Мама, я зигую

Когда я спрошу маму, думает ли она, что принт с цветами — это модно, она, скорее всего, скажет «да». Я подожду и спрошу, может ли модным быть фашизм — она перекрестит меня несколько раз. Тогда я расскажу ей о концерте с громкими голосами, о лысых мальчиках в коротких шортах и девочках с большой грудью, которая колышется во время прыжков. И когда она назовет их «обычными детьми», я скажу ей, что эти дети решили, что их религия — фашизм. И что эта вытянутая рука — не рвение выйти к доске.

В день памяти жертв голодомора во Львове словно образовалась воронка абсурда — одни молчали и зажигали свечи, другие, выкрикивая радикальные лозунги, шагали строем, спрятав за «балаклавами» лица. Абсурд заключался в том, что способы вторых так и остались непонятыми первыми, а традиции первых — забракованы вторыми, но при этом и те, и другие изначально делали одно и то же: выражали несогласие с мрачным прошлым. После этого одни пошли на майдан или домой, а другие — в кинотеатр «Київ», на давно запланированный хардкор-сейшн. Третий Hardcore Attack анонсировался добротно: кроме перепоста в соцсетях, в этом году кусок стены вдоль улицы Стуса расписали четырнадцатиметровым граффити.

Обзывались не долго — разговор о «львовском шабаше» выгорел быстрее, чем распалился майдан. «Неотёсанные нацисты», коими их назвал мэр Львова Андрей Садовый, отзиговали своё на фоне плаката «А.С.А.В.» (All Cops Are Bastards, в лояльном варианте – «все мусора ублюдки») и разъехались по домам. Далее СМИ говорили лишь о том, что в организации акции вроде бы участвовали представители партии ВО «Свобода». А на то, что всё это зрелище оказалось не столько спланированным, сколько далеким от приписанного журналистами смысла, закрыли глаза.

Можно быть в тренде этой зимы: приехать в Киев, надеть балаклаву и пройтись до АП и обратно. Или хотя бы закрыть половину лица шарфом, чтобы почувствовать себя радикалом. Мой вариант — прийти на фестиваль хардкора ультраправых. На входе никто не спросит об идеологических предпочтениях. Главное — внешне соответствовать.

До начала фестиваля в кинотеатре «Київ» остается четыре часа. Через два — сбор участников «Чорного блока» на памятнике Франка, откуда должен начаться марш в память о жертвах голодомора. Возле кинотеатра терпеливо сидят внушительные боны. «На концерт? В шапке Westham United? — растягивает по мне взгляд один из организаторов. — Билеты перед началом. Шапку сняла бы лучше». Чтобы распознать твердость идеологических убеждений и степень «правости»,  достаточно надеть шапку с гербом британского футбольного клуба. Вэстхэм — любимчики «шавок». Антифашистов.
 

 

Пока по центру зала не прекращается креативный актив («доброго» мошинга оказалось мало и в ход идут почти санаторные соревнования, где один садится за спину другому, образуя цепочку, пока желающие разбегаются и «плывут» по ряду голов), за условным кругом спокойно стоят остальные. Над одним из них развернут плакат «SxE»^*Straight Edge (англ. чёткая грань, сокращённо sXe) — ответвление хардкор-субкультуры, возникшее как реакция на сексуальную революцию, гедонизм и другое отсутствие воздержанности, связанное с панк-роком. В своей простейшей форме философия straight edge отрицает употребление любых алкогольных напитков, табака, а также любых других наркотических веществ в целом.

Рядом — хрупкая девочка «по хардкору», одетая в короткие шорты и майку, бьется в конвульсиях и всё никак не решается вклиниться в толпу, где ей, вероятно, тут же задвинут по уху. Над происходящей вокруг спортивной вакханалией насмехается группа крепких парней, стоящих в стороне. Все «на спорте», по новомодному описанию — типичные столичные «провокаторы», — бери и пакуй. Среди них — мой друг, как и я, слабый до живого хардкора, как и я — в кроссовках, «на легкой обуви». С некоторых пор вопрос «ты снова на легкой обуви?» стал между нами ходовым. 

— А ты чего не зигуешь, настроения нет? — киваю ему на телодвижения перед сценой.

— Тебя стесняюсь, — улыбается он, а потом серьезно добавляет. — Ты же понимаешь, что это всё — не настоящее? Те, кто пришел сюда серьёзно, по убеждениям, не дрыгается сейчас там. 

— А эти — серьёзные? — обвожу я остальную половину зала.

— Да тут большинство пришло просто покрасоваться. Вон, весь вечер наблюдаю, как к тому все подходят и фотографируются, — кивает он головой в сторону высокого худого парня с бритой головой, которому и правда идет его «форма»: поло, узкие джинсы, белые подтяжки и высокие мартинсы^*Dr.Martens (Docs; Doc Martens) — обувная серия фирмы AirWair Ltd. Со времени появления на рынке достигла интернационального культового статуса.. Парень явно доволен собой. На вид ему около девятнадцати.

На сцену выходят музыканты из Венгрии. Не обязательно знать язык, чтобы уловить в текстах «зиг хайль!». Активная толпа скандирует в ответ. Позже, в концертной группе в социальной сети Вконтакте, участник венгерской команды с восторгом отзовётся о львовском сообществе ультраправых. А пока все подхватывают «Львів — хардкор-сіті!», выбрасывают руку в воздух и попеременно лезут на сцену. Приезжих сегодня, может, даже больше, чем львовских. Многие — из восточных регионов. Некоторые добирались из Белоруссии и России.

В перерыве выпадаем на улицу — часть поспешила к Макдональдсу, расположенному рядом. Удивительно, как у человека меняется лицо, когда он резко попадает из одной среды в другую — горящие глаза превращаются в напряжённые, бегающие глаза-ищейки. Рядом с кинотеатром завязывается женская драка, на вид — едва послешкольницы. Хуже бездумного выбора политической идеологии — только неуклюжая женская драка, причина которой стара, как мир.

— Мужика не поделили, — объясняют мне.

Победительница явно не в выигрыше — её уводят прочь по улице. Побитая барышня, наоборот, весь остаток вечера трётся возле бородатого трофея. Происходящее похоже на подпольный любительский театр — школьники-энтузиасты ставят спектакль с альтернативной концовкой, где торжественно предаются ксенофобским забавам.

— На майдане были? — спрашиваю у одного из одесситов.

— Были. Не интересно,  — он явно скучает и на этом концерте.

На выступлении последней команды в зале появляется несколько новых персонажей. От остальных они отличаются явно зрелым возрастом и отчётливым запахом спирта. Как анонсировалось, фестиваль — «для трезвой и злой молодежи». И без того лайтовый фейс-контроль закончился в тот момент, когда организаторы поняли, что мероприятие не окупается. Один из новоприбывших бритых моментально присоединяется к остальному активу — снимает футболку и начинает зомбировать зигами со сцены. Публика принимает его удовлетворительно. Второй цепляется к группе стоящих в стороне, время от времени вставляя на ломаном украинском в свой монолог Бандеру и Бандерштадт. Его мягко и насмешливо отшивают.

Концерт заканчивается зрелищно — кучкуются на сцене, разворачивают плакат A.C.A.B., фотографируются, обнимаются. И в этом есть тот самый тайный смысл, которого никто не понимает, но в котором все желают участвовать. И нет ещё ни кровавых разгонов киевского Майдана, ни налета на АП, ни помешательства на «провокаторах» и «титушках». Спят пронацистские теги да символы на стенах города, который в очередной раз огрубят, назвав «оплотом национализма» и «отдушиной для нацистов». Тому, кто никогда здесь не жил или, хуже того — не был, сделать это так же легко, как и черкнуть маркером «Мама, я зігую».

Лишь бы, конечно, мама не узнала.