Книга о харьковской ЧК: развенчание мифов или восстановление исторической справедливости?

Действительно ли харьковская губернская ЧК была такой кровавой, как её представляют? На чьём счету больше жертв в Харькове — красных или белых? Кто был главным харьковским палачом? На все эти вопросы попытался дать ответ харьковский историк Эдуард Зуб в документальной книге «Харьковская ЧК. Прощание с мифами».

Вечером накануне первомайских выходных литературное кафе «Куб», что возле станции метро «Пушкинская» выглядело, как съёмочная площадка фильма о Гражданской войне: в помещении с приглушённым светом собралась разношёрстная компания — тут были красные командиры в кожанках, революционный матрос (а может, махновец), корниловец, представитель повстанческого формирования (в СССР их называли бандами атаманов). В общем, люди, которые в реальной жизни мирно соседствовать никак не могли. Однако это были не съёмки фильма, эти персонажи создавали фон для презентации книги историка Эдуарда Зуба «Харьковская ЧК. Прощание с мифами», которая вышла в рамках проекта «Харьков в войне». В Харькове выходили статьи, заметки, сюжеты о деятельности местной ЧК, но полноценной книги (да ещё и построенной исключительно на документах) не было. «МедиаПорт» предлагает интервью с автором книги.

— Эдуард, давно ты занимаешься темой ЧК?

Первую книжку о харьковских чекистах мне подарили 15 лет назад. Вот с того момента чрезвычайными комиссиями и занимаюсь, ну а Гражданской войной, наверное, лет 20 с гаком. Собственно, о ЧК даже не книжка была, а журнал «Клио», который издавал Леонид Мачулин, с очерком харьковского исследователя Александра Зинухова «Комендант Саенко».

— Который ты разоблачаешь как миф.

Можно сказать и так. Хотя я благодарен этим людям за то, что они вывели меня на эту тему. Надо сказать, что очерк Зинухова полностью отвечает определению «миф»: он основан на реальных фактах, на документах, которые, кстати, Зинухов обнародовал первым. Но он допустил ошибки в интерпретациях, об умышленной фальсификации речи быть не может. Я полностью прошёл по его следам, увидел те документы, которыми он пользовался, и единственное, в чём можно обвинить покойного ныне, к сожалению, исследователя, — только в том, что он неаккуратно обращался с ними. Он схватил, что называется, горячие документы и выбросил их на публику. И я его понимаю. Но до Зинухова, ещё при советской власти, был ещё один исследователь — Эдуард Звоницкий. Вот откуда он брал факты, я понять не могу. Он, например, «сдал» Харьков белым на два дня раньше, чем это было в действительности: 22 июня, а не 24-го.

— Подзаголовок книги — «Прощание с мифами». Они возникли прежде всего из-за закрытости органов или в большей степени потому, что исследователи — умышленно или неумышленно — неаккуратно работали с документами?

Я думаю, что здесь присутствуют обе причины. Во-первых, закрытость — то, без чего не могут работать подобные организации, советские или антисоветские, это их специфика. А во-вторых, одни хотели разоблачить, другие — восславить, поэтому имело место и умышленное искажение, и случайное, связанное с трудностью доступа к первоисточникам.

— Один из мифов, которые ты разоблачаешь, это упомянутая тобой легенда о Саенко, у которого руки по локоть в крови, как писал Сергей Мельгунов в книге «Красный террор в России». Ты обеляешь Саенко?

Ну, во-первых, обелить Саенко тяжело, это практически невозможно. Я просто пишу о том, что число жертв, приписанных Саенко, не соответствует действительности, это число меньше. «На совести Степана Саенко тысячи жертв» — это максимум, который я встречал. Начнём с того, что он не председатель губЧК, как его часто называют, и никогда им не был. Я не могу понять, куда и почему исчез Сильвестр Иванович Покко — первый председатель Харьковской губЧК. Хотя о нём писали и Зинухов, и Звоницкий.

Но почему-то так случилось, что люди, начавшие знакомство с харьковской ЧК с «белой» версии, то есть с того, что написали в своё время деникинские пропагандисты, а в перестройку повторили местные журналисты, выводят Саенко как самого главного местного чекиста. Он далеко не главный. Дело в том, что свидетельских показаний тех, кто побывал в харьковских застенках, было более чем достаточно, это правда, но ведь не на него одного. Думаю, что здесь сыграла роль украинская фамилия.

Для белых, кроме большевиков, евреев и так далее, врагами были и украинские самостийники-сепаратисты. Вот для того, чтобы показать, что украинцы тоже принесли коммунизм, Саенко оказался замечательной кандидатурой, что охотно используется и до сих пор на многих форумах, вообще в Интернете. Хотя был, например, такой Иван Порфирьевич Судаков — штатный расстрельщик харьковской комендатуры губЧК, попросту говоря, палач, занимавший эту должность минимум до 1930 года. На нём висит никак не меньше жертв, а возможно, и побольше, чем на Саенко, но такой посмертной славы у него нет. Он остался в истории как педагог, работавший с Макаренко.

— То есть ты пытаешься восстановить историческую справедливость?

Это сильно растяжимое понятие, я бы предпочёл говорить о фактах, подтверждённых документами.

— Ещё один устоявшийся миф — о благородстве белой армии, в частности, деникинских частей, что стояли в 1919 году в Харькове.

Я бы предпочёл говорить о благородстве конкретных людей. Харьков 19-го года в этом плане очень удачный пример. Полгода здесь были красные, полгода — белые. Вот как обстоит за это время дело с цифрами: за полгода белые расстреляли людей больше, чем красные. У красных цифра трёхзначная, она установлена белыми — комиссией по расследованию злодеяний большевиков. Есть десять мест захоронений, указано чёткое количество трупов, найденное в каждом месте. Кстати, сейчас эти места забыты и никак не отмечены.

Через полгода таким же подсчётом жертв, но уже белых, занялись красные, когда через полгода вошли в Харьков. Что сразу бросается в глаза: первое — некорректность, неаккуратность подсчёта красных. В фондах нашего областного архива есть документы комиссии по расследованию жертв, учинённых Добровольческой армией. Я их пересмотрел все. Общей сводной цифры убитых белыми нет. Во всяком случае, я её не нашёл. Поэтому я опираюсь на те цифры, которые мне известны более или менее точно.

Начнём с такого эпизода: под самый занавес деникинской власти в Харькове из города угнали этап численностью в 2146 человек. Шёл он по маршруту Харьков—Бахмут. До Бахмута, нынешнего Артёмовска, добралось 812. Разница получается больше, чем красные настреляли за полгода. Правда, элементарная арифметика здесь не подходит. Потому что из оставшихся 1300 с небольшим человек минимум три сотни забрали в Добрармию служить, были отравившиеся гнилой капустой насмерть — речь идёт о нескольких сотнях человек. Остальных — кого-то утопили в Донце, повесили в Изюме, кому-то удалось бежать и даже откупиться.

Кстати, взятки — что у деникинцев, что у ЧК — это отдельная тема. В общем, количество погибших из этого этапа можно оценить в 500-700 человек. Можно назвать обнаруженные в Карповском саду (район Южного вокзала — ред.) две ямы, набитые трупами. Диаметр ям — 13 метров. Плюс захоронения в Григоровском бору, плюс в других местах города небольшие захоронения. Есть разные цифры, в том числе и такие, которым я доверяю. Например, общую цифру убитых белыми называет Бадила Гагиев, интереснейшая личность. Он приводит цифру в 1028 человек. Столько человек, по его данным, белые расстреляли только в Холодногорской тюрьме.

Откуда такая точность и почему я ему доверяю? Белые расстреляли его жену, он поклялся отомстить и затем скрупулёзно участвовал в расследовании их действий. Хотя, к слову сказать, в мемуарах описывает, как до прихода белых заехал как бы между прочим в тюрьму вместе с товарищем Саенко и расстрелял нескольких контрреволюционеров. А потом с негодованием пишет о том, как зверствовали белые.

— А можно ли говорить, что во время Гражданской войны какая-то из сторон была более щепетильной, если это слово вообще применимо, в уничтожении противника? Скажем, есть устоявшееся представление, что красные стреляли всех, кто хотя бы по внешним признакам подходил под определение буржуя, а белые подходили к казням всё же более избирательно. Это так или нет?

Это очень сложный вопрос. Скажем, когда город переходил от красных белым, то последние дня три власти большевиков и первые несколько дней под белыми расстрелы шли постоянно без суда и следствия. Об этом есть достаточно свидетельств. Если позволяла обстановка, и те, и другие проводили следствие, пытались выяснять. Другое дело, насколько такое следствие было объективным. Ничто человеческое было не чуждо никому. Приведу пример с тарифами, которые негласно устанавливали сотрудники органов. Некая товарищ Пащенко в показаниях комиссии красных, расследовавшей злодеяния деникинцев, рассказала, что у её мужа-коммуниста нашли пулемёт — незаконное хранение оружия. Арестовали обоих. Ей предложили отпустить её за 10 тысяч рублей, сторговались на семи. За мужа запросили 26 тысяч — всё-таки мужчина, коммунист, пулемёт. Она заплатила, деньги взяли, а мужа угнали вот тем самым этапом в Бахмут. Товарищ Пащенко была очень сердита на деникинцев.

— А у красных какова была цена человеческой жизни?

Мне не доводилось встречать чётко задокументированных примеров, но то, что проскакивает в воспоминаниях, — как правило, речь шла о натуроплате: у кого-то серёжки золотые, у кого-то крестик. Опять же, что интересно. Я смотрел акты эксгумации. Так вот жертв белого террора выкапывали с золотыми зубами, при жертвах были крестики золотые и серебряные. Скажем, начальника снабжения 14 армии, попавшего в плен к белым, опознали по золотому кольцу с гравировкой. Хотя я не хотел бы на всех красных ставить какой-то штамп — бывало всякое.

— Из многочисленной «белой» литературы известно о жутких пытках красными своих жертв. Деникинцы тем же отличались или были гуманнее своих противников?

Судя по показаниям жертв, ничуть не гуманнее. Всё то, что было в арсенале у красных, всё то было и у белых. Единственный нюанс: я не видел показаний, чтобы белые занимались «снятием перчаток», то есть живьём сдирали кожу с рук. Хотя и с красными не всё так однозначно. Вернусь к воспоминаниям Бадилы Гагиева. Ему случилось самому стать жертвой белого террора, он попал в деникинскую контрразведку, там его подвесили за ноги и вспомнили всё, в том числе и расстрелы в лагере ЧК на Чайковской. Но в чём он держался до последнего — уверял даже в подвешенном состоянии, что не было никаких «перчаток». Да, стрелял и сейчас бы расстрелял вас, гадов, если бы вырвался, но этим не занимался, даже времени на это не было. Так что всё это нужно проверять и ещё раз проверять.

— Для тебя обе стороны одинаковы или к какой-то ты испытываешь всё же симпатию?

Это извечная ошибка исследователей Гражданской войны — пытаться встать на чью-либо сторону. Прочь симпатии и антипатии, в противном случае не будет исследования. Я не скажу, что мне это удалось, я тоже живой человек, но стремился. Стремился сделать книгу объективной. А вообще я считаю, что объективно историю Гражданской войны может написать только иностранец, которому это вообще не будет болеть.