Андрей Жолдак: «Уволиться из харьковского театра меня заставили!»

В Берлине с огромным успехом прошла мировая премьера спектакля скандально известного украинского режиссера «Ромео и Джульетта».

В Германии Жолдаку предоставили сцену одного из старейших театров Берлина – «Фольксбюнне» (Народный театр), которым сейчас руководит всемирно известный режиссер Франк Касторф. Именно он дал «путевку в жизнь» Андрею, совершенно освободив его от каких-либо отчетов, проверок и контроля. Премьера его спектакля «Медея» состоится уже 16 ноября. Половина актеров, занятых в нем, приехали из Харькова – города, в котором Андрей творил ровно три года.

Немецко-украинскую постановку «Медея» в Берлине предварили три спектакля Андрея Жолдака, поставленные на сцене Харьковского академического драматического театра имени Тараса Шевченко: «Один день из жизни Ивана Денисовича», «Месяц любви» и «Ромео и Джульетта». Причем последний стал мировой премьерой, поскольку в Харькове его показ был запрещен и состоялась лишь открытая репетиция.

Спектакль «Ромео и Джульетта» открыл Берлинский театральный фестиваль, который продлится около месяца.

После берлинской премьеры Андрей Жолдак признался: «Мне пришлось уйти из театра, чтобы сегодня зритель смог увидеть эту работу. Но я счастлив!»

«Скандал разразился накануне открытых показов «Ромео и Джульетты» в Харькове, – рассказал Андрей Жолдак корреспонденту газеты «Факты и комментарии». – Билеты на них уже были проданы. Мне хотелось еще что-то подтянуть, подправить в постановке перед поездкой на Берлинский фестиваль. Это мировая практика. Показы должны были состояться 3 и 4 сентября. Второго меня вызвал к себе замгубернатора по гуманитарным вопросам и показал четыре письма от различных общественных организаций, смысл которых был один и тот же: мол, Жолдак творит беззаконие в культуре, просим вас принять меры… «Андрей, – говорит мне замгубернатора, – завтра вы не даете «Ромео и Джульетту». И оглашает четыре пункта, которые меня потрясли. Я чуть не получил удар.

– Ты и без того жил в напряжении репетиций…

– Не то слово! Я был похож на беременную женщину, которой завтра предстоят первые роды. И в этом состоянии мне предлагают выкинуть спектакль – моего ребенка!

– И что же это за четыре пункта?

– Я не даю спектакль и возвращаю деньги за билеты зрителям. Пишу заявление об уходе с должности генерального директора и худрука. «Ромео и Джульетта» на фестиваль «Европа» в Берлин не едет. И 15 артистов Харьковского театра, которые должны работать со мной в Берлине над постановкой «Медеи», остаются дома. Представь мою ситуацию!

– Ты потерял дар речи?

– Лишь на две минуты. Времени оставалось мало, надо было быстро принимать решение. Зам продолжает: «Если вы не согласитесь, завтра же я присылаю в театр комиссию по этике из двадцати уважаемых людей в области и временно отстраняю вас от должности». Мне пообещали, что будут рассмотрены видеозаписи репетиций «Ромео и Джульетты» и других спектаклей. Проверят, как я обращаюсь с детьми во время спектаклей, используют ли актеры нецензурную лексику. И, конечно, проверят всю мою хозяйственную деятельность за три года. «Вы меня правильно поняли, Андрей Валерьевич?» – спросили строго. «Безусловно». Что еще я мог ответить?

А он продолжает: «Завтра в ваш театр приедут пожарники, опечатают его, и мы скажем зрителям, что играть на сцене нельзя». «Хорошо, – говорю, – тогда завтра я еду в Киев, собираю пресс-конференцию, куда приглашаю представителей посольств Германии, Великобритании и Франции, и объявляю, что в Украине началась диктатура и цензура! Что поколение, которому сейчас 40 лет и которое стремится к художественному поиску, хотят кастрировать». Вот тут он, конечно, дрогнул: «Ну зачем кипятиться? Давайте договоримся по-хорошему».

«Мы не хотим вас потерять», – сказал мне глава Харьковской обладминистрации»
– Быстро сообразил!

– Все решалось за пять минут. Я говорю: «Согласен на все пункты». Он сразу обрадовался. «С одним лишь условием, – добавляю, – хочу попрощаться с губернатором». Через полчаса у меня была встреча с губернатором, который еще весной, когда я хотел уйти из театра, сказал: «Андрей, вы нам нужны, вы много сделали для Харькова и для культуры. Мы не хотим вас потерять…» Более того, мне разрешили работать в постановках на Западе столько, сколько это будет нужно.

– И ты решил остаться…

– Я долго думал и решил не уходить. Ты ведь видела премьеру в Берлине. Как работает ансамбль! Это же первоклассная техника! Как я мог бросить такой театр?! По закону Товстоногова и Ефремова, мало поставить спектакль, создать театр – нужно удержать его на высоте! Я объявил коллективу, что зову на постановку Юрия Одинокого и Дмитрия Богомазова (известные киевские режиссеры. – Авт.). Сам ставил бы в Харькове раз в год…
Это было еще весной. Я напомнил губернатору о той нашей беседе, а он, как оказалось, впервые от меня узнал, что театр собирается с «Ромео» на Берлинский фестиваль. «Ну как же! Конечно, я хочу, чтобы этот спектакль поехал от Украины. Не хочу, чтобы моими руками душили Жолдака», – сказал губернатор. Более того! Разрешил сыграть «Ромео» в Харькове. Попросил лишь, чтобы не было видеосъемок и фотожурналистов. Говорю: «О’кей, даю слово».

– Он отпустил с тобой и артистов на постановку «Медеи»?

– Представь себе! Но с одним условием – я должен был на следующий же день написать заявление об увольнении. В общем, он по-другому и не мог поступить. Я его понимаю, на него давили общественные организации Харькова. Но, по сути, он спас ситуацию от огромного скандала! Конечно, я выполнил условие ради спасения своего ребенка – «Ромео», который должен был родиться на следующий день.
Утром, перед открытой репетицией, я пришел в Харьковский театр в белой рубашечке, черном костюме и написал заявление об уходе. Мне сразу же выдали бумагу, подтверждающую все наши с губернатором договоренности. В общем, будто на границе. Я пообещал, что журналистам представлю ситуацию как добровольный уход. Более того! За мной даже оставили место почетного худрука театра, конечно, без всяких юридических прав.

– Слово свое ты сдержал, по крайней мере, все считали, что ушел сам.

– Я говорил, что сделал это добровольно. Даже актеры не знали реальной ситуации. Я рассказал им обо всем открыто только после премьеры «Ромео и Джульетты». Признался, что у меня забрали театр, любимых актеров, а самого просто вышвырнули вон! Сегодня в Украине я безработный!

– И никаких перспектив?

– Я устал уже проситься на постановку в Театр имени Ивана Франко, к Богдану Ступке. Последний раз он мне сказал, что до 2010 года я работать в театре не смогу, для моего спектакля в репертуаре нет места. Хотя у меня есть уже и пьеса – «Солнечная машина» по Винниченко, который в 20-е годы жил в Берлине. Мне это интересно. Спектакль о Европе в украинском Национальном театре. Но… увы. В Харьков я не вернусь. Другие театры в Украине меня не интересуют. Они мертвы. От Симферополя, Житомира и Черкасс…

– Что будет с твоим спектаклем «Ромео и Джульетта»?

– В Харькове его играть запрещено. После Берлинского фестиваля увезут декорации, а это более 30(!) специально созданных скульптур. Не знаю, что с ними будет. Я в тревоге. Боюсь, их могут распилить, выбросить или разбить. Плакаты «Ромео и Джульетты», напечатанные большим тиражом, изъяты. Знак «Березiль» в театре, который был там во времена Леся Курбаса, тоже. Мне горько! Я не понимаю, почему это произошло со мной! Кажется, в Украине не так много креативных мыслителей, которыми можно разбрасываться…
Я встретил в Берлине Юрия Андруховича, который живет там на стипендию. Почему не в Украине?
Ладно, я выживу, я сильный, но что будет с молодыми художниками, которым сейчас по 30 лет? УБИВАЕТСЯ модернистическое мышление украинского поколения, это – преступление! Меня в Берлине очень поддерживают, считая, что не может современная Украина быть несовременной в искусстве. Это просто нонсенс!

P.S. Спектакль Андрея Жолдака «Ромео и Джульетта. Фрагмент» уже получил приглашение в Королевский театр Мадрида и Нью-йоркский БАМ.