– Здравствуйте! А Маша Малевская кто здесь?
Странное было ощущение. Обычно, когда в офис приносят официальные пакунки, спрашивают Марию Анатольевну или просто Малевскую. Или Милявскую, или Малёванную… А тут как-то по-домашнему -так, как будто уже несколько раз приходилось называть меня близко, по имени.
Потом я поняла. Почтальон улыбалась. Конечно, прочла текст телеграммы. Это впервые мне вручили ее лично – в прошлые годы передавали через кого-то. Они приходили по старому адресу – коллеги стучали в аську: "Слыш, тебе тут какой-то Садык телеграмму прислал, заберешь?"
И таких – уже четыре. В тогдашний «Объектив» я пришла четыре года назад. Через месяц случился День Победы, мы тогда по субботам делали шефскую авторскую программу ОбъектIF – розрада для души, на этих субботах мы отдыхали. Писали ночами: Димка Литвиненко в гудящих наушниках и постанывая себе несвязные звуки под нос, Ленка Львова – периодически отрываясь от текста и восклицая: «Нет, ну подумай, это просто… ты видела этот синхрон?», Митька Грузинский успевал в «урочное» время… Мне тогда был месяц без году в этом коллективе, пятый дипломный курс Кулька, куча надежд и «мир идеальной журналистики».
Помню первую корпоративную вылазку – ужасно намокли, вернулись на базу, а вместо шашлыка была еда из китайского ресторанчика на первом этаже гостиницы. А на следущее утро раздался звонок: «Ну, влипла ты. Завтра в 4 утра будь на вокзале – снимешь, дед прикольный. На субботнюю сделаешь, угу?»
– Угу…
Наша Анька Гин тогда работала в пресс-службе областной администрации. Именно с нее и началась эта история. Вон она там, на этих кадрах – в оранжевой куртке, и потом в Дементеевке рядом с Садыком стоит.
«Видимо, номер рабочего телефона в кабинете не менялся еще со времен Обкома Партии и был «забит» в справочники СССР.
– Алло! С вам будет говорить Таджикистан.
– Таджикистан?!
Я подумала, что меня разыгрывают коллеги… В трубке послышались помехи и сильный акцент.
– Это Харьков? Алло, Харьков? Харьков?
Я не успевала ответить. Мужчина кричал. Кричал с каким-то надрывом, было слышно, что он сильно волнуется.
– Да, это Харьков! Я вас слышу, говорите!
– Сейчас. Минуту. Мне очень трудно говорить. Минуту… Я тридцать лет искал могилу отца. Мне пришел ответ. Сегодня. Я направлял запросы во все города бывшего Советского Союза. Мне пришел ответ. «Сообщаем вам, что ваш отец погиб в боях под Харьковом». Вы, слышите, ПОД ХАРЬКОВОМ!
«Подхарьков», конечно сильно сузил географию поиска по всему СССР.
– Что мне делать? – спросил мужчина.
Что я могла ему ответить?! Ведь в тот момент я не была Аней Гин, я была Харьковом. А он – Таджикистаном.
– Приезжайте. Найдем».
Это – кусочек из Аниной «Невыдуманной истории» в газете MediaPost, архив ей пухом.
Тогда эта высокая рыжая девушка встретила нас в 4 утра на вокзале и сразу же стала рассказывать, какой человечище едет. Она очень волновалась, и невдомёк было тогда сотруднице пресс-службы ОГА, что девочка с умным видом и микрофоном в руках – на съемке третий раз в жизни.
Пересмотрела позавчера сюжет – ужас… Нынешняя я сделала бы его совсем по-другому. Тогда Нино Катамадзе без перерыва играла у меня в наушниках – и тогда эта музыка не была такой заезженной. Я качала ее в интернете. А потом – подсадила друзей))
Эти кусочки с детским голоском, аутентичной мелодией – кадры, привезенные Садыком из Ходжента. Он привез с собой старую VHSку – на видео все 16 внуков. Их местные праздники, семейные торжества. Мы – когда отдавали кассету, записалиСадыку наше видео. Он привез гвоздики. Национальный костюм – Анке. В ньюз-рум со съемки я пришла с пакованом помидоров и абрикос.
Я давно уже не работаю в «Объективе» – теперь мы называемся «МедиаПортом» и сидим в Госпроме, а внизу, на первом этаже, нет китайского ресторанчика.
Нино Катамадзе я уже не слушаю в плеере – только в ванной))
Аня Гин давно уже не работает в пресс-службе облгосадминистрации – она сочинает 12 вариантов ролика о лечении геморроя и снимает документалку о Голодоморе.
Димка Литвиненко уехал в Киев и постанывает в наушниках кому-нибудь другому. По ночам мы не пишем текстов для субботней программы.
Зураб больше не записывает два варинта подводок к нашим сюжетам: сначала весь в черном, небритым – потом бегом наверх бриться, одеть светлый пиджак и записать второй блок подводок.
Но каждый год из этих четырех (о, ужас! Мамма Миа, сколько!) я жду телеграммы. В этом году она пришла поздновато – в голову лезли дурные мысли.
Сегодня стояла на параде и думала о гвоздиках, которые покрылись свежей смолой. Для меня 9-е мая – это ЕГО день. Человека, который ни дня не воевал в Великую Отечественную.
