьёзных переговоров и решений как внутри страны, так и в переговорах с зарубежными партнёрами, он не имеет пространства для манёвра в случае неудачи.
Именно с этим связано абсолютное неприятие критики, ингорирование негативной обратной связи и невозможность признать ошибку. Это ведёт к ещё одной части проблемы — неудачным и непоследовательным кадровым решениям министра.
Очень трудно оценивать логику сохранения значительного количества старых (подчас скандальных) фигур на ключевых постах и назначения новых (не менее скандальных). Создаётся впечатление, что кадровая политика реформирования пытается одновременно идти в двух противоположных направлениях, но основным критерием назначений является лояльность и готовность выполнить любой приказ, вне зависимости от его законности.
В сухом остатке, мы, обычные граждане Украины, получили немного:
1. Новые патрульные автомобили с проблесковыми маячками. Я намеренно не упоминаю патрульных, потому что они не являются чем-то «новым» — и до этого, медийно успешного проекта, в милицию каждый год приходили молодые люди. Среди них также были и те, кто хотят «служить и защищать», и те, у кого другая мотивация. Многие получали образование в ВУЗах системы МВД, где у них преподавали гражданские преподаватели. И всех потом практическая работа подгоняла под те лекала, которые были в ходу.
2. Мы также получили новый закон, регулирующий деятельность полиции. Однако не стоит переоценивать значение этого документа — это некая рамка, которая важна для демонстрации изменений, но никоим образом не закрепляющая их. Прописанный в самых общих фразах, закон вовсе не является библией полицейского, сверяющего с ним каждый свой шаг. Жизнь показывает, что на практическую работу правоохранителей он если и повлиял, то незначительно.
3. Мы переименовали милицию в полицию (если это вообще имеет значение).
Дальше нас ждёт переаттестация по всей стране. Это будет мучительный процесс, связанный с огромным количеством региональных скандалов. Особенно, если министерство и реформаторы не пропишут чётко, КТО и КАК может принимать участие в комиссии, не будут освещать как проходил рекрутинг самих членов комиссий, каковы будут критерии успешного её прохождения, не обеспокоится честным и прозрачным информированием общества о ходе аттестаций (включая онлайн-трансляцию происходящего). Кроме того, важно изменить график работы таких комиссий и увеличить роль общественности в них. Последнее особенно важно в свете информации, поступающей из регионов, где полиция уже «готовится» к переаттестации, где проводят свои «предварительные аттестации» и тщательно просеивают списки общественности, оставляя только самых «конструктивных».
Что, на мой взгляд, надо сделать для реальных изменений?
К сожалению, продолжение «реформы» в том же виде, в каком её реализовала нынешняя команда — невозможно. Потратить ещё год на то, чтобы каждый месяц с помпой презентовать общественности «новую» полицию в разных населённых пунктах, наша страна уже не имеет ни права, ни возможности. Время работает против нас, и уже сегодня мы ощущаем негативные результаты несделанного за два года.
Крайне централизованный институт полиции должен меняться системно — забывать про показатели в работе, развивать community policing, внедрять общественный контроль, создавать систему независимого расследования жалоб, учиться адекватно реагировать на черезвычайные происшествия и критику, собирать обратную связь и использовать её для улучшения своей работы. В ином случае можно только сказать словами песни — «Can’t truss it!».
Фото на главной: Павел Пахоменко