Игорь Четуев: «Особенно сложно будет победителям»

Пианист Игорь Четуев получил Гран-при Международного конкурса юных пианистов Владимира Крайнева в 1994 году. После победы стал учеником маэстро Крайнева в Ганноверской школе музыки и театра, потом долгое время работал ассистентом в классе профессора Крайнева.

21 марта, после первых двух туров Конкурса Крайнева-2012, «МедиаПорт» расспросил члена жюри Игоря Четуева о впечатлениях.

В эксклюзивном интервью — профессор Четуев о конкурсанте Четуеве, профессоре Крайневе, участниках этого года и будущем Международного конкурса юных пианистов Владимира Крайнева.

— Бернд Гецке (бессменный член жюри Конкурса Крайнева с 1994 года — ред.) говорил мне, что в деталях помнит ваше выступление в 1994 году на Конкурсе Крайнева: и как вы играли, и что вы играли. А что вы помните о том конкурсе?

— Я помню довольно много, потому что такие впечатления не забываются. Конечно, сумасшедший дом перед финалом, никто не ожидал из нашей команды — мама, Татьяна Аркадьевна (Татьяна Ким — педагог Игоря Четуева — ред.), — что я пройду в финал, и мы срочно доучивали, буквально в ночь Третий концерт Бетховена. Если честно, сам не знаю, как это всё получилось. Ну и во втором туре что-то произошло: видимо, я как-то так играл, выходя совершенно на другой уровень для себя. Хотя Бернд как раз отметил Баха и дал мне приз за Баха.

— Четырнадцать лет спустя — в 2008 году — вы уже сидели в жюри конкурса. Вас Владимир Всеволодович позвал? Приказал, попросил?

— Ну, приказал, наверное, нет, хотя Владимир Всеволодович умел так сказать иногда, что отказаться было невозможно. Ну и потом, почему отказываться — это такой опыт, по другую сторону этой вещи — под названием конкурс. Я никогда не был в жюри — это было очень интересно и в то же время сложно. Я, конечно, немножко вёл себя нечестно, подглядывая за оценками, которые ставит профессор, чтобы сравнивать их со своими, чтобы понимать, насколько я ошибаюсь или не ошибаюсь. Потому что его оценки на стольких конкурсах были правильными, это будущее доказывало, что имело смысл так немножко по-школьному подглядывать.

— А потом был следующий конкурс в 2010 году, и вы снова были в жюри. Случалось ли, что ваша оценка и оценка Владимира Всеволодовича (или мнение относительно участника) кардинально расходились?

— По-моему, нет. Я уже сидел не рядом с ним на втором конкурсе. Он сидел ближе к двери, неважно себя чувствовал. Я его потом спрашивал в конце: «Как вообще?» Он говорит: «Всё идеально». Так, буквально два-три человека, но это были непринципиальные вещи.

— Сейчас, уже чувствуете себя уверенно в этой роли?

— Намного увереннее, потому что, во-первых, приехали ребята, которые действительно первый раз в жюри, — Саша Романовский, Катя Сканави. Миша Шаламов, по-моему, был в жюри, но не в таких конкурсах, где три тура. В общем, они первый раз, и я чувствую себя… Вот у меня зелёная кофта, а на самом деле я уже не зелёный, уже знаю, что вот тут так, а вот тут так. Уверенный член жюри.

— Сегодня, когда вы и другие музыканты, которые когда-то получили Гран-при на Конкурсе Крайнева, приехали на конкурс, чтобы поработать в жюри, участники Конкурса смотрят на вас как на модель возможного собственного будущего. Есть ли какой-то совет, знание или напутствие для участников?

— Я должен сказать, что мне тогда (после победы на Конкурсе Крайнева — ред.) казалось, что это какая-то первая ступень. Но потом, знаете, прошло три года, четыре, пять, и я понял, что это даже не первая ступень была, это просто такое нащупывание в темноте, в правильном ли направлении я двигаюсь, то есть это даже не первый, может быть, шаг был, а просто вот такое вот понимание, где светлее.

Особенно сложно будет, если будет успех на конкурсе, который всё-таки уже своими лауреатами доказал, что такое количество людей становится серьёзными и, я бы даже сказал, мощными, музыкантами, такие личности большие, что, победив на нём или выбившись в первую линейку, с каждым днём приходится преодолевать более серьёзные сложности. Вот. Я не знаю, какой совет? Что им делать потом? После конкурса? Не расслабляться. Мне кажется, тем, кто не побеждает, им в чём-то легче, нет ответственности. Ответственность всегда предполагает какое-то страдание, мне кажется.

— Много лет назад после вашего концерта в Большом зале консерватории Владимир Всеволодович сказал о вас: «Это будущее нашей фортепианной культуры». Случалось ли вам почувствовать что-то подобное относительно какого-нибудь молодого исполнителя?

— Когда я слушал Сашу Романовского на конкурсе (Александр Романовский получил Гран-при Конкурса Крайнева в 1996 году — ред.). Да, мне казалось, что это оно. Даже в то время, когда я был совсем маленьким, мне казалось, что это что-то такое, в творческих ощущениях близкое. Да, про Сашу Романовского могу такое сказать. Про кого ещё? Я, наверное, об этом не задумывался, может быть, я не имею права ещё об этом говорить, потому что Владимир Всеволодович-то всё-таки имел огромный опыт, какое-то у него всегда было видение на перспективу в молодых музыкантах. У него интуиция на это серьёзнейшая была. Зародыши творчества, которые потом вырастали во что-то настоящее, он мог это увидеть даже в какой-то маленькой вещи, детали. Не обязательно в перфектном исполнении.

— Владимир Всеволодович был не только выдающимся пианистом, но и выдающимся педагогом. Есть ли у вас ученики?

— Нет. Я помогал Владимиру Всеволодовичу, был у него ассистентом, но своих учеников у меня не было. Так как я играющий, я не мог себе позволить найти себе ученика и заниматься только им. Я пытался помочь ребятам, которые были у Владимира Всеволодовича, но теперь Владимира Всеволодовича нет, и я не смог на себя взять ответственность им преподавать дальше, я решил, что лучше пусть они где-то ищут опору посерьёзнее. У меня ещё нет такого опыта, чтобы помогать реально входить в этот ужасный бизнес музыкальный, поэтому немножко ретировался.

Но теперь я профессор в Ганноверской школе музыки и театра — и у меня есть там небольшое место. Я очень рад, что небольшое, потому что я могу попробовать балансировать: от чего-то отказаться, что мне не по душе делать, играть там, где хочется, и иметь уверенность в завтрашнем дне, в работе с небольшим классом. Попробую этот баланс, посмотрю, может быть, так получится, так легче будет.

— Что бы вы точно передали своим ученикам из того, чему вас научил Владимир Всеволодович?

— Точно? Так нельзя быстро сказать. Много вещей. Я думаю, что любовь к музыке, в первую очередь. Потому что, когда музыка становится средством для достижения других целей, а это очень часто сейчас случается… Бизнес так вот музыку в себя, буквально как пылесос, затянул и оттуда очень трудно выбраться, чтобы музыка была чистая. Всё как-то очень по-грязному, поэтому думаю, любовь к музыке должна как-то очищать всё, что вокруг неё происходит. Любовь к настоящей, такой непреходящей музыке — Шуберт, Моцарт… Наверное, это самое главное.

Может быть, от Крайнева ещё такую лёгкость к самой жизни. Это тоже имеет прямое отношение к тому, как ты потом будешь играть на инструменте. То есть воспринимать легче вещи как-то. Вот это, наверное, от него.

— Два первых тура конкурса этого года уже прошли — старшая и младшая группы. Расскажите о ваших впечатлениях от участников?

— Очень жалко, что в старшей группе так мало участников. Какие-то ребята из Германии пытались доехать, но… И вот норвежец не приехал, и китаянки не приехали, потому что это непросто, оказывается, приехать в Харьков. Очень много сложностей — долететь из Европы, только один прямой рейс в Харьков европейский — это Вена. Непросто и не так мало стоит. А когда ребёнок маленький, нужно ещё и приехать с родителями. Может быть, это будущее задание для конкурса, поискать хотя бы для участника деньги — и, конечно, участников будет моментально больше. Что запомнилось: младшая группа — совершенно удивительно играют все дети, просто удивительно.

— Вы сейчас, кроме работы в жюри, ещё и сами репетируете? Как удаётся совмещать собственные занятия с прослушиваниями?

Действительно, после 12-ти часов прослушивания очень трудно сразу — бах — и отключиться. Для меня это очень непривычно. Мне вот Бернд сказал: «Ты же теперь профессор, это всё это для тебя обыденно должно быть, — слушать музыку 12 часов», — я пока не могу. Я вот сегодня взял книгу «Галерея Уффици», чтобы в перерывах, когда объявляют конкурсантов, просто листать её, это помогало отвлечься, чтобы мозги переключались. И вечером трудно было заснуть после первого дня, вот этих 12-ти часов прослушивания.

— Конкурс Крайнева теперь без Крайнева. Чувствуете ли вы за собой какие-то обязательства по отношению к конкурсу?

— Нет. Владимир Всеволодович был такой лёгкий человек. Так что никаких обязательств не чувствую, но, естественно, буду всё делать, что можно, и, наверное, то, что не совсем будет легко сделать, тоже буду делать, чтобы этот конкурс продолжался. Обязательства? Искать маленьких, очень талантливых детей, которые потом буду светить другим детям. Вот такое обязательство.

Международный конкурс юных пианистов Владимира Крайнева (International Vladimir Krainev Young Pianists Competition) проводится в Харькове с 1992 года. Конкурс проходит раз в два года и с 1997 года входит в Европейский союз молодёжных музыкальных конкурсов (EMCY).