Мне пришла телеграмма. «Украина. Харьков. Ане. Поздравляю вас и всех моих близких в Харькове и Дементеевке с наступающим днем Победы, желаю мирного неба над головой и счастья. Сын солдата Садык».
Всех моих БЛИЗКИХ в Харькове… Прошел год. Точнее, почти полтора. Это случилось прошлой зимой. В январе 2005-го. Я работала тогда в пресс-службе областной администрации. Видимо, номер рабочего телефона в кабинете не менялся еще со времен Обкома Партии и был «забит» в справочники СССР.
У меня зазвонил телефон.
– Алло! С вами будет говорить Таджикистан.
-Таджикистан?!
Я подумала, что меня разыгрывают коллеги. У меня нет ничего общего с Таджикистаном. К чему? Да и фантазия ни у кого дальше, чем «Алло, это бухгалтерия, зайдите, пожалуйста, за зарплатой» никогда не доходила. Я сама так делала. Звонишь в соседний кабинет, сообщаешь о зарплате, выходишь в коридор и наслаждаешься стремительным бегом коллег в сторону заветной двери бухгалтера.
В трубке послышались помехи и сильный акцент.
– Это Харьков? Алло, Харьков? Харьков?
Я не успевала ответить. Мужчина кричал. Кричал с каким-то надрывом, было слышно, что он сильно волнуется.
Да, это Харьков! Я вас слышу, говорите!
Две минуты мы пытались наладить связь. Как радисты. Хотя, мне показалось, он услышал меня сразу, просто не мог поверить, что дозвонился.
Здравствуйте. Это правда, Харьков?
Мне, конечно, льстило быть целым городом, и в другом случае я бы обязательно ответила: «Нет, это всего лишь одна двухмиллионная его часть», – но шутить было не уместно. Тем более что со мной говорил Таджикистан.
Да, это правда, Харьков. Что случилось?
Я сформулировала вопрос именно так. В том, что что-то случилось, я не сомневалась. Мужчина заплакал.
Сейчас. Минуту. Мне очень трудно говорить. Минуту.
Я никогда не была в такой ситуации. Взрослый мужчина, по голосу ему было лет шестьдесят, рыдал в трубку. Что говорить? Как себя вести?
Женщины могут плакать по-разному. У меня есть подруга, которая манипулирует мужчинами, используя плач. Причем материальные ценности измеряет исключительно литрами пролитых слез. Так и говорит, выбирая в магазине очередной парфюм: «Хороши едухи. Дорогие. Два каприза делов». Норковая шуба в ее системе координат стоит трех истерик. А поездка на пять дней в Египет равна пяти дням слез. Плач от несправедливости и от сострадания, слезы для подруг и для любимого. Это целая система передачи эмоций. Для женщин.
Когда плачет мужчина, я теряюсь. Это всегда трагедия.
Я тридцать лет искал могилу отца. Мне пришел ответ. Сегодня. Я направлял запросы во все города бывшего Советского Союза. Мне пришел ответ. Я вам сейчас прочту.
Помехи исчезли. Я слышала в трубке, как дрожат руки мужчины. Он разворачивал бумажный листок. И читал.
Сообщаем вам, что ваш отец погиб в боях под Харьковом. Вы, слышите, ПОД ХАРЬКОВОМ.
Я слышала. Слышала и понимала, что если он читает с листа, и там так и написано «в боях под Харьковом», то это почти нигде. «Подхарьков», конечно сильно сузил географию поиска по всему СССР. Но все равно, это огромная территория.
Что мне делать? – спросил мужчина.
Что я могла ему ответить?! Ведь в тот момент я не была Аней Гин, я была Харьковом. А он -Таджикистаном.
Приезжайте. Найдем.
Возможно, я слишком много на себя взяла. Но любой другой ответ был бы глупым и даже абсурдным. Человек всю сознательную жизнь шел к этому бумажному листку. Он получил его из Харькова. А я, точнее мой голос, был единственным связующим звеном с этим городом. Найти в справочнике более подходящий телефон? Организации ветеранов? Службы поиска? Да мало ли кто был компетентнее меня в этих вопросах? Но по-другому ответить этому человеку я не могла.
Да? Можно приезжать? Спасибо! Как Вас зовут? Что с собой нужно взять? Я хочу приехать в мае. В день Победы. В день шестидесятилетия Победы!
Да, конечно, приезжайте. Возьмите с собой паспорт и ЭТУ бумагу.
Он звонил еще раз в марте. Его звали Садык. В паспорте Содык Содыкбоев. Он снова плакал испросил, ничего ли не поменялось в связи со сменой власти на Украине? Я успокоила его. Он спросил, какой у меня размер (!). Я удивилась, а он объяснил, что непременно должен привезти мне в подарок таджикский национальный костюм. Из школьного курса «пятнадцать республик – пятнадцать сестер» (это ежегодная демонстрация костюмов братских республик), я вспомнила только косички. Девочку на роль Таджикистана непременно брали с темными длинными волосами и заплетали много косичек.
Третьего мая Садык позвонил уже из Москвы.
– Я в Москве! Завтра буду у Вас! Поезд такой-то. Встречайте.
У Цоя, по-моему, была такая песня: «Я знал, что так случится, но не знал, что так скоро».
Не то чтобы у меня не было времени подготовиться, я просто не знала как.
Рассказала коллегам. На удивление, они не только не покрутили у виска, но и взялись помогать. Вообще, надо сказать, в этой истории я не встретила равнодушных людей. Помогали все. Независимо от рангов и регалий.
Четвертое мая. Четыре тридцать утра. Поезд «Адлер-Москва» задерживается. На перроне я с коллегой Виктором Алексеевым и съемочная группа МГ «Объектив», мы позвонили им накануне, рассказали про Садыка. Тогда я даже не подозревала, что вся эта история – настоящая журналистская удача. Это словосочетание я услышу гораздо позже. Гораздо. Через полгода.
Машу Малевскую я видела тогда впервые. И очень переживала. Это ж Телевиденье! А вдруг окажется что-то не так? Вдруг мужчина из Таджикистана что-то напутал, вдруг не Харьков, а Хабаровск, например. Вдруг ему нужно было оформлять еще какие-то документы, чтобы заехать в город. В общем, я ужасно волновалась. И еще не знала, что на вокзале без разрешения «производить видеосъемки» строго запрещается. И коль сама заварила эту кашу, побежала добывать это самое разрешение.
– Товарищ майор, мы встречаем человека из Таджикистана, он тридцать лет искал могилу отца… Можно мы будем снимать на платформе?
– Разрешение нужно было получать заранее у полковника. Лучше у генерала.
– Я не знала. Извините. Можно?
– Звоните руководству.
Я говорила как минимум с четырьмя милиционерами в разных чинах, с большим трудом добилась разрешения, но с кучей всяких оговорок и условий. Чтоб в кадре не было того-то и того-то и что-то там еще, не помню. А! Мы еще не знали точно номера вагона .Когда Садык звонил, он сказал «кажется, пятнадцатый». Мы метались под «Адлер-Москва» заглядывая в вагон к каждому проводнику.
– Садык?? Из Таджикистана??
Через пять минут историю тридцатилетних поисков отца знал весь поезд и сотрудники вокзала.
Нашли! Здесь!- закричала проводник из девятого.
Бегом туда. В дверях девятого вагона стоял худенький пожилой мужчина в обычном костюме, без халата и тюбетейки, как мы ожидали.
– Аня?!?
Это слово–имя – единственное, что он произносил. Только тогда я поняла, как волновался он. Я-то была в своем городе. А он ехал за тысячи километров из места, которого я так и не нашла на карте и так и не смогла выговорить.
Содык Содыкбоев, житель Бабаджангафуровского района Согдийской области Таджикистана знал про Харьков только две вещи: номер моего рабочего телефона и имя.
Он привез с собой сто гвоздик. Он привез лаваш с надписью «60 лет Великой Победы». Он привез родную землю (если точно, песок) в баклажке. Он привез черно-белые фотографии и треугольники-письма отца. Он привез таджикский национальный костюм и еще кучу сувениров. Он привез сумку невиданных плодов под названьем урюк и ведро помидоров.
Это был, мягко говоря, трогательный багаж. Как в советском кино. Потрясли гвоздики. А от ведра помидоров хотелось плакать. «Жди меня» отдыхает.
Мы сели в такси. Я взялась за справку, в смысле ответ на запрос. Читаю: «Хайдаров Сидик,1915 года рождения. Погиб в бою 12 июля 1943 года, захоронен в Дергачевском районе Харьковской области, в числе 87 воинов 116-й Гвардейской стрелковой дивизии им. М. Кутузова».
Фух! Дергачевский район! Кодовое словосочетание. Найдем. Однозначно найдем.
Пока ехали в гостиницу, Садык рассказывал подробности поисков отца. Оказалось, он его совсем не знал! Когда отец в тридцать седьмом уходил на войну, финскую войну, Садыку было семь месяцев. А когда ему исполнилось семь лет, война кончилась, отец таки не вернулся. Он ждал. Ждала мама. В семьдесят пятом на ее могиле сын поклялся найти отца. Около ста запросов (!) начиная с Центрального Архива Министерства обороны СССР и заканчивая всевозможными общественными организациями по всему Союзу. Тридцать лет! И…
Его Величество Случай! В 2003-м в Ленинабаде на рынке к нему подошел старик и спросил: «Ты не сын Сидика Хайдарова»? Они, правда, с отцом очень похожи. Я даже подумала, черно-белая фотка, которую привез Садык, это он, в молодости. Оказалось, старик однополчанин Хайдарова, они вместе воевали под Харьковом. Последний запрос и…
Мы поселили гостя в гостинице Харьков, с трудом уговорили отдохнуть пару часов и с кульками, полными помидоров и урюка, (а я – с ярким полосатым платьем) бросились на поиски. Именно бросились, потому что Садыку сказали, что УЖЕ нашли. А что мы могли ему сказать?!
Через час телефонных переговоров по области я знала точный адрес! «Памятник неизвестному солдату» село Дементеевка. Без всякого пафоса кланяюсь района. В принципе, я сделала только один звонок. Главе райадминистрации. Потом только созванивалась, узнавала, на каком этапе поиск.
Вообще участвовали все. Наталья Стативко отдала в безраздельное пользование служебный автомобиль, Володя Чапай организовал гостю две недели экскурсий. А все мои коллеги по очереди возили и водили Садыка по городу. Чиновники перестали быть чиновниками. Честно скажу, в этой истории ни разу не натолкнулась, на привычное: «Перезвоните» или «Зайдите завтра».
Мы отправились в Дементеевку на разведку. Дороги нет. Направление. Пятнадцать хат. Самой младшей жительнице, Никитичне, семьдесят восемь лет. Аккуратный, ухоженный памятник на краю села. Серебристый солдат в шинели и с винтовкой. На пьедестале список.
Нашли. «С.Хайдыров.1943». Тишина. Поют птицы и пахнут сосны. Другой мир. Это то самое место. Я его узнала. «Край земли», «необитаемый остров», «у черта на куличках». Когда хочется бежать. Совсем. От проблем, работы, детей и соседей. Это здесь.
Приехал сельский голова Иваныч. Петр Иванович. Колоритный мужик с седыми усами и смешным говором. Рассказали. Иваныч обрадовался, как ребенок.
– Та вы шо?!Из самого Таджикистана?! Везите! Встретим! Только давайте завтра. Мы подготовимся.
Мы договорились с Садыком встретиться в девять утра в холле гостиницы. Консьержка сказала, он ждал с шести.
Белая выглаженная рубашка, пиджак, тюбетейка, гвоздики, лаваш и слезы. Журналисты, операторы, микрофоны. Он абсолютно не стеснялся видеокамер. Человек был счастлив. В автобусе рассказывал о своей семье, показывал фотографии. Шестеро детей и восемнадцать внуков. Все в полном составе провожали его в далекие края. В Харьков.
«Мы подготовимся» в интерпретации Иваныча значило следующее. Как только остановился наш автобус, на все село заиграла музыка. Какая-то до боли знакомая, военная. Нас встречали ветераны в орденах и медалях. Возле памятника стояли микрофоны, нарядные школьники повторяли слова четверостиший. Бабушки в парадных платочках накрывали на стол тут же. Сам Иваныч с хлебом-солью. В Дементеевке был праздник. Злые языки скажут «показуха». Может быть. Чуть-чуть. Выражалась она только в свежеокрашенном подножье Солдата. К нему прилипали цветы. Все остальное мне показалось настоящим. И совершенно искренним.
Садык долго стоял перед памятником. Молча. Потом сказал: «Наконец-то я дома».
Честно, не прослезились только самые железные.
Он раздал гвоздики и водил рукой по выгравированному в камне имени отца.
Он разломил лаваш и отдал его детям.
Он высыпал из баклажки бабаджангафуровский песок и набрал туда харьковской земли.
Он водрузил на голову Иваныча тюбетейку, и тот совершенно чудным образом превратился в настоящего таджика. Он выпивал сто грамм с ветеранами и говорил о войне.
Он поднял стакан и сказал: «Я совершил свой хадж».
Объяснил. В мусульманской стране люди всю жизнь собирают деньги, чтобы помолиться в Мекке. Это главная цель. Поход туда – Священный Хадж.
– Я, наверно, единственный мусульманин, кто совершил хадж в Украину, в Харьков, в Дементеевку.
P.S. На Новый год Садык прислал мне письмо. Приветы и поздравления через запятую: «Виктору Геннадьевичу, водителю Егоровичу, Наташе Стативко, Арсену Авакову, фотокорреспонденту Сергею Козлову, журналисту Маше Малевской, всем работникам харьковского телевиденья, Владимиру Шумилкину, Петру Ивановичу, Никитичне, всем преподавателям, ученикам и директору Токаревской школы. Всем ветеранам. В общем, всему Харькову».
Вот так. Без всякой субординации, чинов, регалий, цветов и политики. Такой себе список всех Харьковчан. Здорово. Мне нравится. А где-то там, далеко-далеко, в месте, которого нет на карте, а название произнести почти невозможно, есть дом, а в нем стена, а на стене фотка. Фотка нашего города. Я горжусь тобой, Харьков!