За окном загромыхал мусоровоз. Значит, полвторого. Так и есть: 1.35.Между нами: палисадник под окнами моей 12-этажки, полянка для выгула детей и собак, лесопосадка вдоль дороги, трамвайная линия, проспект с трехполосным движением в обе стороны и аж там, с той стороны дороги – это шумное чудовище. А грохочет так, как будто опрокидывает зловонный бак в свое прожорливое нутро у меня на кухне.
Ну, почему эти типовые микрорайоны устроены так, что у них акустика, как в Ла Скала? Или в московских двориках-колодцах. Слышимость идеальная. Или это потому что – ночь и других звуков нет? Кажется, слышно как скрипит, ползая по небу, Луна. … а за рулем этого мусоровоза, наверное, добродушный (или, может, просто равнодушный?) дядька. Витек. Или Юрец. Усатый. И в кепке. Впрочем, не важно. Вот бы как-нибудь подсторожить его да напроситься в кабину – покататься-поговорить «за жисть». Такой себе репортаж… Ночь с ассенизатором. Подноготная клоаки. Изнанка бытия… М-да. Несет меня. Определенно несет…Он мне пожалуется на, например, несознательных жильцов, которые, невзирая на строжайшее предупреждение ЖЭКа, выбрасывают в баки строительный мусор. С матерком так: «А за его вывоз надо отдельно платить! И специальную машину заказывать!» И как его напарник однажды чуть не перевернул мусоровоз, когда пытался поднять бак с обломками бетонной стены. Кто-нибудь, поди, перегородку между ванной и туалетом убирал, чтобы потом написать в объявлении: сануз.совм. А я, не в тему, спрошу его, как он относится к запаху. И он ответит совершенно как Шариков, хотя, конечно (почему это «конечно»?!) Булгакова не читал: – Ну, что ж, пахнет… Известно: по специальности. Или не так. Лучше про работу вообще не говорить. Спросить у него про жену. И он расскажет, что Ольга (именно так, полным именем) – нянечка в детском саду. Тихая, ласковая, ясноглазая. (Вот здесь он должен что-то такое сказать, чтобы сразу стало ясно: с женой он хоть и строг, но любит ее, уважает и жизни с другой женщиной не мыслит). Хозяюшка. Аккуратистка. Ходит неслышно в таких мягких тапочках, как у бабушек, клетчатых. И два сына:- Старший, Сергей, в институт поступил. Со второго раза. В мать пошел. Та тоже тихоня, но упрямая. Перечить не будет, но сделает по-своему. И не придерешься. Вот и Сергей – студент. (Студент он должен произносить несколько презрительно, как иностранное слово). А я что, я разве против? – И совершенно очевидно, что он как раз против. Помолчит… – А что институт? Пять лет учиться, и еще неизвестно – найдет ли работу. В армию ему надо. В ар-ми-ю. (Может, тут ему стоит постучать кулаком по рулю? Нет, пожалуй, не стоит. Накал не тот). Да в училище. Чтобы специальность в руках была. Плитку там класть, кирпич. А то сидит, в экран таращится, ладошкой по столу елозит… Работничек, мля. Программист…Ладно, эту его антиинтеллигентскую аргументацию я потом додумаю. Чтобы вышло так, что он не одобряет сильно, но сыном втайне гордится. Пора про младшего спросить.- Дениска в шестом классе (Жену и старшего он называет полными именами – Ольга, Сергей, а этого – Дениска. Из этого понятно, что младший ходит у него в любимчиках). Бойкий такой пацан, непоседа. – Порете? – деловито буду интересоваться я.- Знамо, – ответит он с лукавой улыбкой. Нет, «знамо» не годится. Эдак у меня какой-то поп-расстрига выйдет. Надо по-другому: – Порете? – деловито поинтересуюсь я. – Бывает, – нехотя признается он. – Что самое обидное – пацан-то толковый. Но шебутной. Избаловала его мать. Она его тяжело рожала: двадцать семь часов. Что-то там у них не получалось. Откачивали ее потом два дня. Его – шесть. В больнице ничего не говорили, но медсестры сочувственно так смотрели, что я уж готовился к худшему. Но ничего – отличный хлопец получился. Даже не хворает…М-да. Вялая какая-то линия у меня вышла…А вот бы с проводницей поездить! Ну-ка, ну-ка. Валентина Николаевна, чуть за сорок. Дружелюбная, но твердая такая тетка. В теле. Чистоплотная, порядок любит. Водкой не приторговывает, командировочных к себе в купе не зазывает. Потому что ненавидит пассажиров. Только тронулись, сразу – есть-пить-выпивать да «туалет откройте». А то разговоры заведут про политику, а сами в унитаз попасть не могут. Или, наоборот, жалеет очень людей: все едут куда-то…И себя жалеет. Походи-ка по вагону «приготовьте-билетики-оплачиваем-постель-чай-кофе-желаете». Да в юбке – управление требует, да на каблучке, пусть и маленьком. А дома у нее старенькая мама, болеет, почти не встает, и дочка шестнадцатилетняя. Юлька. Или Настя? Она ей так и сказала: «А папы у тебя, доча, нет. И не было» (Тут надо что-то такое придумать – чтобы обычное, как у всех, но немножко трагическое). И вроде не длинный маршрут: ночь туда, день там да ночь назад. Потом два выходных. А вот однажды вернулась домой, а дочка, Юлька, томная такая, с кругами под глазами. И ластится, и квартира вылизана, и ужин горячий подгадала к приезду. (Нет, про уборку и ужин – это лишнее, это у них так заведено, это всегда так.) Так вот. Ластится и в глаза заглядывает. И сумку разбирает, и щебечет что-то, рассказывает. А в глазах – тоска. «Надо бы в школу сходить, – озабочено подумает Валентина Николаевна. – Выпускной класс все-таки». Но додумывать эту мысль не станет, потому что страшно – а что дальше-то, после школы?А от классной руководительницы она узнает, что дочка уже три месяца, как отчислена. За прогулы. И за поведение. Дерзкая девочка. Курит. «И это… Вы, Валентина Николаевна, присмотритесь к ней. Потому как видели девочку в компаниях разных, и одноклассницы говорят, что она… (тут учительница должна замяться, не зная, как сказать) аборт делала…»Эх, Юлька-Настя, как там тебя, что ж ты тянешь сюжетное одеяло на себя? Я ж про мать твою, проводницу, хотела…И вообще, что это меня сегодня в драму кренит? Надо попробовать по-другому. Чего-нибудь ироническое. Как у Довлатова (эт ты, мать, хватила!). Тетка в ЗАГСе. Зинаида как-нибудь заковыристо. Леонидовна. Или там Владиславовна. Торжественная такая, в красном платье из кулисы из школьного актового зала. Прическа, глядя на которую кажется, что делает она ее раз в полгода и спит потом сидя. В перерывах между «церемониями» перед зеркалом озабочено поправляет шпильками выпавшие пряди, выщипывает волоски на подбородке, массирует «область декольте» легкими похлопываниями, становится в профиль и проводит руками по бедрам, улыбается: "Очень даже недурно для сорока то восьми годков". И голос такой пронзительный, как у завуча: «Поздравьте молодоженов! Сойдите с ковра!» (Это, по-моему, где-то было. Это я у кого-то сперла. Что-то такое… Точно! Галина Польских, Фрунзик Мкртчян… «Суета сует», кажется. Не важно, потом по-другому придумаю). А сама трижды была замужем. И все три раза, между прочим, счастливо! И сейчас кое-кто имеется. А потому на этих, жизни не видавших, смотрит снисходительно. Видит их насквозь. И на метр под ними. Эта – беременная, а он – подавленный: заставили жениться. А девка видная. Поторопилась ты (смотрит в паспорт), Анна Геннадьевна. Тебе бы чуток выдержки, такого б себе мужика отхватила, не то что этот лопух. Хотя… из него можно толкового мужа сделать. Но поработать, конечно, придется. А вот этот своего не упустит! Ишь, взгляд какой нахальный. И улыбочка. Наплачетесь, Наталья Олеговна. Запасайтесь терпением. А лучше – избавляйтесь от этого невинного, чуток затравленного взгляда, плечики расправьте, грудку выпятите (хотя что там выпячивать), подбородочек поднимите. Мужик, он таких женщин любит… С дьявольщинкой, со стервинкой. А эти влюблены до самозабвения. Голубки. Осталось вам, Ромео Васильевич и Джулия Анатольевна, от силы полтора года ворковать. Сопьется Ромка. Потому что амбиции есть, а оснований нет. Неудачник……И снилась мне прачечная, где разбитные прачки стирают постельное белье из поездов и гладят его асфальтным катком. А счастливый отец мусорщик Юрец гуляет под роддомом, глядя на окошко с приклеенной бумажкой в клеточку с надписью «4», ждет, когда же выпишут Зинаиду Леонидовну с новорожденным шестиклассником Дениской. А повзрослевшая Юлька, с умопомрачительной стрижкой и макияжем, одетая как из «Мулен Руж», наяривает на аккордеоне Марш Мендельсона, застревая в клавишах накладными ногтями…Интересно, куда меня завтра завезет этот мусоровоз?