Иловайск. Год в плену
«Мысли были разные — и граната была под руками, и принять бой…» Командир и его подчинённый, которые не смогли выйти из Иловайского котла, год пробыли в плену на «той стороне». Их держали в Снежном, потом перевезли в Донецк, Луганск. Освободили вчера. Двоих украинских военных отдали в обмен на четырёх сторонников так называемой «ДНР».
Пятнадцать украинских военных, которые в разное время попали в плен, в феврале этого года вместе со спасателями доставали из-под завалов Донецкого аэропорта тела погибших сослуживцев. Без наручников, но под присмотром. Автору этого материала разрешили увидеть нескольких пленных, а позже, в марте, пообщаться с ними.
Беседа проходила наедине — в отдельной комнате в здании, которое раньше занимало управление Службы безопасности Украины.
Матрос Артём Комиссарчук, военнослужащий второго артиллерийского миномётного дивизиона 51-ой отдельной механизированной бригады, попал в засаду 24 августа 2014 года.
Майор Сергей Фураев, командир этого же подразделения, вместе с другими военными не смог выйти из окружения и сдался в плен через два дня, 26 августа. Оба — под Иловайском.
О том, попали в плен и как сроднились — рассказ военнослужащих от первого лица.
«Нас обстреливали, скажем так, «коллеги» — артиллерия. И техника была полностью уничтожена — у нас были и двухсотые, и 300-ый был. И комбат принял решение покинуть это место. Мы просто загрузились на машину и отъехали — я не знаю, километров на 7-9. Спрятались в «зелёнке» и застыли. Просто ждали, что будет дальше», — вспоминает Артём Комиссарчук.
День, когда попал в плен, он помнит в мельчайших деталях.
«Перед нами проехала колонна неизвестной техники. То есть, техника известная — это были десантные машины. Знаки были, но мы не могли распознать, кому они принадлежат. Люди проехали, и я попросился у комбата взять двух человек пойти на разведку — связи у нас не было. Просто около 20 человек без связи, с минимальным вооружением, стрелковое оружие только и всё.
Мы выехали в посёлок, проехали дальше, с мирным населением пообщались. Нас отвезли за посёлок, мы посмотрели что происходит, я оценил обстановку — более-менее всё спокойно. Двух человек оставил возле дороги, чтобы смотреть, предупредить как-то, а сам возвращался. И возвратился на транспорте, чтобы людей своих забрать. Люди собирались, должны были из «зелёнки» выйти. А по дороге подъехала опять та же самая колонна техники. Успел только по рации передать — «отставить».
«Мысли были разные — и граната была под руками, и принять бой. Но как логически ты не оценивай — это жертвоприношение во имя чего? Просто умереть на дороге. Подорвать гранату — это грех на душу взять, это самоубийство, я считаю.
Дальше смотрю — на меня стрелки, снайперы — полностью всё подразделение просто смотрит через прицел на меня. Логично было поднять руки и сдаться. Страшно было, конечно, страшно».
Командир дивизиона, в котором нёс службу Комиссарчук и другие его сослуживцы, тоже попали в плен. Двумя днями позже.
Худощавый, спокойный и выдержанный. Майору Сергею Фураеву — около сорока. Дома — жена, дети. Кадровый офицер, мобилизован. В августе 2014 года он со своим подразделением впервые попал на войну.
«Душой как-то чувствовалось что-то нехорошее, когда мы переехали линию, когда приехали в Донецкую область. Это не только у меня, можете спросить».
В ночь на 24 августа стало ясно, что подразделение больше не может держать оборону. Через два дня солдаты сдались. Как командир — Фураев мог уйти раньше. И как командир — он остался с солдатами.
«В ночь с 23 на 24 начался массированный обстрел позиций нашей батареи, которая стояла в районе населенного пункта Осыково. (…) Били точно, техника была выведена из строя практически вся, которая у нас была. Приняли решение проводить в базовый район в населенный пункт Зеркальное. Там находилось тыловое обеспечение.
Поступила команда ещё 24 числа отходить мелкими группами. Командир нашей группы — он сколько мог, с собой людей вывез, то есть, вышел из окружения. На одной машине, выходил полями. И я хотел уходить, но, оказывается, у меня там остались люди. А кольцо уже почти замкнулось».
«Для того чтоб выжить, было принято решение сдаться в плен. Коллективом принимали решение. Потому что окружение было плотное — из боевых машин обстреливали, из танков обстреливали, из артиллерии, а у нас осталось только одно стрелковое оружие. Пошло контрнаступление, нас взяли в кольцо полностью — мы два дня там были — и 26 числа нас взяли в плен».
Из дивизиона в 45 человек в плен попали 12, за время боёв ранены 13, погибли шестеро, рассказывает майор. Всего из 51-ой бригады, по словам Фураева, в плену оказались около ста его сослуживцев.
Артём Комиссарчук, который попал в плен раньше, оказался в одном расположении вместе со своим командиром. Горько шутит: «обрадовался».
«Когда попали в плен, серьезно было… страшно было. Угрожали расстрелами и проводили расстрелы, для запугивания. Я понимаю, военное время — надо как-то показать… И вот когда в первый раз увидел командира — знаете, и какая-то радость, что не один остался, что кто-то есть. Я считаю его родным человеком. И как-то огорчение, потому что кто-то ещё попал из твоего подразделения в плен. А сейчас — мы как одно целое. Я стараюсь за ним посмотреть, он меня поддержать в минуты, когда тяжело. Он человек морально сильный, очень стойкий».
Уже находясь в Донецке командир дивизиона Сергей Фураев неоднократно обдумывал решение сдаться в плен — пытался для себя решить, правильно ли поступил.
«Продолжать дальше ведение боевых действий было бессмысленно. Решение нужно было принимать, потому что ситуация была критическая. И решение — по-моему, я был прав. Сохранили жизни людей. Самое главное. Уходить дальше не было смысла. И самому уходить – я не смогу в глаза смотреть… Я не то чтобы себя преподношу…»
— Как дали знать, что в плен сдаётесь?
«Другой стороне? У нас практически связь пропала, ничего не было. И то, что мы запрашивали, какие наши дальнейшие действия. Со стороны части (слышали) — «держитесь, держитесь до последнего», потом — «занимайте круговую оборону». Потом — «если есть возможность выходите». Потом полностью связь оборвалась. (…) Выслали какого-то парламентёра. Нам дали 20 минут для сбора и выхода».
За эту войну самым страшным для них было — привыкнуть. К стрельбе, к смерти сослуживцев, к несвободе.
«Это всегда больно, грязно, теряешь товарищей, пытаешься выжить. Пытаешься выполнить приказ — вот это и есть впечатления».
«Когда попали первый раз под обстрел — да, страшно было. — вспоминает Артём Комиссарчук. — Когда периодически начали попадать — как-то уже адаптировались. Но когда попали под сильный огонь… скажем так, на войне атеистов не бывает».
«Самое страшное, что начинаешь привыкать к этому. Мы были на аэропорту (доставали из-под завалов тела погибших украинских военных). И вот лежит человек — двухсотыми мы их называем — и уже так в порядке вещей воспринимаешь. Я понимаю, что это не нормально, но уже понимаю, что старой жизни не будет. К этому надо привыкнуть».
8 сентября Сергея Фураева и Артёма Комиссарчука освободили. Обмен пленными проходил в Марьинке.
По информации уполномоченной Президента Украины по урегулированию конфликта в Донбассе Ирины Геращенко, в плену на «той стороне» остаются ещё полторы сотни украинцев.
В Иловайском котле, по данным, обнародованным Генеральной прокуратурой Украины в августе этого года, погибли 366 силовиков.
157 из них не опознаны.