Ксенофобия не должна стать лицом украинской национальности

Вчера вечером работники спецподразделения милиции «Беркут» задержали в Киеве ведущего телекомпании «ТВi» и журналиста «Украинской правды» Мустафу Найема. Сначала проверили документы, потом – забрали в РОВД. Мустафа высказал свое мнение по поводу случившегося инцидента.

Статью Мустафы Найема о вчерашнем задержании редакция «МедиаПорта» публикует полностью, без изменений.

Перед тем, как я изложу хронологию событий вчерашнего вечера, хочу во избежание всякого рода спекуляций подчеркнуть один важный момент. Я – журналист. Но прежде всего я человек. Инцидент, который произошел вчера, не имеет никакого отношения к моей профессиональной деятельности, и я не связываю случившееся со своей работой. В то же время, очевидно, что я как журналист имею право высказывать свое мнение об этом событии, тем более, что оно коснулось непосредственно меня самого.

Как это было
Вчера приблизительно около 21:30 мы с моей коллегой сидели в ее автомобиле на парковке «5 канала», ожидая пока прогреется двигатель. В это время на парковку заехала патрульная машина «Беркута». Из машины вышли двое сотрудников. Один из них подошел к капоту нашего автомобиля и начал светить фонариком внутрь салона. Он посветил сначала в лицо моей коллеги, затем долго рассматривал мое. Откровенно говоря, уже сама эта процедура была не очень приятной. Но, видимо, кто-то прописывает такие инструкции.

Внимательно рассмотрев меня, сотрудник Беркута обошел машину и постучал в дверь. Теоретически я мог бы и не выходить из машины, и узнать, чем вызван интерес ко мне через опущенное окно. Но я решил выйти – ничего противоправного я не совершал, и уж тем более у меня не было никаких причин ожидать какой-либо агрессии.

Молодой человек попросил предъявить документы. Надо сказать, что во время всего диалога он продолжал светить светодиодным фонариком в лицо. Я спросил, в чем причина беспокойства. Мне ответили просто: проверка документов.

Я попросил сотрудника представиться и предъявить свои документы. Он – к его чести – показал удостоверение. Молча, продолжая светить в лицо. Я начал доставать свои документы.

В этот момент из машины вышла моя коллега и потребовала объяснить, на каком основании посреди ночи людей высаживают из машины. Ответ снова был удивительно простым: «Мы вас не трогаем, а его документы имеем право проверить». Очевидно, такой ответ вызвал у моей коллеги возмущение. Дальнейший разговор проходил на повышенных тонах. Сотрудник Беркута продолжал спорить с журналисткой «5 канала», одновременно пытаясь светить фонариком в мои документы. Я развернул перед ним кошелек с удостоверением журналиста и снова положил его в карман.

Тут необходимо уточнить. Большинство удостоверений журналистов оформлены однотипно: большая фотография и большая надпись «Пресса». Все журналисты, работающие в поле, как правило, носят удостоверение в самом легкодоступном месте – чтобы предъявлять его по любому требованию. Лично у меня это уже на уровне рефлекса. Я разворачиваю документ. Фиксирую, что его увидели, и прячу назад.

Тем не менее, когда я вернул документ в карман, луч света вернулся к моему лицу и сотрудник Беркута попросил показать удостоверение еще раз. Дальше был следующий диалог:

Я: Я же вам уже показывал, и вы его увидели.
Беркут: Нет, вы не показали.
Я: Вы же только что светили на него…
Беркут: Я его не видел. Значит, покажите еще раз.

В принципе, продолжать разговор особого желания не было. Я молча полез в карман за документами уже второй раз. В этот момент к нам подошел второй сотрудник Беркута. Как выяснилось позже, старший в группе. Он спросил, что произошло. Ответ был прост, как и раньше: «Вот тут лицо кавказской национальности и не хочет показывать документы».

Фраза дословная. Мне она показалась недопустимой и оскорбительной. Не потому что я стыжусь своей внешности, цвета кожи или происхождения. А потому что эта фраза именно в такой формулировке означает следующее: «Если ты лицо кавказской национальности, то ты по умолчанию должен быть готов и смириться с тем, что тебя могут попросить показать документы всегда и везде. И при этом ты больше обязан показывать документы, чем другие».

Я признаю, что на тот момент у меня, мягко говоря, пропало всякое желание сотрудничать с Беркутом. Я вернул свои документы назад в карман. И спокойно – это могут подтвердить и моя коллега и оба сотрудника Беркута – без повышенных тонов, сказал:

– После того, что вы сказали, я отказываюсь показывать вам свои документы.
– Почему?
– Потому что его внешность не дает вам права требовать документы, – уже также спокойно вмешалась моя коллега.
– Мы сами разберемся со своими правами. Мы же вас не трогаем, хотя имеем право обыскать машину. А вы пройдете с нами в отделение, – заявил сотрудник Беркута, обращаясь ко мне.

Я не сопротивлялся. Сотрудник взял меня под руку и повел к машине. Уже при посадке в патрульный автомобиль, я достал из кармана мобильный телефон. Сотрудник Беркута грубо выдернул его у меня из рук со словами: «Тут нельзя пользоваться телефоном».

Мы доехали в Подольский РОВД минут за семь-десять. По пути на мой телефон стали поступать звонки: на тот момент на «Украинской правде» уже появилась новость о задержании. Отвечать на звонки мне не давали – телефон лежал под бедром сотрудника Беркута.

Когда мы подъехали к зданию РОВД, задержавший меня молодой человек прямо в машине написал рапорт. Еще минут через пятнадцать к зданию РОВД подъехал народный депутат Олесь Доний. Повторюсь: я не успел сделать со своего телефона ни одного звонка.

Когда меня выпустили из машины и повели внутрь здания РОВД, я все еще был уверен, что все обойдется: мне на месте принесут извинения и на этом инцидент будет исчерпан.
Но тут произошло самое неприятное. У входа в райотдел сотрудник Беркута взял меня под локоть и со словами «Это твое» быстрым движением бросил что-то в карман куртки. Откровенно говоря, я немного испугался. Резко остановившись, я вывернул карман. На землю выпал телефон. Сотрудник Беркута с напором продолжал тянуть меня в отделение. Я в очередной раз попросил объяснить, почему у меня сначала отобрали телефон, а теперь его подкинули. Ответ снова был простой: «Я ничего вам объяснять не должен».

В отделении я все рассказал начальнику РОВД. На вопрос, как мы можем уладить дело, я потребовал, чтобы задержавший меня патруль принес извинения и вернул телефон. Начальник увел группу в сторону и сказал, что у них есть три минуты на размышление. В ответ молодой сотрудник Беркута заявил, что он не понимает, в чем его вина и извинения приносить не собирается.

Остальные – начальник отделения милиции, старший группы Беркута и водитель – извинились и признали, что была допущена ошибка. Правда, на тот момент в отделение уже успели позвонить из главка. Были ли принесенные извинения искренними или стали следствием давления начальства, я судить не могу. По крайней мере, старший группы Беркута показался мне довольно открытым и понимающим человеком.

Еще минут через десять в отделение позвонил начальник Киевского МВД Алексей Крикун. Насколько я понимаю, ему доложили о задержании и рассказали версию сотрудников Беркута. Господин Крикун выслушал также и мою версию и счел нужным извиниться за действия своих подчиненных, пообещав провести служебное расследование.

Мне вернули телефон, и я покинул отделение милиции. Вот и вся история. Все вышеизложенное я готов подтвердить в суде и при очной ставке с сотрудниками Беркута.

И последняя ремарка. У меня никогда не было никаких проблем с милицией. Процедуру установления личности я проходил сотни раз: мои документы проверяют с 14 лет. До выдачи паспорта я два года носил с собой свидетельство о рождении и, за много лет до того как стал журналистом, привык к тому, что у милиции есть такое право – проверять мои документы. Став журналистом, я всего лишь поменял паспорт на удостоверение.

Кроме того, у меня практически никогда не было проблем с сотрудниками охраны – ни личной, ни ведомственной, ни поддерживающей порядок во время массовых акций. Не потому что я особо покладистый. Просто те мелкие недопонимания, которые возникают, я привык относить к издержкам профессии. Я ее выбрал, понимаю все ее недостатки и осознаю, что жертвой подобных конфликтов, как правило, становится моя работа.
Поэтому в целом, я хорошо понимаю, как работают эти ребята и за прошедшие годы, и научился вести с ними диалог. Исходя из этого опыта, я могу однозначно сказать, что молодой человек, который меня задержал, был агрессивен, превысил свои права и нарушал закон.

Это что касается хронологии. Теперь, по сути.

Первое. Я требую увольнения сотрудника, который не пожелал принести свои извинения. Еще вчера я опасался, что это может быть расценено как месть. Но сейчас искренне могу сказать, что у меня нет никаких остаточных эмоций по поводу произошедшего. Я жив, здоров и не хочу спекулировать на теме морального ущерба.

Я бы мог подать в суд или написать заявление в милицию от своего имени, но случившееся касается не только меня. Это проблема ксенофобии в обществе в целом и в рядах правоохранительных органов в частности. Давайте не кривить душой. Инцидент, который произошел со мной – не уникален. Такое происходит ежедневно, ежечасно и во всех регионах страны. Разница только в том, что о них не пишут на «Украинской правде» и по этому поводу в одиннадцать ночи не беспокоятся начальники УВД.

Тут уже я вынужден принести свои извинения перед теми, кто ежедневно оказывается в похожей ситуации. Возможно, было бы правильно не идти на уступки руководства МВД, настоять на написании рапорта и раздуть инцидент до большого скандала с привлечением СМИ, правозащитников и т.п., чтобы конкретно на данном примере продемонстрировать существующую проблему ксенофобии. Я этого не сделал и жалею. Но это не отменяет необходимости реакции власти.

Если Виктор Янукович и руководители МВД проигнорируют требование об увольнении вышеуказанного сотрудника Беркута, это будет означать только одно: власть на стороне ксенофобии. Это будет первым сигналом возможных тлеющих настроений. И здесь я бы хотел напомнить нынешней власти их критику радикального национализма и фашизма за последние шесть лет. Подтвердите свою критику делом.

Второе. Отдельно хотелось бы обратиться к тем политическим силам, которые называют себя национал-патриотами. Вас привыкли критиковать за проявления ксенофобских настроений. Я провел множество интервью и встреч с лидерами таких политических сил и, как правило, все они убедительно отрекаются от приверженности к крайне радикальным взглядам. И многим из них я искренне верю.

Докажите это сейчас. Выскажите свою точку зрения – не по поводу меня – вообще, в целом по этой проблеме. Единодушное осуждение ксенофобии всеми политическими силами может стать залогом недопущения событий наподобие бойни на Манежной площади в Москве.

Третье. Мы все прекрасно знаем, что лица с кавказской, узбекской, татарской и вообще с неславянской внешностью чаще подвергаются процедуре проверки документов, чем остальные. К этому привыкли, но это НЕ нормально.

При всем уважении к тем, кто официально вчера комментировал события, меня покоробило одно странное оправдание: милиционеры не должны узнавать телеведущих. Простите, но это бред. Никто не требовал меня узнавать. Более того, я никогда не позволяю себе предъявлять журналистское удостоверение, если не нахожусь при исполнении своих обязанностей. Тем более милиции. Как показывает практика, это чаще только дразнит и создает проблемы.

Но этот аргумент наводит на вопрос: а что, без удостоверения журналиста полноценным человеком быть нельзя? Или, может, существуют разные правила поведения милиции с обычными лицами кавказской национальности и журналистам/телеведущим той же внешности?

В связи с этим я требую обнародовать инструкции патрульно-постовых служб, согласно которым они проводят проверку документов. Я хочу знать, кого и при каких обстоятельствах они обязаны проверять. Запрос на такой документ может подготовить Комитет Верховной рады по вопросам прав человека, национальных меньшинств и межнациональных отношений. Правильно, чтоб это было требование не одного отдельно взятого народного депутата или фракции, а всего парламента в целом.

Четвертое. Как я вначале отметил, я – журналист. Я привык видеть свое имя в СМИ под статьями и в титрах. И мне крайне дискомфортно упоминание меня в самих статьях. Случившееся вчера – не моя прихоть. Я оказался в центре этой истории в силу обстоятельств, от меня мало зависящих.

Поэтому я не хочу и не стану раздавать какие-либо комментарии, участвовать в каких-то конференциях и шоу как действующее лицо. Я готов освещать и быть рупором любых движений и инициатив по борьбе с подобными проявлениями.

И самое последнее. До всех нас доносятся отголоски событий в Москве. Очевидно, что этот абсурд стал возможен при полном попустительстве со стороны власти. Так уже случилось, что в последнее время Украину все чаще сравнивают с Россией. Я не стану рассуждать хорошо это или плохо. Но это так.

То, что случилось вчера – исключительно благодаря единодушию моих коллег из средств массовой информации – может стать еще одним поводом провести аналогии с ситуацией в России. Уверен, найдутся многие кого этот вирус воодушевит. Но этого можно избежать.

И сделать это может только тот, кого называют главным руководителем внедрения российских реалий в Украине. Опять же – нет смысла разбираться хорошо это или плохо – но таким человеком называют Виктора Януковича. И именно его публичная однозначная позиция может поставить точку в этом вопросе.

Источник: «Украинская правда».