«Мы не сепаратисты»

«Татьяна Алексеевна, как вы себя чувствуете?» — интересуются учащиеся у замдиректора ПТУ №25. После того, как упоминания их училища в недобром свете попали на первые полосы местных газет, сайтов, на телевидение, а к классному руководителю группы вызывали скорую, ребята чувствуют ответственность за то, что произошло. Максим и Даша, авторы оскорбительных посланий в адрес бойцов, на занятиях не появляются. В ближайшее время педсовет должен решить, отчислять их или нет. 

В кабинете заместителя директора училища по учебно-воспитательной работе Татьяны Фурсовой уже лежит другая открытка — с извинениями. На ватмане одногруппники Максима и Даши изобразили улыбающегося бойца в каске и составили текст, который начинается так: «Наши герои! Простите нас за те дикие, страшные слова…!» Заместитель директора беспокоится, что извинения не примут. Ещё в субботу дети хотели сходить к военным, но там сказали: «Нельзя. Карантин».

Как коллектив воспринял всю эту ситуацию с открыткой?   

Это было неожиданно. Просто как снег на голову. И очень обидно. Вы знаете, мы с детьми дружим. Сегодня вот газету делали… Несколько дней к ней подходим, дети нас торопят, но мы всё не можем решиться, так много эмоций.

Честно говоря, я не верила, что это написали дети. Я знаю, что это хорошая группа. Я знаю классного руководителя, как она с ними занимается. Вчера, после всех переживаний, от всего того, что в интернете пишут, ей стало плохо, она на больничном.

Вы общались с детьми, как они объясняют свой поступок?

Они совершенно не понимали и не предполагали, что выйдет. У них была какая-то своя обида на каких-то конкретных ребят в форме, и они написали это.

Перед тем, как относить, никто не заметил оскорбления?

Мы и раньше делали газеты. Ко Дню Вооружённых сил Украины был конкурс. Одни просто на листиках написали пожелания, другие напечатали. Кто своими словами, кто рисовал. И принесли открытку, которая была свёрнута. Когда я её открыла, там всё было красиво, а сверху цветочки. Честно говоря, я даже не предполагала, что там что-то написано. Определились дети из парламента училища, подошли: ну что, уже можно забирать? Я говорю: они все готовы, вы отнесёте. Мы свернули, ленточками завязали. В течение трёх лет мы отвозим пожелания в госпиталь. И я даже не могла подумать, что такое произойдёт. Я никогда не слышала от детей такого.

Эти дети давно учатся?

Это первый курс, только три месяца. Естественно, зная классного руководителя, зная Максима, старосту, который везде участвовал, активный мальчик, даже в голову не могло прийти! Если бы хотя бы малейшее сомнение было…

То есть вы полностью доверяете детям?

Да, доверяю. Мы с ними дружим и даже если происходят проблемы, они приходят. Если что-то случается, они говорят об этом. У нас нет такого, что мы их ругаем, а они своей жизнью живут. У нас есть ученическое правление, всё это действует. В тот день, когда мы все узнали, дети были просто ошарашены. Каждый ходил и находился в таком напряжении… Что их училище, которым они гордятся, вдруг вот так просто «размазали». Это было очень обидно. Да, дети, к сожалению, сделали это, но нельзя из-за этих двоих детей огульно всё училище назвать сепаратистами. Мы не сепаратисты. 

Вы пытались обсудить эту ситуацию с Дашей, Максимом и со всей группой?

Вы понимаете, у Максима был мотив. Насколько я знаю, летом его сильно избили, это произошло перед поступлением к нам. Просто так человек не мог бы это написать.

Вы у него спрашивали об этом конфликте? И он дал понять, что это было мотивом?

Я спросила: «Максим, как ты мог так поступить?» Он сказал, что он не хотел всех подвести. И даже не понимал, что это может так отразиться. Это был момент, когда он захотел это выразить. Мы не знаем, что это было. Человек — это сложное психологическое существо.

А Даша сделала это под влиянием Максима?

Нет. Они даже не дружили. Она из Харьковской области, мальчик — харьковский. Они и рядом никогда не сидели. У них у каждого был свой мотив.

Вы с ней не общались?

Она долго болела, на занятиях из трёх месяцев была, наверное, около месяца. Когда последний раз встретились, я так поняла, что у неё были какие-то свои причины, она опускала глаза: «Это моё личное, я не могу сказать».

Вы всего лишь три месяца знаете этих ребят, можно сказать, что ещё не успели их хорошо узнать?

Нет, почему, у нас работает психолог. Когда приходит ребёнок, и мы видим — и по поведению, по отношению, по высказываниям — мы обращаем внимание, изучаем, что происходит в семье. Тут не было никаких вопросов. Обыкновенные дети, ничего такого, чтобы можно было обратить внимание, не было.

Знаю, что у вас есть учащиеся-переселенцы. Коллектив хорошо принял этих ребят?

Да вообще мы их не замечаем, какая разница, они такие же, как и остальные дети! Участвуют в мероприятиях, всё хорошо. Из 350 детей у нас 35 детей-сирот, переселенцы — человек 15, ребята из Луганской и Донецкой областей. С детьми из других регионов никаких проблем не было — ни ссор, ни конфликтов. Они друг друга всегда защищают, поддерживают.

Даша и Максим на занятия не ходят?

Нужен период подумать, успокоиться немножко всем.

Сообщалось, что их отчислят. Как вы думаете, это выход из ситуации?

Это будет решать педсовет. Вы подумайте: как они будут здесь учиться после этого? Вы же знаете, как подростки на всё реагируют. По мнению их одногруппников, они предали училище, предали свою группу.

Им будет трудно здесь. Я могу понять, что у Максима были какие-то мотивы, но не могу принять их. Он член ученического парламента, староста группы, и он должен был отвозить эти открытки! А он пошёл на практику и сказал, что не будет этого делать. То есть он знал, что их отправят военным. И если бы он хотел изменить ту ситуацию, он бы пришёл и сказал: давайте не повезём. Или просто её забрал. Он этого не сделал.

Поймите, они оба написали отвратительные оскорбительные вещи. Немыслимые для нормального человека. Немыслимые! Даже если бы это был не военнослужащий…

Любой человек…

Любой человек! Это грех — пожелать другому плохого. И это все прекрасно понимают.

Но мнения у людей, которые рассуждают о ситуации в соцсетях, разные: кто-то считает, что отчисление — это слишком, ведь это не решение проблемы, и вряд ли этот парень станет думать по-другому. Кто-то, наоборот, настаивает на наказании. Как вы вообще считаете, Максим жалеет?

Я думаю, что да. Когда с ним разговаривали, когда ещё не знали, кто это сделал, по нему уже тогда чувствовалась внутренняя дрожь, он был готов за всех принять удар. Но в то же время он хочет учиться, он хотел получить профессию. И действительно он хорошо себя показал, он хочет быть поваром. Он занимался общественной работой и я, честно говоря, не могла на него нахвалиться. Вы понимаете, как это сложно: вот он хороший, лидер, у него организаторские способности. И внезапно эта ситуация.

Я не хочу, чтобы было предвзятое отношение ко всему училищу. Здесь случай, связанный с определёнными мотивами. Это подростки. Это возраст становления личности, у них есть трудности. Разве можно говорить так, что здесь все дети такие?

Я видела у вас на первом этаже фото. Один из выпускников погиб в зоне АТО?

Да, Дима…

И на линейке мы всегда вспоминаем Диму, приглашали папу его. Дима был штукатуром, маляром, а потом пошёл служить. Тогда были ещё первые сражения. Я не буду рассказывать, как всё было…

Я так поняла, что его долгое время не могли найти.

Да, было очень сложно. Видите, парень, скажем так, особенно не выделялся, но он был настоящим гражданином и отдал свою жизнь за Украину.

Вы боитесь, что военные не примут извинения?

Да, боимся. И боимся, что дети, которые ни в чём не виноваты, будут расстроены.

Но ваши дети написали очень много хорошего в той открытке.

Я и говорю: за это время у нас никогда не было проблем. Если бы мы чувствовали недоверие, подвохи, подлость, что-то скрывают, мы бы более конкретно проверяли, а этого не было и всё. У нас есть ребята, волонтёры ещё со школы, они делали маскировочные сетки, у них в общежитии в комнате висит флаг Украины. Когда звучит гимн, ребята держат руку у сердца, для них это норма.

Как сейчас занятия проходят, вы обсуждаете эту ситуацию?

Дети спрашивают: «Татьяна Алексеевна, как вы себя чувствуете?» Они поддерживают нас. Идут, конечно, разговоры, ребята боятся за училище, за преподавателей. Это как в семье, когда что-то случилось и каждый чувствует себя виноватым.

***

«В подростковом возрасте дети, считающие себя уже взрослыми, пытаются найти своё место в достаточно жёстко устроенном взрослом мире, самоутвердиться среди сверстников и что-то доказать своим родителям и учителям, построить свою уникальную идентичность, раскрыть имеющиеся таланты», — комментируя ситуацию, рассказал «МедиаПорту» кандидат психологических наук, практикующий психолог-психотерапевт Максим Жидко.

«Если окружающая семейная и психолого-педагогическая атмосфера не способствует этому в конструктивном русле, это происходит через отрицание общепринятых ценностей и смыслов, навязчивое движение «против Системы». Чем меньше развита культура личности, тем более примитивны проявления подростковой деструкции. Совершая «дикие» с точки зрения окружающих поступки, подростки таким образом пытаются донести до них определённый месседж, привлечь к себе внимание. С этой точки зрения можно предположить, что в данном поступке идеология вторична по отношению к желанию заявить о себе и отсутствию внутренней культуры», — отмечает он. 

Отчисление, по его мнению, не лучший способ решения проблемы: «Более психологически грамотным было бы организовать реальную встречу этих ребят с бойцами АТО, чтобы они не трусливо анонимно геройствовали, а глаза в глаза, из первых уст услышали правду об этой войне». 

«Военно-патриотическое воспитание обязательно должно присутствовать со школьной скамьи, но его идеология должна быть очень простая: каждый из нас, независимо от пола и возраста, — единственный, кто может защитить Родину», — уверен психолог.