Аваков: «…волосатая рука украинской Фемиды»

Об аресте в Италии, почти двухнедельном пребывании в тюрьме строгого режима, политических амбициях, выборах в Верховную Раду и бизнесе. Вчера политик впервые за последние полгода дал пресс-конференцию: ответил на вопросы журналистов с помощью Skype.

Несколько дней назад итальянский суд принял решение о мере пресечения для политика. Суд Рима освободил Авакова из-под стражи. Эта новость и стала поводом для встречи с представителями СМИ.

Онлайн-интервью прошло в здании Фонда гражданских инициатив Арсена Авакова на улице Мироносицкой.

Общались с Аваковым и задавали ему вопросы, кроме журналиста агентства «МедиаПорт», ещё и коллеги из других местных и национальных СМИ.

Разговор с Аваковым приведён в виде интервью. Хронология вопросов может не соответствовать действительности. «МедиаПорт» логически сгруппировал вопросы, ответы и уточнения.

Где вы сейчас находитесь?

Я нахожусь в квартире, которую снял, которая служит моей резиденцией. Здесь хороший Интернет. Никаких ограничений по перемещению внутри Италии я не имею. Внутри Италии ордер Интерпола блокирован судебным решением. До конца судебного разбирательства об экстрадиции мой статус измениться не должен. По окончании решения суда об экстрадиции или меня должны экстрадировать в Украину, что маловероятно, или на территории Италии ко мне не будет никаких вопросов.

Вы не сказали, в каком городе находитесь…

Сразу хочу сказать, что в некоторых случаях буду говорить только правду, но не всю. Некоторую информацию я буду оставлять при себе. По одной простой причине — в целях безопасности. Итальянская юстиция прекрасно знает, где я. По крайней мере, не в огромном доме под Миланом с бассейном, о чём писало одно из изданий.

Расскажите, как произошёл ваш арест?

После того как я прочитал местную харьковскую прессу, — что я был на «Мерседесе», с огромным мотором, с шиком, всю улицу перегородил, чуть не раздавил полицейского, — это всё абсолютные фантазии, не знаю, откуда они появляются. Я действительно был в автомобиле со своим товарищем. Это действительно был «Мерседес». Если кто-то знает, что такое «Мерседес», то в нём есть линейка А-класса — это самый маленький «Мерседес» из всех возможных. Такой «Мерседес» у меня действительно есть, он маленький, я на нём езжу, он не вишнёвый и не чёрный, а серебристый.

В этот день было объявлено: день без машин в городе Фрозиноне, потому что мэр города обещал своим избирателям, что раз в месяц будет день без машин. Я этого не знал, к сожалению, поэтому, когда остановился на улице, то подьехали полицейские. Не для того, чтобы оштрафовать, а для того, чтобы сказать: «День без машин, и вы знаете, что нарушаете? Нельзя же. Или вы из принципиальных соображений?». Потому что конституция здесь выше, чем городские указания. Когда увидели, что мы иностранцы, попросил документы. Когда попросил документы, увидели, что в компьютере стоит розыск на меня. Вот так прозаично. Сели в машину и поехали в отделение. Бедолаги не знали, что им делать, потому что для них это случай небывалый.

Где вас удерживали, в каких условиях?

Здесь есть, как они называют по-итальянски, «карчер». В нашем понимании карцер — это жёсткое место. Здесь есть свой «карчер». Было заседание суда, меня поселили в эту тюрьму. Как потом выяснилось, это одна из двух или трёх тюрем на территории Италии строгого режима. Я этого не заметил. В итальянской тюрьме главное давление на человека — это ограничение его свободы: закрывают в камере, а там — сиди, читай книжки, смотри телевизор, прогулка, питание. Красота, только ты не можешь уйти. Вполне в удовлетворительных условиях, очень уважительно и спокойно, насколько это возможно в тюрьме. Мне есть с чем сравнивать, многие из вас сопровождали меня в Харьковский СИЗО, когда я его осматривал, будучи губернатором. Единственное, что было проблемой, — это никто не говорил ни по-русски, ни по-украински. Переводчиков официальных на тот момент не было, их не допускали, поэтому, когда с одного из этажей тюрьмы ко мне привели мужичка, который, как решили заключённые и офицеры, говорит по-украински, он подошёл ко мне и говорит: «Лукашенко! Ура!». Это было всё, что он знал, но это произвело огромное впечатление на его коллег, он был сильно доволен. Это было единственное неудобство, кроме, конечно, состояния ограничения свободы. Потом книжки кончились, и пришлось смотреть итальянские телевизоры и общаться с людьми — и больше ничего. Это, конечно, грустно было.

Вы были один в камере в итальянской тюрьме?

Нет, это двухместные палаты.

Кто был вашим соседом? Вы познакомились?

Конечно. Мы беседовали, насколько это было возможно, тыкали пальцем в небо, в телевизор, в газеты — пытались общаться. Потом мне супруга передала разговорник, и мне было легче. Один был инженер, другой был… Люди в этих камерах в тюрьме сидели долгие сроки: два года, полтора, три года. Для них это было колоссально.

То есть вас переводили из камеры в камеру?

Условно говоря, когда меня привели, то все знали, что это на несколько дней. Поэтому в стационарно обжитые помещения, где у них коврики на стенках, сковородки, кофе варят — туда меня не поселили. Меня поселили в пустую камеру, куда сначала добавляли одного человека, потом он ушёл, и второго. Это были спокойные люди, итальянцы. Один — инженер, а другой — не знаю профессию, молодой достаточно парень.

Знаете ли вы, на когда назначено следующее заседание по вашему делу?

Порядок такой: как только документы с украинской стороны будут готовы, это даст основание суду выбрать время. Я думаю, что это будет в районе 30-40 дней. В принципе, суд даёт 40 дней обвиняющей стороне предоставить свои документы: правильным образом подготовленные, и переведённые на итальянский язык, и, соответственно, заверенные. После того как это будет сделано, судья-докладчик ознакамливается с этой ситуацией, после этого назначается заседание коллегии. Это уже будет открытое заседание суда, там уже будет присутствовать с украинской стороны адвокат со своими аргументами, и с нашей стороны будут аргументы и позиция защиты. Уже можно будет слушать свидетелей. Думаю, что где-то в середине мая будет. Сколько заседаний суда будет, трудно понять. Потому что такие процессы в Италии имеют прецедент и длятся одни — два месяца, другие — и восемь месяцев. Это зависит от того, хотят стороны затягивать процесс или нет. У меня есть предположение, что прокуратура, понимая неизбежность, шаткость в позиции, вряд ли будет торопиться.

Вы сейчас можете свободно передвигаться по Италии?

Да, по всей Италии. Полицейские мне говорят, что «теоретически вы можете и пересечь границу, но я бы не советовал, потому что тогда полицейские другой страны могут вас остановить, и весь процесс повторится. То есть они могут принять во внимание, что мы рассматриваем, а могут и не принять». В границах Италии у меня нет никаких ограничений. А за границей Италии ордер Интерпола действует.

До ареста и после к вам обращались какие-то международные организации или европейские депутаты за комментариями по делу, которое вам инкриминируют?

Во время ареста с задержанными общаются только адвокаты или официальные лица, а сразу после у меня было огромное количество контактов, звонков и разговоров. Так что меня немножко придавило. Это были европейские парламентарии, это были итальянские парламентарии, это были и просто политики и члены правительства. Мы очень интенсивно обсуждали. Как правило, не было здесь двух мнений. Мы все понимали, что и как происходит, и были все довольны, что удалось пройти по минимальной процедуре.

Прокуратура настаивает, что именно ваша подпись стоит на документе, который стал основанием для возбуждения против вас уголовного дела. Озвучьте вашу позицию по этому поводу.

Есть подробная позиция моих адвокатов, почему дело сфальсифицировано, есть много причин. Начиная с того, что нет убытков, заканчивая тем, что подписи не мои. Любой, кто работал со мной в администрации, хоть примерно располагая очертаниями моей подписи, посмотрит и скажет: послушайте, это не его подписи. То есть там две подписи на двух актах. Одна из них более-менее рядом с моей подписью, а вторая — это какое-то безобразие. И замечательный вывод прокуратуры, что все остальные подписи на документах фальшивые, а вот подпись Авакова настоящая, — это просто впечатляет. Эти подписи фальшивые, и я не мог подписывать документы по многим причинам. Одна из них — этот документ никак не проходил ни во входящих, ни в исходящих регистрациях облгосадминистрации. То есть целый ряд абсурдов, которые даже обсуждать невозможно. Это подписи не мои, и это чистая фальсификация.

Вы и ваши адвокаты разбирались непосредственно с этим участком земли, который проходит по делу. Вы знаете, что это за земля?

Знаю. В 2004 году, ещё при голове облгосадминистрации Кушнарёве, этой компании была выделена земля. Это не я её выделял. В мою администрацию они обратились изменить целевое назначение. Такая просьба была рассмотрена, так как есть фиксированные сроки рассмотрения, после чего было подписано распоряжение, изменяющее целевое назначение. Но там был один нюанс. В этот момент господин Зверев (Виктор Зверев, заместитель председателя ХОГА по вопросам агропромышленного комплекса при губернаторе Арсене Авакове — ред.) находился в отпуске, и был порядок, что, когда распоряжение подписывается и кто-то из курирующих заместителей отсутствует по той или иной причине, он, вернувшись на работу, должен обязательно провести ознакомление, ревизию всех документов о том, что, если что-то не так, высказать позицию. Кроме этого, в администрации работал отдел контроля. Зверев, когда вернулся из отпуска и посмотрел на эти документы, высказал точку зрения, что здесь есть сомнительная ситуация: возможно, это особо ценные земли и нужны постановления Кабмина. Мы провели короткое совещание, и было принято решение отменить это распоряжение. Второе распоряжение об отмене первого было в течение 45 дней, по-моему. Мы даже внутренние нормы выдержали.

Как вы считаете, появление уголовного дела против вас — это часть кампании против Тимошенко или эти действия направлены непосредственно против Авакова как харьковского политика, который баллотировался в мэры?

Я не думаю, что веса наших харьковских деятелей хватит на то, чтобы вести с таким размахом дело. Конечно же, наши харьковчане мотивировали и получили подоплёку под свои действия большой политической игрой. По большому счёту, дело Авакова — это часть игры против Тимошенко, как и против всей оппозиции. Именно так я это рассматриваю. Поймите, один раз посадив Тимошенко, был дан ясный сигнал всем остальным: можете каждый на своём уровне сажать. Вы в области — давайте добивайте Авакова, вы в районах — добивайте районного, а в конкретной школе или институте — добивайте оппозиционеров. Инакомыслие преследуется. Вот вы меня спросили про поддельные-неподдельные подписи, а мне известно, что эксперты института, которые исследовали подписи и должны были дать это заключение, дали предварительное заключение, что подписи не мои. После чего были отстранены, и был приглашён другой эксперт, который сказал «да». Всё это было за несколько часов. Таким образом, моё дело — это элемент нагнетания атмосферы страха, режим в Украине хочет решить свои проблемы. Вот такое моё ощущение и понимание вопроса.

Вы заявили, что будете участвовать в парламентских выборах в этом году. Как именно?

Сейчас я рассматриваю единственный вариант — баллотирование по партийным спискам. Не хочу профанировать мажоритарную кампанию, не находясь в Харькове. У нас будут достаточно сильные кандидаты, поэтому, думаю, дадут возможность харьковчанам выбрать. Если харьковчане захотят. Я буду чрезвычайно активен в медиапространстве и ключевую задачу буду видеть здесь, для того чтобы уровень наблюдения международного сообщества за процедурой выборной в Украине был предельно высоким. Это одна из моих функций будет. Также я в обычном режиме буду руководить кампанией, к сожалению, дистанционно, поддерживая тех немногих соратников, которые остались со мной и работают в Харькове.

Как вы будете вести кампанию, учитывая проблемы с освещением деятельности оппозиции в СМИ?

Есть несколько подходов. О них я не скажу. Есть проблемы с телевизионным сигналом, но у нас же есть политический партнёр — партия «Фронт перемен». А Давтян владеет каналом. То есть или он будет поддерживать процесс, или его закроют.

С вашей точки зрения, по мажоритарным округам в Харьковской области должны идти на выборы местные политики или «варяги» тоже допустимы?

Как по мне, местные. Есть вариант, когда очень известный человек появится в Харькове с нашей стороны, но моё ключевое убеждение, что от территории по мажоритарке должны идти местные люди.

Если суд не удовлетворит ходатайство об экстрадиции, то до выборов вы не намерены возвращаться в Украину?

Если суд не удовлетворит ходатайство об экстрадиции, то я останусь на общих основаниях за рубежом — в Украине меня по-прежнему ждёт арест и «справедливое» следствие. Поэтому ваш вопрос риторически звучит. Нет, конечно, я не собираюсь возвращаться в Украину.

Господин Бабиков, начальник управления областной прокуратуры, говорил о том, что прокуратура получала ответ от литовского Интерпола о том, что вы ходатайствовали о постоянном жительстве в Литве и ссылались на то, что вы являетесь постоянным сотрудником фирмы, которая зарегистрирована на вашу жену.

Абсолютно точная информация, только непонятно, почему господин Бабиков уделяет этому такое внимание. У меня есть несколько компаний за рубежом, которые имеют связь со мной, в том числе и эта компания, учредителем которой выступает моя супруга. Действительно, мы рассматривали там вопрос о возможности въезда на жительство как альтернативу визовой поддержки, но не более. Насколько я понимаю, это никак не нарушает ни законы Украины, ни интересы товарища Бабикова. А вот нарушает ли он мои права — выяснит суд, в который я, безусловно, подам здесь, в Италии, в намерении уличить во лжи этого достойника вместе с его боссами из Генеральной прокуратуры.

Кроме Литвы, ещё куда-нибудь подавали подобные просьбы?

На сегодняшний момент я не имею никаких обращений, меняющих статус гражданина Украины. Я обращался в посольства о предоставлении визы и разрешения на длительное пребывание в стране, что называется в Литве — вид на жительство, в Италии — permesso di soggiorno, во Франции — по-другому. Это процедура, которая даёт мне возможность технически перемещаться, но никак не меняет мой статус.

Будете ли вы настаивать на том, чтобы ваша семья до выборов, до тех пор, пока идёт дело в отношении вас, продолжала находиться за рубежом?

Мои родные — взрослые люди, особенно сын, и принимают многие вещи, которые я пытаюсь диктовать, но вы понимаете, чего я опасаюсь. Я опасаюсь простой вещи: провокации и инсценирования в отношении моих родных в совершенно грубой манере, которая присуща нынешним товарищам, что имело место несколько раз. Поэтому на сегодняшний момент я буду желать, чтобы пребывание моей семьи в Украине было очень ограничено.

Почему вид на жительство, а не политическое убежище?

Почему не убежище? Я задам вам встречный вопрос: а почему убежище? Только потому, что в украинском политикуме это слово в последнее время набрало веса. Я не вижу пока необходимости и оснований запрашивать никакого другого статуса, хотя мои адвокаты и друзья настаивают, рекомендуют рассмотреть этот вариант. Я здесь никуда не тороплюсь, поскольку здесь меня ничего не поджимает в этом вопросе. В итальянской юстиции вопрос экстрадиции, разбора этого дела и вопрос убежища не заменяют. Они, безусловно, соприкасаются, но это разные вопросы. Я нахожусь на территории Италии легально, ничего не нарушаю, и мне не угрожает волосатая рука украинской Фемиды.

У вас есть объяснение, почему Генпрокуратура себя так странно повела и объявила, что итальянский суд выпустил вас под домашний арест?

Генпрокуратура повела себя как профан, как слабо подготовленный журналист. Откуда-то они узнали, что позиция сторон следующая. Представитель прокуратуры Италии под напором аргументов и адвокатов говорил: «Ладно, ладно, я вообще не против домашнего ареста»; позиция защиты была — полная свобода. Видимо, наши прокуроры так решили, как у нас: прокуратура сказала, значит — баста. В Италии — прокуратура сказала, защита сказала, а суд принял решение. В констатирующей части судебного решения сказано, что прокурор заявил о невозражении домашнему аресту, защита потребовала свободы, в этой связи, учитывая факторы, выпустить Авакова безо всяких ограничений. Или наша прокуратура прочитала только первый абзац, или это элемент провокативной технологии. Скорее всего, это демонстрирует уровень компетенции.

Могу сказать, как это произвело впечатление на итальянцев: совершенно неожиданно. Они говорят о том, что если в такой мелочи сталкиваться с ложью от официального органа, то о каком справедливом расследовании или позиции прокуратуры может идти речь.

Что касается меня, то, по инициативе моих местных адвокатов, вероятнее всего, мы подадим иск о распространении ложной информации со стороны Генеральной прокуратуры Украины. Подадим здесь, в Италии, не в Украине, чтобы иметь шанс на справедливую юриспруденцию.

Иск, о котором вы говорите, он в юрисдикции итальянского суда? Это иск о защите чести и достоинства, о клевете, диффамации, что именно?

Это иск о диффамации. Что конкретно будет из него вытекать, конкретно сказать не могу. Об этом мне скажут мои адвокаты, которые, собственно, и предложили, возмущённые от задора, не оставлять это просто так.
Да, говорят, что в юрисдикции, потому что это о событиях, происходящих здесь, это касается моего юриста, мнение которого было просто опровергнуто, это касается меня лично, другого моего адвоката, это касается процесса, происходящего в Италии. Наконец, мы же ясно понимаем, что у такого процесса нет ни единой перспективы в Украине.

Судьба областной организации ВО «Батькивщина», которую вы возглавляете, вас не беспокоит?

Конечно, беспокоит, но харьковская организация достаточно сильная и достаточно всё в ней благополучно, насколько это возможно. Конечно же, им без меня и сложно, и некомфортно. Потому что я брал на себя значительный объём коммуникаций, но сформировались другие лидеры. Может, кто-то взял на себя больше, а кто-то отступил в сторонку, но это вполне жизнеспособная команда. Я общаюсь каждый день со многими и в этой ситуации они вполне удовлетворительно работают.

Кто из представителей Харьковской областной организации «Батькивщины» мог бы быть интересен избирателям?

Я бы здесь, когда говорим о предстоящих выборах, не говорил бы о партии «Батькивщина», Партии регионов, ещё какой-то партии. Ключевая борьба развернётся по направлениям: власть и оппозиция. Убеждён, что процесс объединения оппозиции дойдёт до логической точки. Тогда от единой оппозиции будет единый кандидат.

Я знаю точно имена, которые получат поддержку харьковчан. Вы тоже удивитесь, когда я их назову, но сейчас не хочу называть, поскольку не хочу делать удар прямо сейчас. Поверьте, не по всем округам, а по нескольким мы точно дадим серьёзный бой этим товарищам. И в Дзержинском районе, и в Киевском мы выставим серьёзную позицию, хорошо подкреплённую. И в некоторых районах области мы не будем просты, как ожидают от нас оппоненты.

Завели себе папочку «Никто не забыт, ничто не забыто»? Когда победите на выборах, мстить не собираетесь?

У меня достаточно друзей и товарищей, которые ничего не забудут. А если побеждать для того, чтобы мстить, то и побеждать не стоит. Но забыть — значит, потакать и соучаствовать. Поэтому я ничего не забуду и не упускаю — и делаю выводы.

Как вы относитесь к тому, что Андрей Руденко написал заявление об уходе с должности главы Харьковской городской организации «Батькивщины»?

Нормально. Каждый человек имеет возможность выбирать и занимать позицию. Войцеховский когда-то был кучерявым, а теперь стал лысым. И девушки выбирают цвет волос, и политики выбирают партию. Кто-то решил заняться бизнесом, кто-то устал от политики. Нормально, обычно.

Но вы считаете его по-прежнему членом своей команды?

Я по-прежнему с ним общаюсь. Сказать, что он мой близкий друг и товарищ или соратник по партии… То есть сейчас он достаточно пассивен, по своим причинам. Будем иметь с ним встречу, и я пойму, какое у него ощущение сейчас. Ясно лишь одно, что в нынешней политической ситуации он решил для себя что-то поменять.

Что вас сейчас связывает в плане бизнеса с Харьковом?

К сожалению, практически ничего. Потому что тот бизнес, который был, практически или разрушен, или не имеет ко мне отношения. За редким исключением закрытых телеканалов и информационных ресурсов, а также некоторых пакетов акций. Во всех остальных случаях мы или вовремя продали, или уступили партнёрам, или бизнес закрыт, или остановлен. Многие мои бизнес-партнёры преследуются или сидят в тюрьме, вы знаете. Это всё, что меня связывает. Здесь не существует вещей, которые меня смогут ещё напугать. Все, что могли, — сделали, всё, что сделали, — произошло. Поэтому тут я достаточно решителен, твёрд и спокоен. Ну как спокоен… Меня, конечно, беспокоит ерунда, которая происходит с близкими людьми. Но я внутренне отношусь к этому философски. Наверное, это уже не метод давления на меня в психологическом плане.

Фото: Дмитрий Неймырок.