Антифашизм пройдёт
Всё начиналось как обычно. С самого утра под окнами горсовета стоят люди с плакатами. В здание на сессию спешат чиновники и депутаты. То, что это будет не обычная сессия, стало понятно, когда место мэра занял борец с «нациками» (так Михаил Добкин пишет о националистах в Twitter), а в повестке дня оказался, пятым по счёту, вопрос «О мемориальной доске Юрию Шевелёву».
Когда Геннадий Кернес и Михаил Добкин появляются вместе, в этом зале, кажется, возникает особая атмосфера.
Если перечить Кернесу в горсовете почти никто так и не научился, то как это возможно с «тяжёлой артиллерией» в виде напарника по соседству?
У них всё уже было решено (в проекте решения говорится: доску снять). Для полноты картины оставалось лишь убедить присутствующих, кто прав, а кто фашист.
«Букреева, к микрофону. Жевательную резинку будете жевать вместе со своей семьёй в «МакДональдсе». Желательно, чтобы вы её проглотили. Букреева, объяснительную записку принесите мне сейчас же! Букреева! Я сказал встать и принести мне объяснительную записку. И на всё про всё у вас 15 минут максимум».
Это Геннадий Кернес раздражается в начале заседания. Подчинённая что-то напутала, и городской голова решил её проучить. При всех. Ему всё равно.
Женщина покорно встаёт и направляется к выходу. К середине заседания объяснительная будет лежать на столе, о чём победоносно сообщит Геннадий Кернес.
Сначала традиционные вопросы: о бюджете, о награждении… Наконец городской голова анонсирует вопрос №5.
Заскучавшие операторы в ложе прессы вскакивают с мест и включают «Rec».
«Я предлагаю рассмотреть этот вопрос спокойно, сдержанно. И примем решение. Какое это будет решение, мы посмотрим. И дальнейшие все действия, просил бы здесь присутствующих национально настроенных, таких, да, патриотических сил, чтобы мы чётко понимали, что решение сессии Харьковского городского совета, если таковое будет принято, должно быть выполнено обязательно для всех. Чтобы мы из этого не делали никакого скандала», — предупреждает городской голова.
Первой он даёт слово Ирине Рапп, сопредседателю Харьковской правозащитной группы.
«Поскольку мы были ознакомлены с письмом Ройтмана (я так понимаю, он главный обвинитель Шевелёва), я хотела бы ознакомить вас с чисто фактической и юридической стороной дела. Шевелёв обвиняется в сотрудничестве, потому что он работал там где-то, ещё чего-то такое, должна вам сказать, что город оставили без тепла, без еды, без ничего. 200 тысяч человек. Город должен был выживать. Люди должны были жить. Зарабатывать себе на жизнь и как-то просуществовать, сохранить этот город для нас, кстати.
Так вот довольно скоро советская даже власть поняла, что оставлять выжженную землю не годится. И во время 42-го года был приказ прокурора СССР, а в 43-м году было постановление Верховного Суда СССР о том, кого считать пособниками, кого судить, а кого нет.
Пособниками вообще считались люди, которые сотрудничали в фашистских акциях, занимались доносами, выдавали партизан и прочее. Что касается обычных граждан, был в том числе и такой пункт: рабочий или госслужащий в административных учреждениях или занимавшийся своей профессиональной задачей, если в результате исследования будет установлено, что в их действиях отсутствуют признаки, перечисленные в пункте 1 (это то, что я сказала — то есть прямое сотрудничество с фашистами в качестве уничтожения либо города, либо людей и так далее), их не привлекать к уголовной ответственности. Насколько я знаю, даже из письма главного обвинителя, все данные о Шевелёве, его деятельности во время Второй мировой войны им почерпнуты из воспоминаний самого Шевелёва, где он рассказал, где он действительно работал. Работал он доцентом в университете, чем занимался и до войны. Кроме того, он писал статьи в украинскую газету, которая тогда издавалась во время оккупации, но он даже не входил в редколлегию этой газеты…», — рассказывает Ирина Рапп.
«Можно вопрос задать? Шевелёв не входил или вы не входили?» — вмешивается внезапно Кернес.
«Шевелёв», — отвечает Ирина Рапп.
«А вы его псевдоним назовите. Вы же как историк рассказываете. Псевдоним, под каким он печатался…», — настаивает мэр.
«У него было два псевдонима — Шерех и Шевчук», — продолжает Ирина Рапп.
«Вот вы скажите, что писал Шевчук и Шерех», — Геннадий Кернес не даёт закончить выступление.
.jpg)
«Он писал, я не отрицаю, он писал, но статьи…», — объясняет выступающая.
«Газета — оккупационного режима?» — диалог начинает напоминать допрос.
«Газета была украинская при оккупационном режиме. Да», — отвечает Ирина Рапп.
«За деньги фашистов выпускал, да?» — сыпет вопросами Кернес.
«Нет, вы занимаетесь подменой, так же как и Ройтман…», — резко заявляет сопредседатель ХПГ.
«Хорошо», — говорит мэр.
На словах про «подмену» кто-то в зале попытался зааплодировать. Тихо так.
«Он не славил ни Гитлера, никого другого, он занимался славистикой», — продолжает Ирина Рапп.
«Понятно», — скептически произносит мэр.
«И писал об этом статьи. Список этих статей тоже есть. А вот в коллегию (если вы хотите предъявить обвинение как бы служебное) он не входил. И, кроме того, было упоминание того, что он был чуть ли не цензором в управе. На самом деле он, как знаток немецкого языка (он немец по происхождению) и украинского, просто проверял правильность написания заявлений, заявлений и печатей, которые утверждала эта самая управа. Вот и всё. Вот это вся его деятельность во время войны.
Он немец по происхождению. Он не принял «фольксдойче», что давало бы ему какие-то привилегии при оккупации, он бы получал какой-то паёк дополнительный, работу лучше и так далее. Он этого не делал, не делал по простым соображениям: он действительно не любил советскую власть, он не любил немцев, то есть фашистскую власть, и он не хотел сотрудничать ни с теми, ни с другими. Вот и всё. Считать его при этом предателем бессмысленно», — говорит представитель ХПГ.
«Всё, спасибо. Присядьте», — прогоняет участницу дискуссии Геннадий Кернес.
Она хотела было закончить, но городской голова остановил:
«Уважаемая Ирина Юрьевна. У нас есть регламент. По большому счёту, у нас очень много записавшихся, в том числе ваших коллег, которые будут продолжать вашу мысль. Мы поняли из вашего выступления, из-за того, что голод был, тепла не было, я так понял из ваших слов, что Шевелёв пошёл работать в эту газету, потому что надо было кормиться и так далее…»
Геннадий Кернес подчёркивает, кто здесь главный. И даёт понять: услышать мнения записавшихся на выступление стало возможно лишь по доброй воле депутатов. Но добрая воля может и закончиться.
«Я предлагаю тем выступающим от общественных организаций учитывать регламент Харьковского городского совета и желание депутатского корпуса, который представляет территориальную громаду, дать вам слово на сессии Харьковского городского совета. По нашему регламенту, мы должны были проголосовать, поэтому укладывайтесь, пожалуйста, в 5 минут».
На трибуну выходит главный обличитель Юрия Шевелёва Нисон Ройтман. Это он вывел на чистую воду «спрятавших факты биографии учёного» и направил на путь истинный топонимическую комиссию. Чем она думала два года назад и где тогда был Ройтман, остаётся загадкой.
«Этот вопрос начался не вчера. Меня обвиняют в том, что я на последнем излёте за два дня до установки доски принёс заявление. Ещё в 2011 году газета «Время», журналист Губин в статье «Выбор есть всегда» привёл все те факты, которые я приведу сейчас тоже».
Он ссылается на мемуары Шевелёва, подписанные псевдонимом Шерех.
«С исчерпывающей подробностью и потрясающим цинизмом, — Ройтман повышает голос, — он описывает, как работал в оккупированном Харькове, как он сбежал из эшелонов, чтобы не попасть в советскую армию, как он вернулся в Харьков, навстречу фашистам. И он пишет в своих мемуарах: «Началась новая жизнь». И слово «новая жизнь» проходит «красной нитью» через все его мемуары».
Нисон Менделевич, похоже, сам делает лингвистический анализ текста.
«Он сотрудничал, — снова повышает голос Ройтман, — в газете фашистско-немецких оккупантов «Нова Украина». Вот эта газета! В которой сотрудничал Шевелёв!».
Вскрикивания из-за трибуны несутся по всему залу. Борец за справедливость Нисон Ройтман переходит в атаку: он делает то, что обычно на каждой сессии не забывает делать Геннадий Кернес.
Вспоминает «АТН».
«Я попрошу корреспондентов «АТН» показать её (газету) так же крупно, как они обычно показывают фашистских приспешников и их защитников. Что он там писал, мы не выясним до конца. Потому что они все подписывались даже не псевдонимами, а двумя буквами. После этого он перешёл на работу в городскую управу, а городская управа — это тот орган, через который «гитлеровцы» не снабжали город едой и теплом, как тут утверждалось, а уничтожали наше население», — трясёт листовкой в руках Нисон Ройтман.
«Гиммлером, — эту фамилию Ройтман произносит с некоторым визгом, — была поставлена задача: уничтожить 90% населения города. Он специально приезжал с инспекционной поездкой в Харьков и инспектировал в том числе работу Харьковской городской управы в этом направлении. Шевелёв работал в городской управе. И когда говорят, что он не то делал, вы извините меня, в борделе девственность сохранить невозможно».
Неожиданная фраза в устах главы Антифашистского комитета.
После «борделя» выступающий переходит к святому.
«Я хочу сказать, что сегодня мы решаем вопрос не об установке доски Шевелёва, в очередной раз нас заставляют испытывать на излом наши ценности, наше отношение к Великой Отечественной войне, наше отношение к Великой Победе, наше отношение к 70-летию Освобождения города и Украины от немецко-фашистских захватчиков. И эта акция по установке доски коллаборационисту является очередным испытанием», — считает Нисон Ройтман.
«Я хочу провести только одну историческую аналогию слишком грамотным, которые тут рассуждают… (Как вы понимаете, рассуждала пока только Ирина Рапп — Т.Ф.) Великий норвежский писатель Кнут Гамсун — не чета Шевелёву, лауреат Нобелевской премии 1920 года. Только за то, что он написал две статьи в поддержку фашистского режима Квислинга, и за то, что в 1943 году он повстречался лично с Гитлером и Геббельсом, кстати, с целью, чтобы попросить Квислинга с должности, только за это после войны, он был подвергнут суду, приговорён к тюремному заключению, которое ему было заменено принудительным пребыванием в доме престарелых. И специальным эдиктом норвежского короля он был исключён вообще из общественной жизни Норвегии. Его имя нигде не упоминается. А книги его как издавались, так и издаются. У меня в моей библиотеке есть двухтомник Кнута Гамсуна, изданный в Советском Союзе в 1970 году», — признаёт антифашист.
«Никто не покушается на научную славу Юрия Шевелёва. Пожалуйста, награждайте его Шевченковской премией, открывайте там аудитории его имени, но я ещё раз повторяю: всё, что началось сегодня в Харькове, — это не вчера началось», — опять апеллирует к «журналисту Губину» автор заявления.
На «закуску» он оставил решение президиума Харьковского горсовета от 1994 года. Начал было зачитывать документ («такие действия часопису «Нова Украина» являются вызовом общественному мнению, задевают честь и достоинство граждан Харькова, одного из наиболее пострадавших от нацистско-немецких оккупантов…»), но в пять минут не вложился.
«Ещё два слова. Эта газета…», — продолжил глава Антифашистского комитета, уверенный в том, что ему дадут завершить.
«Я просил вас, уважаемый выступающий…уважать друг друга, передайте, пожалуйста, ваш документ в президиум. Суть документа понятна…», — недовольно осадил его мэр.
Главный антифашист на такое, конечно, не рассчитывал.
«Вопрос можно задать Ройтману?» — внезапно восстал вездесущий депутат Игорь Выровец.
«Ройтману вопросы не задают», — закрыл «дискуссию» Геннадий Кернес.
Следующим выступал один из инициаторов установления доски Константин Черемский. Депутатов Харьковского горсовета он просил отнестись к делу ответственно. И напомнил, что будет суд.
«От комитета увековечивания памяти Юрия Шевелёва у нас есть очень конкретное предложение к Харьковскому городскому совету: не перебирать полномочия уполномоченных органов, которым является суд. Сейчас, хочу вам сказать, что в Дзержинском районном суде по иску Антифашистского комитета проводится судебное заседание, был ли Шевелёв фашистом, или нет. Нужно ли ему устанавливать доску, или нет. Я хотел бы, чтобы ваше решение было скоординировано с решением суда. Чтобы вы сегодня не принимали решение. А собрались по результатам судебного заседания и принимали объективное и взвешенное решение… На нас сегодня смотрит не только Харьков, не только Украина, на нас сегодня смотрит мир. По нашему представлению, вопрос Шевелёва является общемирового, цивилизационного уровня. Спасибо за внимание», — сказал Черемский.
«Спасибо. Лаконично, спокойно, без эмоций», — похвалил выступающего городской голова.
Но это было «затишье перед бурей». На трибуну выходит переполненный эмоциями коммунист Владимир Лушницкий. Он выступает от фракции целых 10 минут. Но этого ему явно мало, борьба с «недобитками» — его любимая тема.
«За последние месяцы сотни досок открыто. Это очень хорошо. Но, как говорится, бывает, в бочке мёда есть ложка дёгтя. Эта ложка дёгтя — в виде открытия доски».
Владимир Лушницкий «брызжет» фактами биографии Шевелёва: «очень предприимчивая семья», «сотрудничает в оккупационной газетёнке»…
«Короче говоря, понимая, что потом придётся нести ответственность, в феврале 43-го года, перед первым освобождением города Харькова, он благополучно «слинял» из Харькова во Львов. Там немножко поработал, потом перебрался в Германию», — сниженная лексика в речи коммуниста не сочетается с его образом.
Депутат от фракции «Батькивщина» Олег Яцына зачитывает открытое письмо профессоров из-за границы. Его выступление умышленно короткое.
«Я сэкономил время для другого депутата», — уже с места объясняет Кернесу Яцына.
«Молодец», — иронично произносит мэр.
«И прошу вас не комментировать…», — возмущён Яцына.
«Молодец. Я так думаю, что никто не может сказать, что кто-то кого-то комментирует, у каждого есть свои возможности. И у меня есть возможность выступить. Я бы попросил бы, чтобы по сути, просто по сути. Вот и всё», — завершает перепалку мэр, у которого есть свои возможности.
Подуставших от исторических дебатов депутатов всколыхнул преклонных лет профессор языкознания Игорь Муромцев. Он преподавал на кафедре украинского языка университета имени Каразина.
«Моя позиция очень проста: я не собираюсь защищать Шевелёва от тех, кто не стоит, скажем так, доброго слова. Поэтому я ограничусь лишь несколькими фактами, связанными с ним», — отрезал Муромцев.
И зал напрягся.
«Вот передо мной журнал «Мовознавство». Основной, в своё время и на сегодня также, основной профессиональный журнал Украины. 1992 год […] Шевелёв уже является членом редколегии этого ведущего журнала.
Шевелёва кое-кто называет «пособником фашистов». Почему же в таком случае «пособника» печатают по всей Украине? Пожалуйста, это харьковское издание в честь его 80-летия (под названием «Выдающийся филолог современности»), это Черновцы, тоже издают его работу. Я специально принёс небольшие издания, но у меня есть, так сказать, «кирпичи», большие по объёму работы. Киев. Я оставил львовские издания, не говоря уже о зарубежных. То есть этого пособника-поcібника пропагандируют по всей Украине. Позор. Как так можно?..» — задаёт вопрос Игорь Муромцев и показывает ещё одно издание.
«Это журнал «Березіль». Это та самая гимназия, где один «двоечник» учился», — демонстрирует на картинке учёный.
Дальше последовал такой диалог.
«Кто такой двоечник, можете назвать?» — Геннадий Кернес заподозрил неладное.
Михаил Добкин, по-моему, не шевельнулся. Он ушёл с работы ради одного вопроса и всё его обсуждение прописал в Twitter.
«Что-что?» — переспрашивает профессор.
«Информацию надать, кто такой «двієчник», — перешёл на язык выступающего городской голова.
— А вы не знаете?
— Нет.
— Пан Добкін!
— Спасибо, я не знал.
— Ну, знаете теперь.
Игорю Муромцеву уже было нечего терять. Он собрался продолжить, но Геннадий Кернес не выдержал и перебил.
«Простите, я выступаю, и вы меня не перебивайте!» — резко сказал учёный.
Так дерзко Геннадия Кернеса на сессии ещё не одёргивали.
«Да вас никто не перебивает. Просто даже…» — что-то начал говорить мэр.
«Почему же его уважали?» — Игорь Муромцев будто не слышит Кернеса.
Профессор был лично знаком с Шевелёвым, на сессию он принёс переписку. Но зачитать выдержки не успел, у него тоже было пять минут.
Этот человек с трибуны оскорбил начальство и посмел дерзить.
«Регламент!» — закричали «регионалы» из зала.
Но рвение депутатов Геннадий Кернес не оценил.
«Так, уважаемые депутаты, я — председательствующий — сам разберусь!» — заявил мэр.
Бурные аплодисменты депутатского большинства разразились после выступлений историка Юрия Волосника (ХНУ имени Каразина) и «регионала» Константина Кеворкяна.
Первый сравнивал поведение Шевелёва и подвиг тех, кто отправился на фронт.
«Конечно, он не был военным преступником, не проявлял активности на избранном им поприще. Но давайте задумаемся, если бы все граждане Украины, как и тогдашнего Советского Союза, заняли бы позицию, подобную Юрию Владимировичу, как вы считаете, смогла бы победить антигитлеровская коалиция Третий рейх? История — это, прежде всего, это связь поколений. Он (Шевелёв) сумел адаптироваться к новому порядку, когда десятки харьковчан не смогли и оказались в бессмертии», — заявил Волосник.
Второй — обличал с выражением и показывал слайды.
«Вот, например, оппозиционное издание «Главное» и уважаемый Владимир Чистилин пишет о Шевелёве следующее: «В 1941-1943 году Шевелёв заведовал кафедрой украинской филологии, во время оккупации Харькова занимался наукой, хотя с нацистами не сотрудничал, в 1943 году Шерех покинул Харьков и уехал со старенькой (это слово Кеворкян произносит протяжно, с иронией — Ф.Т.) матерью во Львов. Потом работал в Украинском свободном университете, читал лекции в Швеции, в различных европейских учреждениях». Преподаватель, старушка мама, очень трогательно. А теперь давайте разберёмся, что скрывается за скупыми строками моего коллеги и что тщательно избегают в своём анализе наши оппоненты», — начинает депутат.
Ссылаясь на мемуары, дневниковые записи и статьи Шевелёва, Константин Кеворкян делает вывод: лингвист лишь поджидал нацистов, так как был убеждён в их победе.
«И уж не нам жалеть, что расчёты хитроумного Шевелёва-Шереха не оправдались», — обвиняет Шевелёва Кеворкян.
Издание, в котором работал Шевелёв, по убеждению выступающего, ни что иное, как пропагандистская газета Вермахта.
«В преддверии первого освобождения Харькова из города бежал не трогательный беззащитный профессор, а имевший на руках сразу несколько пропусков высокопоставленный сотрудник оккупационной управы, видный журналист нацистских изданий, бывший сексот», — такую характеристику даёт Шевелёву господин Кеворкян.
«Подчёркиваю, речь идёт не о научных воззрениях Шевелёва, хотя этот человек с высшим филологическим образованием, я не могу разделить его идеи о том, что украинская мова зародилась в 7 веке, или его ненависть ко всему русскому, или абсурдный тезис об умственной отсталости двуязычных детей — это всё из его работ. Мы в данном случае обсуждаем вопрос, ставить ли на центральной улице Харькова памятную доску кадровому коллаборационисту, человеку, сознательно выбравшему сотрудничество с оккупантами и оправдывающему их злодеяния. Вывод за вами, уважаемые коллеги», — закончил Константин Кеворкян, и выключились слайды.
«Хедлайнеры» сессии — Михаил Добкин и Геннадий Кернес — выступали последними.
.jpg)
Сначала губернатор ответил на «двоечника».
«Хочу сказать, что я — коренной харьковчанин, здесь я учился. И с одной стороны, профессор Муромцев в силу возраста и седых волос имеет определённый иммунитет, но хочу сказать, что этот «пан» не преподавал у меня ни одной дисциплины. Не читал у меня ни одной лекции. Никогда не имел возможности оценивать уровень моих знаний. К сожалению, хамство и юродство со стороны так называемой патриотической интеллигенции стало сопутствующими моментами во всех их выступлениях. Он начал выступление с оскорбления — всех, кто не согласен с его мнением, — и закончил его», — сказал Добкин.
Кстати, что такое хамство, губернатор знает хорошо. Достаточно полистать его личный Twitter.
Добкин заявляет, что представители ХПГ обслуживают оппозицию. Шевелёва, который «поселился в квартире чужой семьи», глава обладминистрации обвиняет в моральном преступлении.
«Я не могу понять, как можно оправдать желание жить в тёплой квартире, откуда были выселены люди и наверняка расстреляны, потому что это была квартира еврейской семьи? Я не могу понять, как можно продать желание сытно поесть, когда миллионы соотечественников и сограждан умирали голодной смертью, а самое страшное — когда родители не могли спасти своих детей от голодной смерти. Как всё это можно оправдать обычным человеческим животным желанием выжить?»
Не оставляя выступление представительницы ХПГ, Михаил Добкин вспоминает дела минувших дней. Он недоволен, что в нужный момент правозащитники не пришли на помощь.
«А почему вы никогда не выступили в защиту высшего представительского органа местного самоуправления, когда его незаконно штурмовали бойцы спецподразделения «Альфа», и беззащитных безоружных женщин пытались запугать до зубов вооружённые даже гранатами, в масках, бойцы этого спецподразделения?»
«Возвращаясь к идеологии, пытаясь представить несчастного бедного профессора и доцента, старающегося найти работу и выжить в сложное время, когда его, видите ли, советская власть бросила «на призволяще», то, что он работал в газете и писал безобидные статьи. Кому вы это рассказываете? Идеология фашистской Германии была важнее, чем мощь армии и экономическая составляющая. Если кто забыл, то слово убивает хуже пули, а иногда более массово!» — повышает голос Михаил Добкин.
Главный «козырь» губернатора — личность Олеся Гончара.
«Три года подряд Шевченковской премией, комитетом, который её присуждает, руководил Олесь Гончар. Человек, который знает Шевелёва не понаслышке. Человек, который родился в Полтавской области, но мы считаем его своим, харьковчанином, потому что он учился сначала в журналистском техникуме, потом учился в Харьковском национальном университете имени Каразина, тогда он ХГУ назывался, и который был студентом Шевелёва. И которого Шевелёв бросил один на один, когда тот попал в беду и находился в плену у немцев. Но, в отличие от Шевелёва, Олесь Гончар добровольцем ушёл на фронт. Получил много боевых наград, в том числе медаль за отвагу, что говорит о том, что он не сидел в тылу, в окопах не отсиживался где-то. Так вот этот человек в 94-м году сделал всё, чтобы Шевелёв не получил Шевченковскую премию», — рассказывает губернатор.
Резонанс, вызванный «вопросом Шевелёва», несравним с баталиями вокруг установки доски Иосифу Слепому, считает Добкин.
«Но не как проводнику ОУН-УПА, а как человеку, который пострадал за свою веру. Как человеку, который руководил украинской греко-католической церковью. Как видному церковному деятелю. И то не было таких разногласий. Эти события должны объединять громаду. Такие события должны быть частью воспитательного процесса будущих поколений», — продолжает глава ХОГА.
Вероятно, в части воспитательного процесса можно ждать продолжения антифашистских маршей ПР.
Михаил Добкин говорит, что «такие события не должны разъединять людей». Так, может, и начинать не стоило?
«Память живёт вечно лишь тогда, когда расставлены истинные приоритеты. И если переступить черту, которую мы для себя с вами определили, то это значит разрушить будущее, в том числе и наших детей», — заключил губернатор.
Вот только, кто эти «мы», определившие черту и расставившие истинные приоритеты?
Геннадий Кернес, как и некоторые предыдущие ораторы, сначала вспомнил предшественников.
Мэр зачем-то заговорил о событиях 2004 года, когда «по улице Сумской шли, чеканя шаг, революционеры, бросая разные слова харьковчанам большинства». И, похвалив Андрея Руденко, который исправился, перейдя на нужную сторону, городской голова высказался о Шевелёве.
«Вы нас извините, мы будем вспоминать то, что было вами скрыто. А было вами скрыто то, что Юрий Шевелёв был, я подчёркиваю, пособником режима оккупации, который убил в Харькове почти 700 тысяч человек. 700 тысяч человек!» — сказал мэр и достал книгу.
«На этих фотографиях, в этом альбоме, который мы раздаём ветеранам… Называются чёрные страницы Харькова. Переворачивая чёрную страницу, такая фотография: здесь, на этом доме, где жил Шевелёв, повешены харьковчане. Вот они висят на улице Сумской. Напротив здания комендатуры, для устрашения других жителей города Харькова. Вы эту фотографию видели? Вы знаете, что Шевелёв занял квартиру и он не отрицает этого? Я вам зачитаю его слова из мемуаров, что он занял квартиру еврейской семьи», — заводится Кернес.
«Вам известно, сколько в Дробицком яру было расстреляно евреев? А вы говорили о том, что Добкин — «двоечник». Вы зайдите хоть раз в Дробицкий яр и посмотрите, сколько там упоминается фамилия «Добкин». Людей, которые были расстреляны ни за что, за то, что они просто не нравились фашистам», — рекомендует мэр.
Кернес показывает обращение жителей дома: табличка не нравится, можно было других увековечить.
Не авторитет для Кернеса и мнение зарубежных профессоров. Ведь «это диаспора».
«Здесь выступал депутат Яцына и говорил, что обратились из-за океана великие учёные. Я не спорю о степени их учёности или их достижений. Но из девяти или восьми обратившихся шесть или семь — эмигранты, это так называемые представители диаспор. Нам всем известно, что диаспора сегодня стоит на стороне того, чтобы мемориальная доска Шевелёву осталась там, где она сегодня установлена.
Но я, как Харьковский городской голова, сознательно вынес данный вопрос на сессию Харьковского городского совета, чтобы мы публично и гласно, не в рамках топонимической комиссии, потому что топонимическая комиссия не представляет интересы территориальной громады. Интересы территориальной громады представляет высший орган — сессия Харьковского городского совета».
Он также вспоминает Олеся Гончара, долго перечисляя его регалии, и показывает документ из архива СБУ, где один гражданин указывает на Шевелёва как на пособника фашистов.
«Решение, которое сегодня будет принято, будет принято в интересах жителей города Харькова. Не в интересах тех, которые вы здесь проповедуете с точки зрения прославления предательства, с точки зрения «за хлеб с маслом и лишнюю картошку», займи квартиру еврея, убитого в Дробицком яру», — городской голова знает, какое будет решение.
Полуторачасовое обсуждение по вопросу лингвиста и литературоведа Геннадий Кернес завершает поэзией.
«Вчера, готовясь к этому выступлению, разговаривая с авторитетными научными кругами и представителями науки исторической…, знаете, я вам так скажу, уважаемые, пофамильно, — Рапп Ирина Юрьевна, Муромцев Игорь Викторович, Алексеенко, Яцына, ну, те, кто выступал, короче, за Шевелёва: «Артиста вызвали на бис, до хрипоты кричали «Браво!», кричал с балкона брат Борис, а из партера тётя Клава». Ставлю на голосование».