Дмитрий Багалей: из «дворняжек» в легенды

Украинскому историку Дмитрию Багалею повезло. Его имя давно вышло из-под запрета, его помнят и чтят, его наследие сохранилось не только в виде трудов. В старинном особняке, построенном Багалеем, на нынешней улице Фрунзе живут его потомки. Правнучка учёного Ольга Юрьевна Багалей рассказала «МедиаПорту» о знаменитом предке, 155-летие которого отметили в ноябре, его семье и доме.

Рассказ о знаменитом прадедушке Ольги Багалей интереснее любой энциклопедии

Дом на Технологической

Дмитрий Иванович в начале карьеры материально был не очень хорошо обеспечен. После переезда в Харьков в 1880 году он вначале снимал комнату в Примеровском переулке у домовладелицы Сумцовой, дом этот до сих пор сохранился. Мы пока не выяснили, просто однофамилица эта Сумцова или находится в родственной связи с Николаем Сумцовым (Николай Сумцов — украинский фольклорист, этнограф, литературовед и общественный деятель, жил и работал в Харькове — ред.). Потом Багалей переехал к Потебне (Александр Потебня — украинский и российский языковед, литературовед, философ, общественный деятель, первый крупный теоретик лингвистики в Российской империи — ред.) на улицу Подгорную, сейчас это улица Потебни, в дом с профессором Хрусталёвым.

В 1897 году Багалей уже был профессором, гласным городской думы и дозрел до того, чтобы построить собственный дом. В это же время начали строить библиотеку университета. И Дмитрий Иванович внёс на её строительство 15 тысяч рублей, что было колоссальной суммой. При этом дом стоил 6700 рублей, а земля под него — 3 тысячи.

Получается, что опять Багалей оставался без дома. Но тут ему поручили писать историю Харькова. Под эту работу он получил гонорар, взял кредит и построил дом.

Эта фотография сделана сразу после строительства дома. Справа возле ворот стоит дворник, истопник Михаил Васильевич Леонтьев. Он всю жизнь был с семьёй Дмитрия Багалея, а после его смерти семье помогал старший сын до самой смерти четыре года назад.

Дмитрий Иванович был киевлянин, жил на Подоле, а в гимназию бегал по Андреевскому спуску. Этот киевский дом снесли в середине 20-х годов. И вот внешний вид дома, где он жил, очень напоминает киевские дома. Очевидно, заказывая проект жилища в Харькове, Дмитрий Иванович просил повторить облик киевского дома.

Улица, на которой Дмитрий Иванович построил дом, возникла лет за 10 до этого в связи с появлением в Харькове Технологического института. Улица поэтому и получила название Технологической. Багалей был вторым застройщиком на этой улице. Первым, по воспоминаниям самого Дмитрия Ивановича, был Лагермарк (Генрих Лагермарк — химик, ректор Харьковского университета в 1899-1901 годах, директор Никитского ботанического сада — ред.), у него было два дома — номер 8 и 10, но 10-й снесли, а 8-й существует до сих пор. И третьим был микробиолог Лев Ценковский (в его доме сейчас находится банк «Південний»), но он быстро продал дом семье профессора Гинце, выходца из Швеции. Получился профессорский район.

Профессора поддерживали друг друга: дом Багалея проектировали профессора Технологического института, и всё, что можно было заложить в архитектурном смысле, они заложили: высота комнат, ширина, практически все комнаты квадратные. В доме было центральное отопление, так называемое амосовское. Оно было придумано для царских дворцов и устроено особым образом: внизу у нас есть кочегарка, в которой огромная длинная печь, а сбоку выходят тепловые каналы, которые переходят в керамические. Эти керамические каналы заложены под полом и в стенах. Благодаря этому дом так сохранился. А топился он специальными длинными дровами. Дрова закладывались в печь, дверца закрывалась и замазывалась глиной, и они медленно и долго тлели. Когда дрова выгорали, всё повторялось сначала. Электричества не было, когда Дмитрий Иванович въехал. Оно появилось где-то в 1901 году, а в 1903-1905, есть тоже об этом документы в областном архиве, здесь начали проводить канализацию, и это было верхом техники. В общем, дом выстроен по всем современным тогда стандартам.

Современный вид дома семьи Багалеев

Харьковские профессора строили дома с дальним прицелом, рассчитывали заработать на них. Поэтому одна часть сдавалась в аренду, а в другой жила семья. Так устроен дом Синельникова, дом доктора Писнячевского, бекетовский дом, в котором сейчас живут его потомки. Так был устроен и дом Дмитрия Ивановича: на втором этаже жила семья, а первый этаж сдавался. Причём на зиму он сдавался одной и той же семье — Линтварёвых, её полтавско-сумской части. Это знаменитая семья, в которой Чехов отдыхал. Но их было четыре брата, и выяснить, какая именно ветвь была здесь, я пока не смогла.

Дмитрий Багалей на дне рождения Николая Сумцова

Новая жизнь

После революции, а она произошла в день рождения Дмитрия Ивановича, когда ему исполнилось 60 лет, всё было национализировано. Он потерял всё: пенсию, звания, ордена, дом — в общем, всё, что было. И тогда, чтобы как-то самоуплотниться и не потерять дом, он постарался заселить дом дальними родственниками и сотрудниками. Семья переехала на первый этаж.

В 21-м было решение губисполкома, а в 23-м решение правительства о том, что в Харькове нескольким учёным оставляют квартиры с библиотеками. В 27-м году жизнь немного устоялась и наладилась. Это был год 70-летия Дмитрия Ивановича. Он подарил свою библиотеку государству. А библиотека его считалась среди специальных третьей в царской России. Он очень хотел, чтобы библиотека была в составе кафедры истории украинской культуры, которую он создал, возглавлял и вообще писал, что это его «найулюбленіше дитя». Тогда второй этаж освободили и устроили там кафедру и библиотеку. Так было до смерти Дмитрия Ивановича в 32-м году.

После смерти библиотеку перевезли в Институт Шевченко на Совнаркомовскую, в здание нынешнего Художественного музея, а на второй этаж заселили чекиста. Рядом как раз построили дом для чекистов — кооператив «Дзержинец», но начальство же не могло жить с рядовыми, и кто-то из высоких чинов поселился здесь. Но квартира была закреплена за семьёй, поэтому специальным распоряжением горисполкома главный вход с улицы оставили для чекистского начальника, а семья должна была ходить со двора. Хоть они и ходили со двора, но остались в своей квартире. Тоже, конечно, сдавали часть комнат, потому что материальное положение после смерти Дмитрия Ивановича было не самым лёгким.

Так продолжалось до войны. На военный период здесь осталась моя бабушка, средняя дочь Дмитрия Ивановича Ольга Дмитриевна и её племянница, дочь старшей сестры Натальи Дмитриевны Вера Александровна Ладыженская. Сюда немедленно въехали немецкие офицеры, по одной причине — в доме оставалось отопление. В городе положение было тяжёлое: не было ни водопровода, ни электричества, ни тепла. Дочь и внучку Багалея постарались выселить. Но внучка Вера Александровна была совершенно бесшабашной девушкой. Она пошла к немецкому коменданту — она свободно владела немецким языком — и сказала, что это такая семья, академика Багалея. И представьте себе, что немецких офицеров выселили, а дочь и внучку вернули на место! Это был первый период, когда немцы ещё заигрывали с населением.

Так тянулось до 42-го года. В 1942-м моя бабушка погибла — её сбила немецкая машина возле военторга на площади Розы Люксембург, там сейчас какой-то косметический магазин. Бабушка работала в Центральной научной библиотеке университета заместителем директора и в «Просвите», которая была на Садово-Куликовской (сейчас Дарвина — ред.). Бабушка шла пешком из библиотеки в «Просвиту», и её сбила машина. Внучка Вера Александровна осталась в Харькове совершено одна. Её родители были в Москве, а Вера Александровна училась в Технологическом институте и не смогла эвакуироваться, как и остальная семья — у них не было никаких параметров для этого: они не были евреями, у них не было детей военных или комиссаров, никто из них не был в партии. Тогда она уехала в Киев, потому что там были все сотрудники и друзья Дмитрия Ивановича, потом с ними во Львов, потом с ними в Прагу и таким образом уехала из Советского Союза. С 49-го года она жила в Мюнхене и только в 90-е стала сюда приезжать.

Возвращение

А мой отец Юрий Владимирович в день начала войны в 1941 году пересёк границу Советского Союза и Монголии. Он по контракту должен был там работать. Первый раз он приехал в отпуск в 1945-м, а окончательно вернулся в декабре 46-го года. И с этого момента мы здесь живём. Уже в начале 90-х нам помог остаться здесь тогда глава горисполкома Евгений Кушнарёв. Дом пытались выкупить, но с его помощью этого не произошло.

Когда мой отец вернулся, в доме были жильцы. У него хоть и была «бронь», жильцов выселять никто не собирался. Ему предложили квартиру в доме, где сейчас ресторан «Пушка». Он отказался, потому что родился здесь. Жильцов выселили и дом вернули семье. Причём, как и потом, в 90-х, ему очень помогал председатель горисполкома, тогда это был такой Селиванов. Сложилась странная ситуация, ведь в советское время имя Багалея было запрещено, все его работы находились в спецхране, упоминать его было нельзя даже в харьковском университете, но отношение местной власти было вполне лояльным. Дело в том, что и Селиванов, и председатель облисполкома Михайлик были так же, как и Дмитрий Иванович, историками.

При Кушнарёве была идея создать такой сквозной музей науки: квартира Ландау, квартира Багалея, квартира Потебни. Отличный был проект, но он как-то отпал. Можно было бы создать мемориальный музей, музей истории улицы, много чего можно было придумать, но не сложилось.

Крымский художник Иван Фёдоров-Керченский подарил свою акварель Д.И. Багалею. После войны картина пропала, а в начале 50-х годов её вернул в семью один из пациентов матери О.Ю. Багалей

Семейные ценности

Это самая старая фотография семьи будущей жены Багалея Марии Васильевны Александрович. Это довольно знаменитый украинский дворянский род, ведущий начало от полковника Леонтия Свички (XVIII век). Фото сделано около 1879 года, за год до женитьбы и окончания университета.

На обороте надпись: «Гарній дівчинці українці від друга вірного та незрадливого. Дмитро Багалій. 1880 год»

Это выпускная фотография Дмитрия Ивановича. После окончания учёбы он получил личное дворянство, хотя сам всегда говорил о себе: «Я дворняжка». Багалей был из киевских ремесленников. Он писал, что отец был лымарем, то есть шил сбрую. Мать умерла, когда Дмитрию Ивановичу было 9 лет. Выучился Багалей на деньги, которые получал за то, что сдавал флигель в доме, где жил.

Учитель Багалея Антонович (Владимир Антонович — украинский историк, археолог, этнограф, археограф — ред.) хотел, чтобы его ученики работали во всех регионах Украины. Он написал рекомендательное письмо Потебне, в котором просил принять Багалея в университет и оказать всяческое содействие, потому что близких родственников у Дмитрия Ивановича в Харькове не было. И Потебня ему очень помог. Год Багалей работал приват-доцентом, то есть вне штата читал студентам лекции. Лекции студентам понравились, и его взяли в штат. С того момента Багалей остался в университете и перестал преподавать где-то году в 23-24-м. А потом сказал, что он не в состоянии работать с этими студентами, потому что университет официально закрыли, и это был ужас.

Мария Васильевна Багалей с дочерьми и племянницами

Жена Дмитрия Ивановича Мария Васильевна была тоже образованной, закончила Высшие женские курсы, занималась палеографией. Она старалась, чтобы всё было как надо. А надо было летом выезжать на дачу отдыхать — так было положено. Но денег нет. Тогда они закладывали золотую гимназическую медаль Дмитрия Ивановича и на эти деньги ездили отдыхать. Эта медаль очень долго служила: когда Дмитрий Иванович был уже хорошо обеспечен, он занимал её ученикам с той же целью. К сожалению, она пропала во время войны.

Этот семейный альбом Багалеев исчез после II Мировой войны. Около трёх лет назад одна харьковчанка передала альбом праправнучке Д.И. Багалея Ирине.

В семье он был мягким человеком, нежнейшим отцом, такие письма писал дочерям, когда они учились в Москве. Вообще главой семьи в нашем понимании была его жена. Она заботилась обо всём: чтобы был быт, режим, здоровый образ жизни. Он от этого был совершенно освобождён. Он был очень мягким человеком, и обе его дочери были очень мягкими. Свою бабушку я не застала, только по рассказам мамы, которая говорила: «Боже, иметь такую свекровь — это выпадает одной на десять тысяч».

Дмитрий Багалей на даче в Лубнах

А с его старшей дочерью Натальей, она умерла в 1969 году, я общалась и могу сказать, что она была мягким человеком. Мягким не в смысле уступчивости. У неё была своя жизненная линия, и она умела меня, 15-16-летнюю, очень мягко, деликатно привести к той мысли, к которой хотела, без нажима. Я не знаю, как она это делала, но она это умела. Ну, конечно, это семейные традиции. Она очень тепло бабушку вспоминала, свою мать. Семья жила в атмосфере любви.

Первая трагическая история связана со смертью сына Дмитрия Ивановича, который умер в пятилетнем возрасте. А потом 18-й год, когда мой дедушка Владимир Евгеньевич Татаринов (Владимир Татаринов — прозаик, критик, журналист, участник белого движения-ред.) бросил жену и уехал из Харькова. Семья не могла ему простить этого до конца его дней. Уже в начале 60-х он пытался установить связь с моим отцом, очень пытался. Отец решил посоветоваться с тёткой, и та ему написала. Сколько её писем я ни читала, это было наиболее резкое письмо. Она ему написала, что «ты должен сам принять решение, но учти, что семья бы этого не одобрила».

В семье говорили один день на немецком, один день на французском. Это было заведено и строго соблюдалось. Он очень дружил с Кропивницким, и здесь жили дети Кропивницкого от третьего брака. Кропивницкий, конечно, требовал, чтобы все «розмовляли українською». И они с Кропивницким вспоминали, как, будучи молодыми, ездили на ярмарки, пели украинские песни и разыгрывали сценки. Очень он дружил с поэтом Яковом Щеголевым, который тоже любил «розмовляти українською».

Дмитрий Багалей с дочерью Ольгой. На даче в Кочетке.

Учёный и чиновник

Очень быстро Дмитрий Иванович начал заниматься общественной работой. Практически через год после переезда в Харьков он уже был в составе правления Общественной библиотеки, в разных комиссиях городской думы.

Заниматься Общественной библиотекой, сейчас это библиотека Короленко, Багалею доставляло огромное удовольствие. Он полностью участвовал в её создании со всех точек зрения: от строительства до собрания фондов и сети читальных залов. Он вмешивался во всё до последней запятой и точки. Когда библиотека строилась, Дмитрий Иванович был самым молодым в библиотечном совете. Он каждый день сначала ехал на строительство библиотеки, там отпускал извозчика, смотрел, а потом шёл пешком в университет.

Вообще Багалей всю жизнь был и учёным, и чиновником, он ведь дослужился до члена Государственного Совета, а потом и до городского головы. Причём главой Харькова он был в совершенно трагическое время. В журналах городской думы того времени записано, что Дмитрий Иванович обсуждает с думой. Банальные вопросы: как привезти продукты в Харьков, как кормить население. Он посылал в Петроград панические телеграммы: «Помогите с продуктами!» — потому что город начинал голодать. Но в 17-м году Багалей очень легко уступил своё место, когда большевики организовали Совет. Он ещё один раз выбирался в городскую думу по спискам Украинской национальной партии вместе с Хоткевичем (Гнат Хоткевич — украинский музыкант, бандурист, писатель, историк, композитор, искусствовед, этнограф, педагог, театральный и общественно-политический деятель — ред.), но потом практически оставил эту деятельность. Хотя полностью от общественной деятельности всё равно не отошёл, но пытался, чтобы она была связана с наукой.

Дмитрий Багалей с сотрудниками кафедры истории украинской культуры

Первая и главная затея Дмитрия Ивановича в это время — академия наук, которую создал Скоропадский (Павел Скоропадский — русский генерал, украинский военный и политический деятель; гетман Украины в 1918 году — ред.) в очень тяжёлом 18-м году. И в Харькове было нелегко: транспорт не ходит, экономика не работает, налёты чекистов на квартиру Багалея, власть в городе постоянно меняется: то красные, то белые, то розовые, то зелёные, — но Дмитрий Иванович, несмотря ни на что, занимался созданием академии. Потом Комиссия помощи учёным — такая как бы профсоюзная организация. И вот недавно оказалось, что он входил в комиссию по борьбе с голодом в 31-м году. То есть голода ещё вроде и нет, но комиссия такая уже существует. Правда, ни Багалея, ни других его коллег, входивших туда, не допускали ни к каким заседаниям, решениям, но тем не менее он там числился.

Я не знаю, что для него было на первом месте, а что на втором — наука или общественная деятельность. Работал он, как говорил, по-немецки. То есть каждый день становился (он не сидя работал, а стоя за бюро) и писал запланированные страницы. Или в архиве работал. Во всяком случае, у него на каждый день был план.

Багалей и власть

Какой бы величиной ни был человек, всегда нужно учитывать его характер, потому что определяется характером. Он, безусловно, был воспитан в уважении к любой власти, и не только он, а его круг. Кроме того, при царской власти он чувствовал себя по-разному. У него были неприятности при защите кандидатской диссертации, когда его обвинили в том, что он переписал свою дипломную работу, но тогда его защитил Антонович. Потом у него были большие неприятности в Харькове, потому что он конкурировал с Буцинским за должность на кафедре русской истории, и, в общем, речь шла о том, что ему здесь не дадут защитить докторскую диссертацию. Тогда он защитил её в Москве с блеском. Конечно же, речь не шла о каких-то сильных неприятностях, но всё-таки определённые моменты были сложными.

Когда он работал в городской думе, сложности были обычного рабочего плана, а в целом он со всеми ладил. У него был замечательный характер в этом отношении, спокойный, не взрывной. В общем, то, что мы называем сейчас толерантностью — это у него было в полном порядке. Он в каждом человеке старался найти то лучшее, что позволяло ему решить ту или иную проблему.

Перед революцией он состоял в партии кадетов, вся семья была в этой партии. Моя бабушка Ольга Владимировна замужем была за Владимиром Татариновым, который был крупным деятелем кадетов и возглавлял её городскую организацию в Харькове. Дмитрий Иванович на ура принял Февральскую революцию, но не большевицкий переворот, который он называл «більшовицька завірюха». А февраль он принял, хотя был вполне лояльным чиновником царской администрации. Мало того, где-то в 15-м году ему предлагали даже преподавать историю царевичу Алексею, то есть готовы были допустить в семью. Но это в силу его личности, его мягкости, обаяния, толерантности.

Альбом планов г. Харькова. Приложение к труду Д. Багалея и Д. Миллера «История г. Харькова за 250 лет его существования». В 1995 г. подарил один из харьковских школьников, которому Ольга Багалей помогла в работе о Д.И. Багалее.

Что касается украинского вопроса. Вот тут царская власть зажимала его всю жизнь. Он же не зря назвал автобиографию «50 років на сторожі української науки і культури». Как только была малейшая возможность, он с этим где-то просачивался. Была возможность разрешить Сумцову прочитать лекцию на украинском языке, он как ректор это делал. Но больше двух лекций не разрешили. В Государственной Думе выступал несколько раз на украинском языке. За образование на украинском языке — позиция: детям трудно учиться, потому что они плохо понимают русский язык. Одно время чиновники царской администрации его сильно обвиняли в украинофильстве. Это называлось «хохломанство». Но всё это были мелочи по сравнению с тем, что началось потом.

Почему Дмитрий Иванович не уехал из Украины во время революции? Потому что он надеялся, что Украина станет украинской. В семье было очень много разговоров о том, что нужно уезжать, но вера в то, что Украина состоится, удержала. И в последние перед смертью годы Дмитрию Ивановичу было особенно тяжело.

Умер Багалей так: у него был грипп. К собственному здоровью он относился очень ответственно, выполнял все советы доктора. Полонская-Василенко в дневнике написала, что Дмитрий Иванович чувствует себя неплохо и скоро выйдет на работу. И тут ему позвонил Скрыпник, который был наркомом образования. Скрыпник попросил, чтобы Дмитрий Иванович пришёл к нему в наркомат, сейчас это здание педуниверситета на улице Артёма, и помог составить какую-то справку. Неизвестно в подробностях, что ему там Скрыпник, который был довольно суровым человеком, говорил, но что-то в том смысле, что «Дмитро Іванович, українізація завершилась».

Дмитрий Иванович пришёл домой, лёг, повернулся к стенке и ночью умер. Как его любимый Сковорода, по приказу. А ведь Багалей себя во многом переламывал, многое терпел только для того, чтобы была украинская культура. Он не один был такой. Таким был Сергей Ефремов, в конце концов, Грушевский был таким же.

Фотографии предоставлены семьёй Багалей