— Мужчина, а не угостите ли вы нас пивом?
— WAS?
— Ну да, меня и моего друга.
Любимая шутка русских эмигрантов в Германии. Кому не смешно, перевожу: “WAS?”на немецком – “ЧТО?”
Первое, что спросила моя сестра, когда вошла в квартиру: “У нас есть белая простынь”?
Постельное белье в Германии дорогое. Все остальное дешевое.
В категорию “все остальное” входит немного. У эмигрантов запросы скромные.
Моя сестра уже два года, как фрау (Frau), а ее муж, извините, хер (Herr). В гости домой она приехала второй раз. Словосочетание “в гости домой” – устойчивое, употребляется исключительно эмигрантами.
— Ну, как там? – первый вопрос, который задают на родине все. Родственники, друзья, соседи, знакомые и знакомые знакомых.
Вопрос простой. Ответ сложный.
“Социал” – это такое волшебное слово. На русский переводится как халява. Социальное обеспечение эмигранта – это прежде всего денежное пособие от государства.
Взрослый получает 300, ребенок (до 27 лет!) 200 евро в месяц. Итого 800 евро на семью из трех человек. Немцы уверены: это деньги, чтобы не умереть с голоду. Ха-ха, три раза.
На хлеб эмигранты вообще не тратятся. Каждое утро по улицам города разъезжает машина с булочками, батонами, пирожными, кренделями, круасанами и ватрушками, которые пекарни не продали с вечера. По нашим меркам, выпечка – ультрасвежая, разве что не горячая. Все это добро, плюс фрукты и овощи раздают совершенно безвозмездно, то есть даром. Не то чтобы немцы альтруисты, просто за продажу несвежих продуктов там полагается штраф.
Яблоки – 80 центов за кило, курица – полтора евро. Мороженое – два. За килограмм. Черная смородина и крыжовник – редкий деликатес, дорогой, – 7 евро за кг. Яблок Белый налив нет вообще, вишня только в замороженном виде. Зато отечественный квас, майонез, зефир и пряники – в любом количестве. Купянская сгущенка, печенье харьковской “бисквитки”, родная “Мивина” и даже крем “Эффект” – в ассортименте.
Разговоры с Украиной и пользование Интернетом – как безлимитный мобильный телефон. Платишь 60 евро в месяц и сиди в Интернете не вылезая, одновременно можешь безостановочно хвастаться родственникам по телефону.
С курящими сложнее. Сигареты – очень (по меркам эмигранта) дорогое удовольствие. В среднем 5 евро пачка. Для двоих постоянно курящих людей – это 300 евро в месяц – почти половина дохода. Как вариант, можно съездить на родину и привезти пару-тройку блоков. В качестве сувенира.
Алкоголикам вообще рай. Приходишь в мэрию, честно признаешься, что алкоголик, и получаешь каждый день деньги на спиртное. А что?! Чтоб не воровал. Можно еще бесплатно лечиться от всяческой зависимости. По желанию. Никакого насилия. Единственное неудобство – алкоголика вносят в специальный реестр – электронная база данных, где так и пишут: “Хер Иванов – алкоголик”. При приеме на работу менеджер по подбору персонала, начальник отдела кадров по-нашему, первым делом туда – в базу данных. Алкоголик? Извините!
Раз в три месяца немцы выносят мусор. Нет, не тот, что в мусорном ведре, а тот, что мебель и бытовая техника. Телевизоры, компьютеры, диваны, шкафы, стиральные машины и столы. Они не старые, просто надоели. Немцам. Незаконная утилизация -штраф, поэтому выбрасывают мебель строго по графику. В четко отведенное время выносят “мусор” на улицу, а специальная машина объезжает дворы и вывозит добро на свалку. Должна вывозить. Предприимчивые эмигранты печатают маршрут этих грузовиков на год вперед. Для своих.
Предметы быта нашим положено приобретать по талонам, в специальных магазинах. Там все новое, на гарантии, но с небольшим брачком. Знакомые сестры купили модный холодильник с царапинкой на задней стенке (это был единственный недостаток) за 50 евро. В соседнем, обычном магазине он стоил полторы тысячи.
Любую покупку можно обменять или вернуть в течение двух недель. Даже если сломал, уронил или собака покусала. Все просто, купил туфли – натер ногу – поменял туфли.
Два раза в неделю бесплатно приносят газеты. Немецкие. Читайте, пожалуйста, интересуйтесь.
В ресторан сходить можно. Днем. Днем дешевле. Опять же, по графику. В китайском ресторане, например, с двенадцати до трех эконом-ланч. Это такой шведский стол. Платишь 5 евро за вход и ешь, пока не лопнешь.
Вечером в рестораны все равно никто не ходит. В десять (22.00) на улицах пусто. Фонари горят всю ночь, электричества жалко. Пьяное пение под окнами, смех, любые признаки жизни – однозначно русские. Немцы рано ложатся, потому что рано встают – в четыре, в полпятого. Далеко добираться до работы. Часто живут и работают в разных городах.
Молодежь развлекается культурно. Фитнес, бассейн, магазины и компьютеры. Подвижные игры типа “Казаки-разбойники” отсутствуют. Общение в чатах.
Бассейн, тренажерный зал – запросто. Наши в восторге. 15 евро в месяц за абонемент – и плавай, прыгай на здоровье. Сколько хочешь. Правда, если хотеть будешь долго, заподозрят в тунеядстве. Все под контролем и в законе прописано. Не работаешь – учись, не учишься – лечись, ну и так далее.
Квартира большая, огромная. Выдается государством, опять же на халяву. Математика простая, даже тупая. Два человека – две комнаты. Три – три, четыре-четыре. За квартиру эмигранты не платят, только за электричество.
Когда человеку, независимо от гражданства, исполняется 25 лет, он имеет полное право зайти в муниципалитет, стукнуть кулаком по столу, немецкому, и сказать:
“Я взрослый, желаю жить отдельно”. Бац. Желание сбылось. После 25-ти жить с мамой неприлично.
За год сестра побывала в Голландии, Бельгии, Австрии.
В соседние страны можно ездить на общественном транспорте. Даже без документов. Проездной на месяц – 40 евро. Штраф за безбилетный проезд, 5 евро, взимают с уважением, непременно улыбаясь и извиняясь. В Голландию наши за сыром ездят. Он там вкуснее. Вообще голландцы к эмигрантам с юмором относятся. На базарах таблички на русском “Вобла”, “Килька”, “Сало”. Немцы русский язык не любят, таблички даже в русских магазинах дублируют на немецком.
Добраться на автобусе из Дюссельдорфа до Киева можно за 140 евро. Это цена взрослого билета, туда и обратно.
Переезд не дорогой, но утомительный. Граница – вообще песня. Немцы, даже на въезде, всю процедуру проверки укладывают в 15 минут. Заходят немецкие пограничники, улыбаются, один идет по автобусу документы смотрит, второй печати шлепает, третий подозрительные сумки просит открыть. Наши из автобуса непременно выгоняют, причем в дождь, в снег, с детьми – не вопрос. Про улыбку ничего не слышали. Три часа сумки перерывают, упаковки с трогательно уложенными подарками для родственников – в клочья. Униженные пассажиры в момент перестают испытывать пресловутое чувство ностальгии. Родина. Ею пахнет километров за восемьсот.
На въезде в Польшу появляются бродячие собаки. На въезде в Украину -попрошайки.
Автобус затрясло, детей затошнило, телек перестал показывать. “Мы дома!” -радуются эмигранты. Глухонемую девочку на границе знают в лицо. Это символ. Подают молча. С ней семилетний мальчик, который подходит к каждому водителю испрашивает, что можно сделать, чтобы заработать денежку. Обычно нужно вынести мусор из автобуса. Мальчик выносит, получает гривну и довольный переходит к следующему рейсу.
В Германии бомжей в принципе нет. Есть люди, отдаленно их напоминающие. Но это- образ жизни или, чаще, выражение протеста. В любом случае, бродяги, так их называют, не голодные. Питаются три раза в день, горячее – обязательно, имеют карманные деньги. Получают в специальном окошке, пять евро ежедневно.
Однажды сестра попала на немецкий день рождения. Пришла, как положено, с подарком и заготовленными для поздравления словами. Ни фига. Подарков не дарят. Только деньги. Причем сумма стандартная. На столе одна большая шоколадка, поделенная на ровные кусочки, точно по количеству гостей. Пьют исключительно пиво. Тостов душевных не говорят. Стандартные фразы про здоровье и карьеру. Вовремя “праздника” у одной из гостей зазвонил телефон, подруга сообщила, что родила ребенка. Немка честно поздравила, положила трубку и сообщила новость всем: Мэри родила ребенка. “За Мэри и ее ребенка!” – прозвучал тост. Все чокнулись пивом.
— А кого? Мальчика или девочку? – поинтересовалась сестра.
Такого странного вопроса никто не ожидал, гости уставились на нее, как на дуру. Кому нужны такие подробности?!
Зато в каждом банке, магазине, больнице – специальное место для детей. Мультики, кубики, горки. Обязательно. Школа абсолютно бесплатная. Словосочетания “фонд школы” в немецком языке нет, а фраза “сдайте на ремонт класса” в принципе не переводится. Племяннице – шестнадцать. Она пишет стихи на немецком. Старшеклассники выбирают углубленные уроки, наша выбрала роспись на шелке. Привезла бабушке собственноручно расписанный платок.
Друзей нет. Дружить в немецкой школе не принято. Только совместный шоппинг. Дети два раза в неделю после школы устраивают коллективный поход по магазинам. Покупка одежды – это вообще национальный вид спорта. После пива и сосисок.
Наши дети немцев копируют, стараются соответствовать. Племянница увидела, как мама гладит ей рубашку: “Что ты делаешь!? Не гладь, немцы не гладят!”
Да, такие они, педантичные, но помятые. А зачем? Из машинки вытащил безразмерную футболку, надел и пошел. Вечером все равно стирать. Одеть одну и ту же блузку наследующий день – моветон, даже если успел постирать и высушить.
По магазинам вместе, по домам – врозь. Зато не сплетничают. Можно до десятого класса доучиться и не знать, где одноклассник живет, кто родители, есть ли братья-сестры. Главный критерий “хорошести” школы для ребенка-эмигранта – “меня там не обижают”.
На детей кричать нельзя. Совсем. Даже голос повышать опасно. А ремнем по воспитательному месту – Боже упаси. Отпрыски настучать могут. Запросто. В школах объявления в каждом классе висят, на трех языках: “Дети, если у вас проблемы с родителями, звоните по таким-то телефонам”.
Проблемы – необязательно ремень. Например, недостаточно большая сумма денег на карманные расходы – проблема. Недодают предки денег на жвачки, позвонил, настучал, проблему решил. Все просто. Дети Законы читают. Предмет специальный есть, “Права ребенка” называется. Племянница отцу говорит: “Что-то вы мне мало денег выделяете!” Отец в Закон, в Законе черным по белому: “Не меньше 25-ти евро на личные расходы школьнику положено”. Не то чтобы папа боялся, что дочка настучит, она по наивности немецким одноклассникам брякнет, сколько родители выдают, а немецкие одноклассники, по доброте душевной, немецкой учительнице, учительница в социальную службу, те к родителям: “КАК ТАК, ребенка обделяете? Штраф”!
С 18-ти лет ребенок имеет право курить. И если родитель не доволен – это проблемы родителя. Будешь наезжать – схлопочешь штраф за ущемление прав ребенка. Тинейджеры этим правом ловко пользуются: “Не купишь помаду – начну курить”. Работает.
Школьная программа: их девятый – наш шестой. Разницу отечественные дети компенсируют изучением языка. Система оценок шестибалльная. Один балл – самый высокий. Шаблона “двоечник” – “отличник” нет. В классе 30 человек. Имен нет, только фамилии. Учителя меняются каждый год, их переводят из школы в школу, чтоб не привыкали к детям. Профилактика предвзятости.
Бабушки с внуками не нянчатся, для этого есть специально обученные люди.
Пенсионеры счастливые. Бабки с прическами, в шортах, на велосипедах и даже на роликах. Не ворчат, не сидят под подъездами с семечками, а тусуются в парках с фотоаппаратами. Кстати, семечки там не жарят и не едят. В принципе.
Больше удивляет другой феномен. Электронная уборка унитаза. В общественном туалете. Крышка опускается (брюки пре-вра-ща-ются), из нее выезжают щетки и проворачиваются. Наши поначалу в туалет на экскурсию ходят, схему, наверно, передрать пытаются. Но фишка не в этом. Перед тем, как чудо-туалетом, пардон, воспользоваться, нужно монетку 50 центов опустить в аппаратик, аппаратик за это талончик.
С этим талончиком в ближайшем продуктовом магазинчике получаешь скидочку – 50% на любой товар. В чем прикол – непонятно. Опытные экономисты пытались разобраться. Дулечки. Тайну знают только немцы.
Немцы вообще много чего знают. Например, как оказать первую необходимую помощь хомяку при зубной боли. Приобрести грызуна там – похоже на оформление субсидии здесь. По количеству документов. Наши купили хомячка. Полдня оформляли бумаги. Что-то среднее между паспортом, гарантийным талоном и инструкцией по эксплуатации: возраст, полное имя, особые приметы; как кормить, чем кормить, когда делать прививки, кому звонить в случае болезни левой задней лапы, кому насчет правой передней; не мочить, в банке не держать, крышкой не накрывать, феном не сушить, к огню не подносить; хоронить в случае безвременной хомячиной кончины там-то. В финале покупатели подписывают трогательную бумагу: “Обязуюсь любить, холить и лелеять. Точка”.
Немцы – не бюрократы, скорее педанты, говорит сестра. Они долго не могли привыкнуть к тому, что все ходит точно по расписанию. Графики маршрутов транспорта точны до маразма, в смысле до секунд. Так и пишут: “Автобус прибывает в 16.40.30”. И не дай Бог ему прибыть 16.40.50. Недовольные пассажиры тут же сообщат куда надо. На крайняк – везде видеокамеры. Стукачество, или доносительство – не зазорно. Павлик Морозов, сто пудов, был немецкого происхождения.
Соседи – страшные люди. Заносить в дом дорогую вещь опасно. Если телевизор, по мнению соседей, слишком дорогой для эмигранта, его лучше покупать и заносить в дом ночью, пока они спят. Настучат. Социальные работники тут же примчатся:
“А ну-ка, предъявите чек для сличения!” Наши, конечно, продают дома квартиры, вывозят нетрудовые доходы, покупают песцовые шубы и гуляют в них. Днем. При соседях. По неопытности. Потом долго возмущаются несправедливостью немцев, которые пособие им урезают.
Если ты на “социале” – должен быть бедным. Это аксиома. Не обсуждается.
Соседи между собой почти не общаются. Только на предмет уборки подъезда. Когда мои въезжали в квартиру, сразу же выбежала тетка-немка и сообщила: “Мы тут по графику убираем, следующая неделя ваша”. В уборке важно не просто убирать, а убирать громко. Греметь ведрами, ронять швабры. Если тихо, непременно спросят:“Вы что – не убирали”? Для них наше “Там и так чисто” – не аргумент. Немцы не то чтобы совсем не сорят, просто мусорные урны на каждом шагу.
Заветная мечта эмигранта – РАБОТА. Работа – синоним слова СВОБОДА. Работать престижно. Работать круто. Если русский у русского спрашивает, чем занимаешься, и тот неожиданно отвечает: “РАБОТАЮ!” – второй непременно восклицает: “ТА ТЫ ШО!” (или ЧО — в зависимости от региона) или “НИ ФИГА СЕБЕ!” (как вариант).
Работа – это, прежде всего, возможность взять кредит, как следствие – построить дом, купить машину. Возможность перестать, наконец, оправдываться перед теми, кто тебя содержит, за нецелевое использование хозяйских средств.
На работу устроиться запросто. Главное – знать язык. Но, 90 % работы – ручной труд. Уборка, ремонт, в общем сфера услуг, – обслуживающий персонал у немцев. Зато всегда есть возможность карьерного роста. То есть если ты парикмахер и учишься, то обязательно станешь старшим парикмахером, потом самым старшим. К старости непременно директором. А потом – пенсия, ролики, парки.
Моим родственникам до заветной мечты РАБОТАТЬ еще далеко. Два года не срок. Пока учат язык. Возвращаться не собираются.
P.S. Пошла провожать сестру, в соседний дом. Пришлось вернуться. Забыли простынь.