Даешь невыдуманную историю! Этим лозунгом меня встречает главный редактор, начиная за три дня до выпуска. И добавляет: сама напросилась.
Да, правда, сама напросилась. И историй много. Но повода нет. Дата, место, событие – как учили в школе журналиста, – должен быть повод, чтобы что-то рассказать. С поводом напряг. Наш разговор слышит Виталик, монтажер. Вклинивается, не расшаркиваясь: – У меня! У меня есть история! Невыдуманная, не поверите! Самое яркое впечатление из детства…
– Да, щассс! У меня тут патент на самое яркое, полоса забита, до свиданья. – Спорим, что у меня впечатление ярче?! – Спорим! Леночка, разбей Госпожа главный редактор в эти игры не играет, у нее, как известно, «мнение не объективное».Говорит, что любит нас обоих и непременно станет подсуживать. Обоим. Выходим с Виталиком в коридор на НЕ литературные разборки. Дуэль впечатлений. К барьеру! Фиолетовые тюльпаны Дело было где-то в Змиевском районе. Сельская свадьба. Женятся какие-то Виталькины дальние родственники, все село гуляет. Виталику лет пять. Отец взял его и младшего брата на пруд. Помнит, что шли далеко, там был холм, а на холме луг. Абсолютно зеленый. В зелености луга клянется с такими глазами, что не поверить – преступление против личности (личности отца, брата и зеленого луга) Когда подошли к воде, отец скомандовал: Кричите! КРИЧИТЕ ИЗО ВСЕЙ СИЛЫ. И они закричали. Орали в сторону воды, стоя спиной к ЗЕЛЕНОМУ холму-лугу. Потом обернулись. Луг стал фиолетовым. На нем ПОЯВИЛИСЬ цветы. Цветы фиолетового цвета, похожие на тюльпаны с такими рваными лепестками. Не могу удержаться: «Ты уверен, что папа ничего такого не закуривал, пока вы орали на воду?! А за столом ты что-то необычное, незнакомое на вкус, пил?» Обижается:«Не веришь?» Я верю. «Тюльпаны» были абсолютно настоящими, в качестве вещественного доказательства Виталик с братом предоставили их родственникам в количестве трех полных оцинкованных ведер. Нарвали на всю свадьбу. Последнее, что ему запомнилось, это остатки Чуда на утро. Цветы завяли и тоскливо свесили фиолетовые головки из ведра. Он почувствовал себя предателем. Единственное, во что мне трудно поверить, это как можно было столько лет жить без ответа на вопрос: «Что это было?» – Неужели ты ни разу не спросил? – Зачем? – Но ведь у тебя же должна быть какая-то версия? – ЗАЧЕМ? Лезу в инет, там про фиолетовые псевдо тюльпаны ничего вразумительного. Не могу успокоиться, иду в монтажку. – Слушай, есть версия. Может, это такие цветы, которые от крика или шума раскрываются, от воды отражается звуковая волна и… О! А может там просто лягушки сидели, вы заорали они ускакали, а под ними… – Как ты не понимаешь?! Я НЕ ХОЧУ знать разгадку! Это мое самое яркое впечатление из детства. Разоблачение может его испортить. Или убить. Нет, я не понимаю. Как можно посмотреть фокус и не выяснить, в чем фокус? Или хотя бы попытаться. Я, конечно, романтик и все такое, но блин… Я до сих пор пристаю ко всем возможным орнитологам с одним вопросом. Ответа пока не получила, но надежды не теряю. Дело было осенью. Мы с подружкой гуляли с собаками на пустыре (теперь на этом месте фармакадемия стоит). Нам было лет по двенадцать. Деревья были желто-красные, листья падали, вороны каркали – ну все, как в октябре.
Октябрь, собственно, и был. Остановились собаки. Обе. В одном месте. У подруги был боксер, у меня эрдельтерьер. Причем, не застряли, вынюхивая что-то, как обычные собаки, а как-то странно застыли обе, типа засмотрелись. Мы подошли и обалдели. На одном дереве, сухом абсолютно, (на него и уставились наши псы) сидели РАЗНЫЕ птицы. Вы когда-нибудь видели филина в городе? Да? А ворону рядом с ним, плечо к плечу? В смысле крыло к крылу? А голубя, синицу, воробья, галку, дятла и (!) кукушку на одной ветке? Это только те, названия которых мы знали в пятом-то классе.
Я бы никому не поверила, если бы не видела это своими глазами. На ветках не было пустого места. Птицы всё летели и летели. Разные. Мы простояли с открытыми ртами, наверное, часа два. Даже страшно не было, настолько завораживало. Стемнело. Дома влетело так, что никакие рассказки о чудо-дереве не спасли. Но было же.
У меня версии есть. Жиденькие, правда. Просто знатока не встретила еще. Это не самое яркое детское впечатление. Я спорила с Виталиком совсем о другом. У ТОГО есть разгадка. И мне кажется, оно не было бы ярче, даже если бы правду я не узнала никогда.
Вишни в январе Мне было десять. Точнее девять и триста шестьдесят три. Канун дня рождения, у меня ангина. Горло болит, глотать не могу, говорю с трудом. Дети приглашены, свечи закуплены. Мама печет торт. Мой любимый, с вишневым вареньем. Кроме торта вменю «День рождения советского школьника начала восьмидесятых»: апельсины импортные с наклейками, шоколадные конфеты «Ассорти» в коробке, лимонад «Буратино» и Оно. Мороженое. Не какое-нибудь там за двадцать восемь копеек «Каштан» или пломбир за двадцать. А «Б-е-л-о-ч-к-а» с орехами и шоколадом (произношу медленно с придыханием) специально заказанное по случаю в «Кристалле».
При мысли о том, что ЕГО не будет, в горле становиться еще больнее. Смысл дня рождения теряется. А с ним и смысл жизни, заодно. Причем мое разочарование меркнет при мысли о еще семи разочарованиях, точнее о четырнадцати глазах, полных слез и обиды. Детям, естественно, ЕГО наличие объявлено заранее, задекларировано письменно, в виде отдельной пометки на пригласительных открытках. Пытаюсь прокашляться. Пью сырое яйцо. Ужас, с тех пор я и вареные (жареные) не ем. Не помогает. – Мам, ты знаешь, не болит. Вот сама удивляюсь, вроде красное и голоса нет, а не болит. – Мороженого не будет. Не пролезло. – А вот другие же дети не виноваты, что у меня горло. Так не честно. Пусть они едят!– И про себя: а я у них втихаря. – Если они тебе настоящие друзья, они поймут, что тебе неприятно будет смотреть, как другие едят мороженое. Скала. – Подумаешь, мороженое. Выздоровеешь, позовешь детей, купим килограмм мороженого- и ешьте сколько влезет. – Хочу завтра! – Нет. – Тогда вообще не хочу Дня рождения. Скажи всем, что я умерла. От ангины. Это мне сейчас кажется, что детские слезы (слезы дочери) – ерунда. А ребенку…Ребенку – горе. Настоящее горе. Переоценка ценностей, несправедливость мира, несовершенство тела и бестолковость взрослых. НО все-таки она вертится. Рецепт абсолютного детского счастья. (добытый через несколько лет). Немного мудрости, щепотку фантазии, терпения добавьте по вкусу. Отца с работы я встречала где-то на последней стадии заплаканности. Красный нос, опухшие глаза и перемотанное горло. – Горе. – Знаю. – Мороженое… – Не будет. Зато будет что-то другое. Лучше, чем мороженое. Сказал – отрезал, как будто что-то знал. Лучше, чем мороженое?!? На день рождения?!? Нет. Не верю(Станиславский).Не может быть. Не бывает. – Посмотри в окно. Видишь вишню? Маленькое деревце под окном нашего дома. На нем и в сезон-то вишен почти не бывает. Вырастало штук семь, но краснеть никогда не успевали. Съедали зелеными. Даже некислыми, горькими еще. – Завтра утром проснешься, а на ней вырастут вишни. Зима. Середина января. Просыпаюсь, подхожу к окну. ВИШНИ. Не дереве растут вишни. Круглые вишни вишневого цвета. Листьев нет, а вишниесть. Они для меня, и они мои. МОИ ВИШНИ НА МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ПАПА ВОЛШЕБНИК. Других вариантов не было. Не было еще много лет. Потом, конечно, мама под пытками призналась, что всю ночь папа, ретельно (не подберу более удачного слова в русском) нанизывал замороженные вишни на зеленую нитку и все утро их развешивал на дерево. Это таки круче, чем мороженое. Пожалуй, даже тазик «Белочки» с орехами и шоколадом не тянет на титул «самое яркое впечатление детства» Все, меня понесло. Иду по ньюз-руму и задаю всем еще живым (конец рабочего дня) обитателям Медиа-группы «Объектив» один простой вопрос. Какое ваше самое яркое впечатление из детства? Дмитрий Грузинский Про настоящего Деда Мороза. – В новогоднюю ночь к нам домой пришел Дед Мороз. Настоящий! С бородой и в халате. Он принес мандарины… – Дим, у дедов Морозов обычно шубы. – У настоящих – халаты. Юлия Боревич Про теорию относительности в децибелах. – Это, наверное, бред. Я, в общем, не уверена. Но это самое яркое впечатление. Не история – ощущения. Маленькой я никак не могла понять: на улице тихо или громко. Дома все понятно, музыка играет – громко, сделали тише – тихо. А вот на улице как? Каждый вечер засыпала с одной мыслью: ой, забыла послушать, как на улице… – Прошло? – Не знаю. Лидия Калашникова Про размеры и дружбу народов. – Я потерялась в ГУМе, в Москве. Просунула голову в какую-то решетку и громко орала: ма-ма! Меня нашелогро-о-омный негр, метра два ростом, посадил на плечи, и мы искали родителей… – Нашли? – Кажется, да. Дмитрий Литвиненко Про смертный бой и пенопластовый меч. – В детском саду была вечеринка под названием утренник. Я играл Илью Муромца, у меня был настоящий меч из пенопласта и длинная такая накидка, мама пошила. Алеша Попович или Добрыня Никитич, не помню, скакал сзади и наступил мне на накидку. Она упала. Я обиделся и попытался отрубить ему голову. Завязалась битва. Не по сценарию… – Ругались? – Да, когда истерика закончилась. Александра Митина Про собственную гениальность. – Я в четыре года прочла «Три мушкетера» Дюма. Мне настолько понравилось, что дочитывала книгу до конца и начинала снова. И так раз тридцать. Или сорок. Каждый раз читала и жалела, что память нельзя стереть. Ну, прочесть, все забытьи начать снова, как будто в первый раз. А в садике воспитательница попросила рассказать стишок, все дети рассказывали какие-то коротенькие, а я ей Конька-Горбунька! Полностью! -Дослушала? -По-моему да, я только первые полчаса помню. Любовь Шевченко Про сахар, искусство и ванную комнату. – Мы жили в Пархомовке, где была художественная галерея и сахарный завод. Школьников каждую пятницу (!) водили на экскурсию в галерею. От Рембрандта через год слегка подташнивало. А еще все пархомовские дети грызли сахар. Кусками. Почти у всех родители работали на сахарном заводе. А я, учительский ребенок, им страшно завидовала. Потом мы переехали на Новые Дома, и я впервые увидела ванну. Купалась часа четыре… – Сахар ешь сейчас? – Только в кофе. Но предпочитаю пиво. И душ.