Как я провёл лето

Уже прошло несколько недель, а я всё ещё чувствую себя пауком посредине огромной паутины. Вон там вдалеке что-то дернуло её, и я усилием воли сдерживаюсь от того, чтобы опуститься на колено или лечь. Может, это красивая девочка посмотрела из глубины комнаты, а может, кот мелькнул где-то в углу — паутина напряглась, и я тоже. Трудно объяснить. Просто ты бросаешь беглый взгляд на стену в баре — кирпич, бетон, будет рикошет или нет, пробьёт или нет. Просто не можешь спокойно перейти площадь. Просто автоматически прикидываешь расстояние до вон той башенки с часами и мысленно закидываешь в крону ВОГ. Я стал неплохим солдатом за это лето, приобрел пару новых чувств и по звуку орудийной канонады могу понять, насколько всё сегодня плохо или хорошо на участке бригады. Спрашивается, зачем мне все эти бонусы посреди кипящего жизнью города?

Всегда хотел служить в армии, сколько себя помню. Примерял папаху и медали дедушки, играл с кортиком и слушал рассказы отца, запоем читал о великих битвах и корпусе морской пехоты США. Листал книжку Лозы и находил там рассказ, как они с дедом штурмовали национальный банк в Вене, — взрывы, чадящие танки, полные машины слитков и долларов. Представлял себя «за речкой», где батя охотился на караваны возле пакистанской границы, и чувствовал вкус пыли на губах, и слышал вопли ишаков, которых добивали десантники. Служить, защищать, делать мужскую работу — что может быть лучше? В то время я ещё не знал, что наши страны — чемпионы по выдаче в мозг патриотичной картинки, а в реале всё выглядит гораздо грязнее и проще.

Даже не буду много про учёбу, просто представьте сериал «Кадеты», вышедший из-под пера Кинга, пересказывающего рассказ Джека Потрошителя. Вот это было оно — долго, тоскливо, дико, бессмысленно и местами просто откровенно страшно. А дальше 169 НВЦ «Десна». Первый раз, когда попал в столовую, меня посетило озарение — ада нет, он уже здесь. Посреди огромного зала, дышащего испарениями и клубами пара, пятеро солдат, насквозь мокрые, песком оттирали пять тысяч тарелок. Чуть дальше два дедушки, усталые, но довольные, методично избивали молодых деревянными лопатками в рост человека — обычно ими мешали кашу. Полторы тонны картофеля, пять бойцов в сальных подменках, воняющих потом всех поколений призывников, четыре тупых ножа и неработающая машинка. Занимательная математика. Вы когда-то чистили триста килограмм картошки за ночь, делая перерывы на отжимания и отдыхая два часа, а утром готовя еду на несколько батальонов?

Уже через две части, несколько переводов и должностей начала складываться картина подготовки любой постсоветской армии. Огромная неэффективная орда, изображающая, что она что-то защищает. Бесполезная покраска бордюров, укладка дерна перед штабом, похожая на сизифов труд метла на бригадном плацу — солдатики начинали махать ей утром, а заканчивали ближе к вечеру. Коммерческие полигоны, где пьяные бизнеса расстреливали мишени, пока жарится шашлык. Редкие стрельбы — на них доходяги из духов несли тяжёлые цинки и оружие старослужащих. А вечером чистили груду стволов за всех, лично видел, как эти дети выжигали магазин, просто закрыв глаза. Чтобы быстрее закончился этот день. Замкнутый круг — гора бумажной бесполезной работы, перекладывание части обязанностей на плечи старослужащих и контрабасов, бесконечное мельтешение лиц и фамилий. Пришёл, умирал в нарядах, немного научился, демобилизация.

Девять бригадных учений в год на четырнадцать подразделений, из которых три выбирали элитные части из Крыма, весной благополучно разбежавшиеся по домам. Личный состав на лесхозах и постройках частных птицефабрик — ведь комбриг хочет дачу и машину, а не эти унылые тактические поля. Старые и убитые «бехи», ещё один круг в бесконечном чистилище. Ледяной холод боксов, высасывающий всё доброе и счастливое не хуже дементоров, или зыбкая волна жары и капли тягучего гудрона, падающие на лицо. Если ты не стоишь в нарядах, значит, срываешь гайки под бронёй или разбираешь старую КШМ. Нет? Тогда ты составляешь бесконечные планы занятий, которых никогда не было. И так это всё тянулось, тянулось и тянулось. Техника гнила, армия держалась на кучке контрабасов и фанатиков, на тех, кто не воровал, смотрели, как на больных, и потихоньку выживали из коллектива. Осень, зима, новая звёздочка в стакане, новая блондинка в финансовом отделе, опять полетела коробка на машине, весна, снова прислали людей, пишущих с ошибками свою фамилию. День сурка.

А потом грянул Майдан. Озверевшие цепи космонавтов, люди в масках, пылающие улицы, первые убитые и раненые. Петля насилия сжималась с каждым месяцем всё туже и туже. Мы прилипли к экранам в своих холодных кубриках, просто прозревая от крови, льющейся на улицах, и ощущая в воздухе разлитое напряжение. А видели бы вы лица солдат срочной службы, добывающих последние недели последнего в стране призыва. Такой смеси звериной тоски и ненависти, ощущения беспомощности и страха нужно ещё поискать. Каждый из нас — и офицеры, и солдаты — чувствовали, что гнойник вскроется, и именно мы будем тем скальпелем, который станет решать проблему. Нельзя сказать, что все хотели держать курс на Европу и садить оппозицию на царство — некоторые, напротив, с удовольствием бы намотали протестующих на гусеницы. Просто потому, что нерушимость власти у военного в крови. Но молодёжь рвала горло, взводники говорили откровенно, что, если приказ на Киев будет отдан, будут стрелять в старших офицеров и баррикадироваться в части. Благодарность всем богам, что командование не стало ввязываться в политические игры до последнего, ведь все могло закончиться настоящей бездной.

Крым. Шок. В стране льётся кровь, а эти твари пользуются моментом, несут бред про геополитику, врут с  телеэкранов, сальные лица вывозят миллионы из страны. Тревога. Только половина части выходит из боксов, солдатик плачет над умершей «бехой», жуткий мат начальника штаба, каша, не хватает то аккумуляторов, то прицелов к РПГ, то ремрота существует наполовину на бумаге. Армия должна быть оплотом порядка, железной спицей, скрепляющей страну, а порядка в ней сейчас не больше, чем при пожаре в районе красных фонарей. Растерянные глаза солдат. Война? Полицейская операция? В кого будем стрелять? Что делать, ротный? Я ведь снайпер только по ВУС в билете, как мне пристрелять винтовку, я её второй раз держу в руках? Иногда приходилось жалеть, что в сутках так мало времени. И волонтёры — готов целовать руки этим людям, пить с ними до утра или драться за каждого до потери пульса. Именно из-за этих простых украинцев  я не уволился к черту, когда весной всё катилось в яму. И даже зная, что всем пришлось пережить летом, большинство из нас не изменили бы своего решения. Бинокли, разгрузки, зарядные устройства, бронежилеты и каски (самое узкое место), запчасти, ГСМ, прицелы — всё это сначала тонкой струйкой, а позже настоящим потоком хлынуло в войска. А ещё уверенность — за нами миллионная страна, мы нужны, только мы стоим между этими людьми и хаосом снаружи.

И ещё. Я не знаю, ворует ли Яценюк, Порошенко и Кровавый Пастор. Конечно, да, глупый ведь вопрос. И я не знаю, можно ли было лучше. Конечно, да — всегда можно стремиться к лучшему результату.  Мы здесь уверены только в одном — если бы не эти люди, страны сегодня не существовало бы. Глупо и неблагодарно сводить всё только к движению помощи армии или добровольцам. Все мы помним время, когда не знали, в каком городе утром будет захвачена ОДА, какой бывший член одной партии закричит про Хунту, и сколько частей утром сдастся, символически постреляв над головами нападавших. И в то время, когда обычные граждане заткнули телами пробоины в корабле государства, эти люди не дали ему утонуть. Вы просто себе не представляете, сколько нужно вложить в годами разваленную армию, и как тяжело завести годами заржавевший механизм, доведя его просто до боевого штата линейных частей. Только спустя месяц моя орда начала превращаться в тумен, у всех стало хватать даже дефицитных магазинов, а дюжина БТР 80 и БМП 2, снятых с хранения, закрыли давний некомплект — бригада обрастала мышцами, ночами бесконечные поезда и колонны стягивали на станцию автомобили, боеприпасы, минометы, тягачи и орудия с консервации. Разгрузки, погрузки, полигон дрожал от разрывов, а жители окрестных домов привыкали спать под рёв танков.

Нам повезло. Подразделение выдвинулось чуть позже первой волны — БТГ и ротная группа. Мы были морально готовы, в частях были собраны лучшие офицеры и костяк контрактников. Нас не били, как ребят в Волновахе ночью из захваченных инкассаторских машин, не гасили под прикрытием толп бабушек с иконами, не заманивали на переговоры и не поливали минометами под завывания — «Услышьте Донбасс». Всё было понятно с «АТО», кто там работает и что хочет. Сёла проходились на большой скорости, колонны шли с боевым охранением, массовка разгонялась по жесткой схеме, блоки закапывались в землю, невзирая на жесткие проблемы со специальной техникой и материалами. Хотя, конечно, неразбериха была адовая. Реактивный дивизион, даже не нашей части, зенитчики на ЗУ — 23\2 и убитых грузовиках, гранатомётчики с АГС, противотанковый взвод, ребята на самоходках — я не работал ни с кем, а многих и не знал. С бору по сосенке, связь времён раннего Горбачёва, взаимодействие на уровне второй мировой, снабжение часто отставало или терялось, в день, когда мы не теряли машину по техническим причинам, можно было танцевать сиртаки.

Первый бой. Говорят, что его не забудешь. Но, вот только и могу рассказать, что сорвал голос и отбил плечо. Развернулись, подавили противника, не дали ударить по колонне. Не помню подробностей, хотя, наверное, что-то орал, руководил и пытался даже поработать из личного оружия — остался только хаос, грохот, хрип рации, визг рикошетов, тугие толчки воздуха над укрытием и оглушающий лай «Грома». Второй нагнал на меня ужаса уже без шуток, и он сохранился у меня в слайдах. Рубежное. Убитый  древний мост на берегах заболоченного Северского Донца. Взвод вылез на него, и холмы вокруг дороги вспухли вспышками, брызнули огнём и свинцом. Что меня поразило тогда — количество тяжёлого пехотного у «восставших шахтёров». Классические «семёрки» и одноразовые выстрелы, СПГ и «Утёсы», буквально лавина крупного калибра рвала бетон, воду и небо. Старенькую коробку на мосту шило почти всё, экипаж вывалился из люков, мы поставили дым и перепахивали лежки бойков. Подсвечивали цели трассерами и вколачивали в их позиции снаряд за снарядом. Казалось, там была каша из огня, разрывов и разлетающегося дерева, но их огневые точки оживали снова и снова. Привкус металла во рту, адреналин из ушей, встающая на дыбы зенитка на машине и двое убитых. Наших. Выстрелами в голову. И ещё несколько обожжённых, разорванных, истекающих кровью, стонущих раненых.

С этого момента пошёл отсчет противостоянию на севере и в тактической группе «Граница» для моего подразделения. Если до этого мы доходили до точки, ставили блок, а потом постепенно продвигались, иногда вступая в огневой контакт с сепаратистами, то сейчас они начали выходить на наши ленты, навязывать огневой бой и упираться на своих опорных пунктах, часто посреди посёлков и небольших агломераций. Их план был единственно возможным на то время — никто не мог поверить, что армия начнёт сыпать прямо посреди посёлка на памятник Лукичу, главное потянуть время, а там, глядишь, и хунта развалится, в Одессе начнётся, Путин на белом стерхе прилетит. Что-то случится, в общем. Заряжай, Бешеный. И они заряжали, всё больше налегая на тяжёлое оружие. Капитан медроты, убитый шальным осколком под Весёлой горой, где стояла вторая БТРГ. Павшие разведчики под Счастьем, настоящие герои, отбивавшие захваченную у мобилизованных технику. Тяжелейшие бои «Айдара» и 128-й горной бригады, попавших в жесточайшие засады — десятки выведенных из строя и безвозвратных в обоих случаях. ПТУРы, влетающие в бараки, откуда корректировался огонь — только арабы так весело выпускают управляемые ракеты по цене автомобиля каждую по таким целям. Но, несмотря на противодействие, части вышли к  окраинам Луганска, упёрлись в Станицу, соседи начали входить на Камброд и подавлять огнём внутреннюю окраину Металлиста, до этого жёстко перепаханную бригадной артиллерийской группой.

Нам повезло и с командиром сектора, и с вышестоящим начальством — они не страдали синдромом перекладывания ответственности, быстро и много выдавали артподдержку по заявкам, несколько раз бойко прикладывали «Грачи». И ещё они не болели микро-менеджментом — руководство в телефонном режиме от НШ и выдача боеприпасов под роспись комбригами, частая болезнь на начальном этапе войны, обошла нашу бригаду стороной. Чего не хватало? Реальной общевойсковой операции. Зачистки от здания к зданию, с подавлением всего, что шевелится, всеми средствами поражения. В итоге это сохранило бы тысячи жизней, в том числе и гражданских. А так все напоминало купирование хвоста кошки по частям — а то очень жалко. Выдавливание, блокада, отрезание снабжения, рейды к блокам врага, с работой по ним носимым и глупые потери в поиске. Сначала не хватало политической воли на прямой штурм, потом уже пришел черёд  нехватки людей, после попытки перекрытия границы, чуть позже стали падать «птички» и стало уже совсем жарко. Окно возможностей было открыто совсем недолго и не факт, что мы бы успели, имея бесконечный приток боевиков и «отпускников», но нельзя воевать наполовину, постоянно давая врагу пространство для отхода.

Когда я читаю про хладнокровно расстреливаемый Луганск и «укропов», мне хочется мягко взять писателя за волосы и колотить об стол, пока он не съест свои зубы. Ни одна цель, кроме нескольких подтверждённых площадок в городской черте, не таргетировалась — я говорил и со штабными, и с БРАГ. После многодневных боёв в городе штаб боевиков — СБУ, ОДА и районные отделы стояли даже с целыми стеклами. Огонь в ответ открывался довольно часто, но достать миномёт на фуре без верха или САУ — не такая уж простая задача. Разрушения в городе были, но он не похож ни на Бейрут, ни на Грозный, ни на Сараево, ни на один из многочисленных городов Сирии. Попыток лобового штурма Луганска не было — задача ставилась занять пригороды, оседлать дороги и лишить боевиков в городской черте доступа к припасам, в черте эффективно работали ДРГ.  Была ещё одна проблема, без которой вход в застройку был бесполезен. Луганский аэродром. Все сейчас помнят про «киборгов» ДАП, но Луганск был не менее эпичным и драматичным полем боя. И он здорово связывал всем руки.

ВПП и здание простреливались насквозь, роты 80-го полка и сводного отряда ГУР МОУ испытывали жесточайшую нехватку всего, включая воду и медикаменты, они не могли эвакуировать раненых и находились почти на самом пределе радиуса дружественной артиллерии. Если в ДАП после занятия Карловки прорывались просто на броне и активно помогали миномётами, то здесь объект находился в глубоком тылу, практически окружённый и нужно было срочно решать вопрос. Парашютное снабжение отнюдь не было панацеей, ситуация с каждым днём становилась жёстче и жёстче, по бортам постоянно работали и несколько раз перехватывали груз.

С другой стороны наша группировка в мощном опорном пункте сковывала крупные силы противника и являлась отличной передовой базой для наступления — взять они его не могли при всём желании. Вообще, наш план выйти к черте городов в аэропортах, одновременно выдвинувшись на границу, был целиком адекватным. Пока боевики отвлекались на пограничные пункты и линии снабжения, реально было закончить операции на юге, оттеснить группировку от Снежного и начать штурм Донецка, одновременно блокируя намертво Луганск. Рассечь территорию противника на три части, опереться на линию ОП, с мощной артиллерией, пройти последние 50 километров от Лутугино до Изварино. Если сбрасывать со счетов Россию, конечно. Но бабы Ванги у нас в штате тогда не было, и июльское наступление началось по плану. Пройти западнее Луганска по сети грунтовых дорог, обойти город, деблокировать аэропорт, расширить зону безопасности. С нами вместе дрался «Айдар», горная пехота и знаменитые 17 и 1 отбр «Лесные волки». Их «мишки» делали невозможное, поддерживали пехоту в передовых линиях, некоторые бойцы поменяли три машины за лето, каждый раз горя в танке или получая легкие ранения.

Рейд на Георгиевку мимо Тарасовки и Лутугино до сих пор остаётся самым острым и ярким за мою летнюю кампанию. Мы проводили ленты для АП, там была еда, медикаменты и боеприпасы — жизнь или смерть для батальонов, задыхающихся в блокаде. Над городами южнее плыли жирные клубы дыма, плотное марево и всполохи. Грохот канонады шёл одновременно с бутылочного горла на входе, возле поселков Родаково и Белое, и по всей оконечности дуги с запада на восток. Шелест снарядов и пакеты из «Градов» на половину неба, а ты жмёшься к броне, пытаясь не оцепенеть от масштабов боя и не слететь на повороте. Дорога, поля, грунтовка, снова поля, небольшой поселок Челюскинец. С гулом прошли «Грачи» над колонной, рассыпались горстями ловушек, перечеркнули степь огненными полосами, нырнули за посадку. Там вспухло, ударило, поднялось столбами. И тут же за горизонтом ожило что-то, большое, опасное — дымные толстые хвосты выросли один за другим, потянулись к выходящим в свечу «птичкам». Такой вот он, военторг, не шутят. Самолёты снова расцвели как новогодняя ёлка, прижались к земле. Теперь мы сами. Рядом проплывает наша коробка, выжженная, с рваными вывернутыми дырами. Сладковатый, тошнотворный запах щекочет ноздри. Сожжённая машина, рядом остов, непонятно чего уже. Перекрученные черные нити ПТУР на земле, стреляные гильзы, валяющийся ботинок. И снова волна жуткой вони, от которой встают волосы дыбом. В рации хаос — танковый бой, группа «Айдара» в засаде, ближний контакт на высоте в Лутугино, кто-то вызывает огонь на себя, какой-то из блоков, кажется.

Бои я помню россыпью, как маслята из цинка. Белый как полотно солдатик, красное и паркое во все стороны, санитар, мотающий промокающие бинты. «Всё, да? Всё? Это всё. Всё?» — в перерывах между попытками интубации. Всё, сынок.

Миномёты, равняющие промку, куски кирпича и швеллера, разлетающиеся на сотни метров, детонации среди завода, грохот. Разворачивающаяся рота, тревожное «Град» исходящие» в эфире, томительные 45 секунд — куда ляжет пакет? Мучительный стыд и мучительное облегчение — не по нам. Командир танка, убитый сквозь люк из противотанкового ружья — он полез посмотреть заклиненный зенитный пулемет, почти перебило пополам. Пленные кучей, ошалевшие после долбежки АГС, с животным ужасом в глазах — просят не отдавать «правосекам», уверяют, что не стреляли. Миссии в село Победа — в передовой полевой госпиталь сектора «А». Доставка и эвакуация раненых, гуманитарные задачи, вроде, подвоза инсулина и медикаментов гражданским, живущим в этом пекле. Внезапные засады, когда они выходили на наши блоки, а мы на их — стрельба в упор, хаотичное бегство или плотный, перераставший в обмены минометными ударами и танковые дуэли бой. Темп терялся, цепь поселков и городов вокруг Луганска мы взяли, но контроль был только за своими блоками — островками безопасности. Если сначала инсургенты использовали пехотное вооружение и миномёты, то ближе к концу лета гаубичные системы, танки и РСЗО применялись во всех ключевых сражениях — поток оружия через границу не ослабевал. И всё катилось к чертовой матери.

А дальше пришла обратка. Я не хочу шутить про заблудившихся Кичаткиных, восставших шахтеров и отпускников — два десятка хороших людей ушло в августе и осенью только в нашей бригаде, это не считая страшной монотонной бойни в Степановке и на Саур, где гибла сводная рота. Нас было откровенно мало для такого фронта, здесь сплелись экономика, политика и блеф с обеих сторон, а мы платили по счетам. Никто не ныл, не жаловался и не бросался писать, что всё пропало. Просто честно выполняли свой долг, как бы глупо в этой стране такое не звучало.

Сектор «А» сумел избежать катастрофы, но потери были ощутимы. Хрящеватое и Новосветловка горели, расстреливаемые из ниоткуда появившейся массой артиллерии. Танки выходили на прямую наводку и били по КП на Лутугино, получив отпор, ставили дымы, и на нас сыпались подарки от реактивщиков, чуть дальше под  Георгиевкой горели «мишки» парней из «Гондураса» — они умирали, как и служили все это время, выполняя задачу до конца.

Аэропорт пошёл на прорыв, тех из павших ребят, кого не успели забрать домой, просто забросали землей неподалеку от здания. Поломанную технику оставили, раненых грузили на руки и закрепляли ремнями на броне. Это были русские регулярные части? Да, они там были, но основная масса — «ополченцы» подготовленные в лагерях Ростова и местное мясо. Почему так быстро посыпался фронт? Он не посыпался, его просто не было — линия блоков в степи, имея неприкрытый фланг, могла только гибнуть поодиночке, а сзади ещё были городские застройки Луганска. Мы воевали по логике, где пути подвоза идут от мегаполисов к частям, а не из степи, где не появляются десятки единиц техники, как кролик из шляпы и где по любым источникам радиосигнала не высыпают пакет РСЗО, потому что завтра привезут еще пять. Командование сектора отреагировало максимально адекватно — свернув линию к Счастью, Металлисту, Станице и Донцу. Выведенная из строя  машины и мертвые коробки на блоках создали видимость панического отступления, но оно было только в картинках пропагандистов — уже через два дня сунувшиеся к нам оккупанты и инсургенты получили ПТУР и мины, а ещё через полчаса сотни килограмм металла от артиллеристов. Линия встала намертво — восточный фас сектора прикрывала группа «Граница» и неплохие инженерные заграждения, а выходя из застройки и паутины лесопосадок, враг неизменно натыкался на десятки стволов наших богов войны. Пат.

Можно ли назвать это поражением? Нет. Обе стороны не выполнили задачи. Ручные сепаратисты не смогли расширить анклав, поднять волну хаоса в других областях, утратили сеть крупных городов и порт, два миллиона населения и находятся на грани социального коллапса. Жертвы среди незаконных формирований точно оценить не могут даже их спикеры, но речь идёт о тысячах людей. Армия  растеряла  динамику, не ликвидировала угрозу, дала возможность перевести конфликт в замороженный, бригада только убитыми и пропавшими без вести потеряла 52 человека, а с раненными и пленными каждый седьмой в БТГ был выведен из строя.

Много толковых офицеров, с первых дней, садящихся за рычаги и возглавлявших расчеты, сегодня  в госпитале или под красивой плитой на кладбище — капитан погиб в Лутугино, майор в Красной поляне, несколько лейтенантов возле безымянных высот и депрессивных посёлков. Техники вышло из строя около 40 процентов, много по небоевым обстоятельствам, но скучно перечислять все водовозки, шишиги и коробки с причинами утраты. Все, кто кричит о том, что можно было лучше и генералы сволочи, а кругом предатели — айда к нам, у нас здесь вкусная тушёнка и открыто немало штатных мест. Покажете, как бороться с предателями и побеждать Путина с Болотовым.

Несколько зарисовок. Можно ли было избежать войны? Нет. Они атаковали позиции ВВ в Мариуполе, расстреливали пограничников в Луганске, захватывали райотделы, выходили на милицейский спецназ с тяжёлым оружием. Нет ни одного случая расстрелов демонстраций, атак мирных городов или обстрелов а-ля Каддафи, до того как один усатый персонаж с грустными глазами начал сбивать вертолёты и расстреливать «Альфу» под Семёновкой. Кто там воевал? Ну, довольно подготовленные люди — снайпера били триплекс, уверенно поражали мехводов, наравне участвовали в дуэлях минометчиков с подготовленными армейцами, работали парными пусками по птичкам. 

Можно ли было закончить летнюю кампанию жирной точкой? Вряд ли. Сама система была построена на нагнетании обстановке по спирали. Донбасс не нужен России, многие местные с ужасом начинают это осознавать вместе с голодными смертями и дорвавшимися до погон мойщиками машин. Но не давать Украине модернизироваться и попасть в НАТО там можно бесконечно долго. Рецепт коктейля прост, на самом деле. Военнообязанные — одним можно нагадить в уши Русским миром, другим простить грехи или пообещать карьерный рост, третьим дать денег. Каждому пятому даётся ПЗРК, каждому третьему ПТО, уже сейчас тяжёлое оружие по вкусу. И всё. Вы переходите границу в любом месте, атакуете линию блоков, навязываете бой, попадаете под артиллерию, дуэль, отход. Блок снесён или поврежден, а отряд переформировывается в глубине — война на истощение. Дешёво, сердито и все склады бывшего СССР в вашем распоряжении. Они выбирают место и время обострения, а при обороне зарываются в агломерацию, приглашая «Лайф Ньюс» посмотреть, что хунта кровавая делает.

Да ребята — это Хамас. Вот эти РСЗО возле песочницы, бесконечные обстрелы после сотни договорённостей, сакральные места и «ещё вот только освободим Мариуполь». Две-три ниточки ПЗРК, тянущиеся к одному самолёту с крыш, а ведь они знают каковы правила поведения летчика при угрозе ракетной атаки, пленные с собаками и клоунада с женщинами у столбов. Кровавый цирк, когда уже давно не смешно и хочется уйти с концерта. И нам жить с ним рядом, потому, что окно решения проблемы физически, стремительно сужается. Если не захлопнулось ещё в начале осени.

Привыкайте, короче. Уезжайте или стройте хороший подвал, если не собираетесь. А я буду привыкать комфортно, переходить открытые пространства. Пока, мне физически неуютно это делать, а в голове крутится бесконечное кино действий при контакте. Дерево, забор, лечь, нет, под деревом не стоит — осколки от кроны. Мы сделали всё, что могли в предыдущей ротации — здесь в секторе «А», и под Саур, и в секторе «М». Остановили заразу, заблокировали рост опухоли и прописали ей неплохую химиотерапию. И сделаем это ещё раз, если понадобится. Время за вами. Сделайте всё красиво в тылу, не повторите первый Майдан, «любих друзів» и просто не потеряйте страну. Вам нужна мотивация? Приезжайте к нам, а потом представьте эту пьесу у себя дома. Нравится? Значит, засучивайте рукава. И не забудьте покормить рабов — работы предстоит чёртова прорва.

Автор: Кирилл Данильченко aka Ронин

Источник: Пётр и Мазепа