Такое горькое прощание

23 года в одной связке. В день, когда в Харьков доставлены тела харьковских альпинистов, убитых в Пакистане, и вернулись живые участники восхождения на Нанга-Парбат, «МедиаПорт» публикует статью Сергея Бершова — трёхкратного покорителя Эвереста и заслуженного мастера спорта. Он поделился воспоминаниями о своём многолетнем напарнике — Игоре Свергуне — и двух других погибших альпинистах.

Памяти безвременно погибших 23 июня 2013 года в Пакистане
от рук террористов харьковских восходителей
Игоря Свергуна, Бадави Кашаева и Дмитрия Коняева

Сообщений из-под Нанга-Парбат мы ждали каждый день, но связь работала не ахти, да и некогда было ребятам — шла рутинная экспедиционная работа: обработка маршрута, установка лагерей. Нанга-Парбат — серьёзная гора, хоть и «невысокая» — 8125 метров. Зато третья среди восьмитысячников по количеству несчастных случаев. С неё, если вспомнить, в 1895 году начался штурм вершин-восьмитысячников, начался трагически — англичанин Маммори и его спутники-шерпы с восхождения не вернулись. Трагедии продолжались и когда немецкие, австрийские альпинисты поставили целью взойти на Нанга-Парбат. 1934-й год — погибли 9 человек, 1938-й — 16. «Кровавая Нанга-Парбат», «гора ужасов» — так её называли. Но те ужасы, трагедии, жертвы были следствием козней стихии: лавин, камнепадов и, возможно, недостаточного высотного опыта. По-настоящему кровавым, действительно горой ужасов, Нанга-Парбат стал ночью 23 июня.

Хотя при чём здесь гора? Она ни в чём не виновата. Она, как и все горы, предлагает восходителям только честную борьбу. Вот мои ледники, стены, взлёты, кулуары. Вот грозы, лавины, ураганные ветры. Преодолейте всё, докажите, что достойны меня!

Горы всегда были территорией свободы, чистых и добрых отношений. Туда убегали «от обид и от тоски» суетной равнины: зарядиться положительными эмоциями, привести в порядок душу и мысли. Не хочу утверждать, что мир перевернулся, но симптомы всё более очевидны.

Трагедия под Нанга-Парбат — один из таких тревожных звонков: мир, опомнись! Наших ребят расстреляли в горах. А когда людей взрывают или расстреливают в городах, разве это не так же низко и подло? Кому мстят?

За пару дней до трагедии Игорь писал: «Настроение и самочувствие у всех отличное. Дело за погодой». Он предвкушал: «Впереди ещё месяц работы…». А счёт уже шел на часы, и погода не имела никакого значения… Он думал о перилах ко второму лагерю, а двенадцать (или сколько их там было) грязных отморозков уже готовили свои автоматы для расстрела. Они пробрались в лагерь ночью, вытащили из спальников сонных, безоружных, ничего не понимающих людей… Наверное, ребятам весь этот ужас показался страшным сном. Но ночной кошмар был реальным. Прогремели выстрелы. Десять человек: украинцы, словаки, китайцы, литовец, американец, пакистанец, непалец, — уснули навек.

Террористы не впервые используют спортсменов в качестве удобной мишени. Спорт популярен в мире, достижения атлетов восхищают, они всегда в центре внимания. Боевикам только это и нужно — заставить мир содрогнуться. Так было в Мюнхене в сентябре 1972-го. Двери штаб-квартиры олимпийской сборной Израиля были не заперты, когда туда в половине пятого утра ворвались палестинские боевики. Террористы убили тогда 11 человек.

Так было в апреле нынешнего года в американском Бостоне, когда на финише марафонского забега прогремели взрывы. Трое погибших, 250 раненых — таков итог.

Так было и 23 июня в Пакистане. Когда пришли первые сообщения, очень расплывчатые, неконкретные, мы встревожились. Следующая информация с указанием места — район Нанга-Парбата — взволновала еще сильнее: только бы не это! Тем более что прозвучала цифра — десять убитых. А у нас как раз десять человек в экспедиции. Могло же и так быть — одни с маршрута пришли, другие ещё не вышли, все вместе обсуждают дальнейшие действия. И все ночуют в лагере. Могли вдесятером попасть в ту дикую бойню. Хоть этого не случилось! Но когда пришло сообщение с фамилиями, это словами не передать.

С Игорем Свергуном мы 23 года (!) были связкой. Альпинистам не надо объяснять, насколько люди срастаются душами, постоянно доверяя друг другу собственную жизнь на восхождениях. Знал его ещё студентом, подающим надежды альпинистом. Свергун тогда уже начал участвовать в чемпионатах СССР. В паре с Виктором Голощаповым они очень хорошо о себе заявили в снежно-ледовом классе.

Ну а потом, когда я его пригласил отбираться в сборную профсоюзов — перед восхождением на восьмитысячник Лхоцзе, уже поближе познакомились. Он как кандидат принимал участие, я как тренер. В Крыму тренировались и у нас в Харькове — общефизическая подготовка, специальная техническая. Приезжали на Кавказ до начала общих сборов, акклиматизировались, проводили забеги на склонах Эльбруса. Имея опыт отборов в две советские гималайские экспедиции на Эверест и Канченджангу, я готовил ребят по той же системе. Игорь Свергун, Гена Копейка, Витя Пастух, Леша Макаров успешно прошли все суровые отборочные тесты. Никто им не подыгрывал — я просто поделился системой подготовки.

Вот там мы с Игорем и познакомились по-настоящему. Чем он выделялся? Ну, во-первых, был самый молодой — 24 года. Как и я когда-то, параллельно занимался альпинизмом и скалолазанием, а это всегда даёт фору на восхождениях. Выделялся своей целеустремлённостью. А ещё он играл на гитаре, знал много прекрасных песен — альпинистсикх, бардовских, народных. А гитарист — всегда душа компании.

В альпинизм Игорь пришёл из туризма, которым увлёкся ещё школьником. У него был великолепный наставник — учитель физкультуры Георгий Куприянович Кардаш, о котором он всегда говорил с большим теплом и благодарностью. Первые походы, любовь к путешествиям, к горам — всё это от Георгия Куприяновича. Характера парню было не занимать, хотелось быть первым, добиваться большего. Когда мы уже стали связкой (а на бивуаке, в палатке о чём только напарники ни говорят), обнаружили, что мотивация к занятиям альпинизмом у нас была совершенно одинаковая: «Мне это нравится, хочу подниматься на самые высокие и красивые горы!».

Об Игоре я много и с удовольствием рассказываю в своей книге «Южная стена Лхоцзе». Кстати, прохождением этой стены ХХI века (а прошли мы её в 1991-м) Игорь очень гордился, всегда с неё начинал список своих альпинистских достижений. Вспоминаю эпизод, который, по-моему, исчерпывающе характеризует моего друга как Альпиниста и Человека с большой буквы. В 1992 году Игорь участвовал (без меня) в организованной Михаилом Туркевичем украинской экспедиции на Эверест. Команда сильная, но не в лучшей форме. Из-за финансовых проблем не смогли провести даже акклиматизационный сбор на Эльбрусе. Из всех участников к подъёму по Юго-Западной стене был подготовлен только Свергун. Мы с ним накануне экспедиции много ходили на Кавказе, потом поднимались на пик Победы на Тянь-Шане, Монблан в Альпах. «Ты не только можешь, ты обязан взойти!» — напутствовал я друга, провожая в Гималаи. Но в решающий момент рядом не оказалось партнёра, с которым он мог подняться на Гору.

Вместе с харьковчанином Витей Пастухом и Володей Гончаром из Донецка они с отметки 8400 метров предприняли попытку подняться на вершину. Увы, сказалась недостаточная акклиматизация. Виктор подморозил ноги, у Володи начиналась пневмония. Ребята ушли вниз. А Игорь решил переночевать в найденной ими палатке (там оказался баллон с кислородом), чтобы назавтра попробовать взойти. Вот как он сам об этом вспоминал:

«Закутался в спальный мешок, открыл кислород без маски, просто так, самотёком. И под легкое шипение кислорода уснул. Как позже выяснилось, проспал почти 20 часов. Солнце находилось в зените, надо было решать, куда идти. Конечно, вверх. Ведь экспедиция должна была вот-вот закончиться, и ещё одной возможности побывать на Эвересте мне, скорее всего, уже не представилось бы. Дошёл до Южной вершины. Под ней уткнулся в снежный карниз с выносом до двух метров. Я знал, что до Главной минут сорок ходу. К тому же с неё свисали оставленные кем-то верёвки. Но мне не хватило каких-то десяти метров. Пришлось траверсировать склон в сторону Главной вершины, и уже в темноте я уткнулся в такое место, откуда не смог двинуться ни вверх, ни вниз, ни в стороны. В какой-то момент просто стало страшно: я один, в темноте, без страховки. Координация нарушилась, я не мог определить крутизну склона. Но всё же кое-как вытоптал площадку и стал дожидаться рассвета…».

Но ещё до восхода солнца он нашёл свои следы, дошёл по ним до палатки, а утром повернул вниз. А в базовом лагере решили, что он поднялся на Главную. С трибуны Верховной Рады на всю Украину торжественно объявили, что харьковчанин Свергун взошёл на Эверест. Игорь пришёл в лагерь и сказал: «Нет, я на Главной вершине не был». Джентльмен! Ему говорят: «Ну кто тебя за язык тянул? Сказал бы, что был!». Игорь в ответ: «Но я же там не был!».

Мы поднялись на Эверест вместе, в 2005-м. Могли побывать раньше, в 1999-м. Но тогда случилась трагедия, погиб Вася Копытко, а Володя Горбач остался жив только благодаря самоотверженности Игоря Свергуна, Коли Горюнова, Сергея Ковалева, всех наших ребят, шерпов и альпинистов из разных стран, боровшихся на горе за его жизнь.

Говорили: «Свергун — везунчик». Действительно, из таких переделок выбирался! На Эвересте в 1992-м. На Хидден-пике в 2007-м, когда мы долго ждали погоды, наконец дождались — и тут, в 150 метрах от вершины сорвался чешский альпинист и чудом не сорвал Игоря. Я, выйдя из-за перегиба, вижу, как чех катится на километр вниз по склону и улетает по кулуару. Люди — а на горе народу хватало, было несколько экспедиций из разных стран, проводили его глазами, и пошли своей дорогой к вершине. Два чеха, его друзья, говорят: мы — вниз. Мы со Свергуном переглянулись и тоже повернули. Что здесь долго размышлять? Если парень жив, понадобится наша помощь. Чехи вдвоём ничего не сделают… Когда спустились, тот был уже неживой. О том, что Игорь мог оказаться с ним рядом, не говорили. Размышляли: идти снова на гору или нет. Мы же акклиматизированные, форма — лучше не бывает. Палатки, снаряжение — всё на горе. Но решили не искушать судьбу. Мы для таких случаев вывели формулу: «Горы стояли и будут стоять, и мы к ним ещё вернемся». Умение вовремя повернуть — это настоящий профессионализм.

Игорь поставил перед собой цель: стать высококлассным, успешным, востребованным горным гидом — и стал. Выучил английский, закончил магистратуру Харьковской академии физкультуры по специальности «Олимпийский и профессиональный спорт». Не мог без гор, без путешествий. Любил это. Он, как и я, не работал, а занимался любимым делом. Очень профессионально, вдумчиво, делая упор на безопасность. Сколько раз на том же Эльбрусе мы поворачивали клиентов вниз, не сговариваясь, понимая друг друга с полувзгляда. Ничего удивительного. Когда 23 года ходишь в связке, решения принимаются одинаковые без всяких слов. Так же, как мы давно обходились без слов, страхуя друг друга. Ты просто уверен — надёжнее не бывает.

Внизу, в Харькове, каждого брали в плен семьи, друзья, дела. Может, в последнее время не так часто общались, как раньше, но если неделю не видимся, не слышим друг друга — уже что-то не то. Игорь смеялся: «Ёлки-палки, в горах месяцами из одной миски едим, в одной палатке спим, а домой вернулись — и будто в разных городах». Ничего удивительного, мы принадлежали к разным поколениям, у каждого свой круг общения, интересы, заботы. Но в горах возрастная граница исчезала.

Вообще это так важно и значимо, когда есть человек, с которым ты ходишь и будешь ходить в горы. На которого всегда можно положиться. Если этот человек уходит, образуется такая брешь, такая пустота…

Диму Коняева и Бадави Кашаева я знал, конечно, меньше. С Бадави познакомился несколько лет назад. Он приходил тренироваться — просто для себя, чтобы в форме быть, — на базе нашей кафедры в Академии физкультуры. Бегал, «качался», потом шёл в баньку. Как-то попросил одного из работников кафедры познакомить с Бершовым. Познакомились, и Бадави сказал: «Хочу заниматься альпинизмом». Ему было тогда лет сорок девять, но он очень целеустремлённо начал заниматься. Со мной на Кавказ в первый раз не смог поехать, отправился с Игорем. Не слишком удачно, на Эльбрус не получилось подняться. Но это Бадави не оттолкнуло, он очень серьёзно продолжал заниматься альпинизмом.

Как я понял, он ко всему в жизни относился основательно. Такой подход всегда даёт свои результаты. В альпинизме тоже очень быстро появились успехи. Он занимался с опытными инструкторами, выезжал с ними в Крым. Физическую подготовку подтягивал, техническую. С Игорем ездил в Гималаи, в Америку, на Памир, Тянь-Шань. Поднимался на семитысячники: пик Коммунизма, пик Корженевской, Хан-Тенгри… Его друг, которому здоровье не позволяет выезжать в горы, говорит, что Бадави и его «влюбил» в горы. Он ими просто жил. Мы с Бадави поднимались на Эльбрус, ходили вокруг Кайлаша в Тибете. Месяц назад вернулись из Непала, где были на Айленд-пике, Амадабламе. Он очень серьёзно готовился к восхождению на Нанга-Парбат. Хотя был зимой на Эльбрусе, поехал ещё в Гималаи, чтобы как следует акклиматизироваться перед восьмитысячником. Консультировался по многим вопросам с Игорем, со мной. Очень правильно и серьёзно подходил ко всему — был настоящим альпинистом.

Дима Коняев тоже пришел в альпинизм уже состоявшимся человеком. До этого были путешествия в разные интересные точки нашей планеты — в Альпы, в Америку. А потом мой крестник Серёжа Антипов нас познакомил. Дима поднимался с нами на Эльбрус, ездил с Игорем в Гималаи, в Южную Америку… Очень интересный, глубокий, разносторонний человек.

Не могу поверить, что, провожая в начале июня ребят в Пакистан, прощался с ними навсегда. Хоть мы с Игорем и напарники, но не всегда путешествовали вместе. То его что-то не пускало, то меня. Например, на Нанга-Парбат я не поехал, потому что экспедиция дорогостоящая. Я был на этой горе 16 лет назад, не захотел обивать пороги спонсоров ради вершины, на которую уже поднимался. Мы прощались очень буднично. Как сотни раз до того. Я пожелал горЫ, сказал традиционное: «Будьте осторожны». Тут ведь говори-не говори. Но я в Игоре был уверен. Голова на плечах есть, умение вовремя уйти в случае серьёзной опасности проверено годами восхождений. Это умение передано нам старшими товарищами, оно всегда работает в горах. Вернее, работало. До 23 июня.

Сыну Игоря, Егору Свергуну, 26 июня исполнилось тринадцать. Сыну Димы Коняева два годика, дочери — семь. Сыну Бадави, Артуру, — двадцать шесть. Кто ответит за то, что они остались без отцов? матери потеряли сыновей? жены стали вдовами?

Я снова и снова пытаюсь представить ту страшную ночь. Что они чувствовали, стоя, безоружные, под дулами безумных талибов? И — не могу!

Нет и не может быть оправдания терроризму. Никакие «высокие» цели не могут оправдать подлость, жестокость, фанатизм!

Прощайте, ребята. Прощай, Игорь, мой надёжный напарник, верный друг. Харьков, Украина, альпинисты — помните! Мир — опомнись!

Источник: Харьковский АЛЬПКЛУБ