Web Analytics

Андрей Пеньков: Одна из задач Биеннале — наладить контакт взрослых с детьми

Бієнале молодого мистецтва, яку Харків приймає цієї осені, крім основної, паралельної й освітньої програм, має ще й дитячу. ЇЇ основна виставка, «Уяви плоди уяви», відкривається 19 вересня о 19:00 в HudpromLoft (Мистецтв, 15), а повний розклад виставок, майстер-лекцій та лекцій для дітей і дорослих можна побачити на сайті Бієнале. Організатори переконані: немає якогось спеціального «дитячого» мистецтва. Діти здатні сприймати мистецтво так само гостро й глибоко, як і дорослі, а подекуди — навіть глибше, бо не обмежені шаблонами сприйняття і зайвими стереотипами. А дитяче художнє висловлювання може бути не менш потужним за доросле.

Поки програма готується до старту, в рамках партнерства з Бієнале «МедіаПорт» публікує інтерв’ю з одним із найвідоміших харківських педіатрів Андрієм Пеньковим — про те, для чого дітям мистецтво, як воно впливає на міжнейронні зв’язки в дитячому мозку та як допомагати дітям у розвитку критичного мислення.

Публікується мовою оригіналу.

Андрей Юрьевич, я слышала, как люди высказывают сомнения в том, нужно ли детям искусство вообще...

Дети — люди? Люди. Нужно ли человечеству искусство? Если бы оно было бы не нужно, оно бы не возникло и не развивалось тысячелетиями. Стремление к созиданию заложено в человеке, будь то симфония Шостаковича или Empire State Building. Искусством могут стать многие вещи, и через искусство человек самовыражается и создаёт вокруг себя пространство, которое заставляет других обратить внимание на какие-то иные формы жизни, подняться над физиологическими базовыми потребностями. 

Мозг — это анатомическая структура, в которой идёт постоянное формирование межнейронных связей. Он интенсивно развивается до 3-4 лет — 95% мозга развиваются к этому возрасту за счёт межнейрональных связей, а они зависят от опыта, который ребёнок приобрёл. Езда на велосипеде, рисование, игра на скрипке, вышивание... Искусство — это один из способов развития межнейрональных связей и формирования в коре головного мозга тех зон, которые весь этот опыт фиксируют, обрабатывают и дают обратную связь.

Но отличается ли мозг скрипача от математика? Анатомически вы этого никогда не увидите. Количество межнейрональных связей может быть одинаковым. Можно ли говорить, что один от другого отличается в лучшую или в худшую сторону? Нет, конечно. Способность играть на барабанах не даёт какого-то преимущества в жизни. Но то, что мозг ребенка, который занимается разными видами искусства, разными видами деятельности, будет лучше развит, чем у ребёнка, которому это недоступно, это правда.

Человек, способный интегрировать разные фрагменты мира, создавать новые идеи, всегда будет интересен обществу больше, чем чистый прагматик. И потребность в таких людях будет расти, ведь мир безумно быстро развивается.

Для детей это начинается с каких-то мелких вещей — рисования, лепки, конструктора. Нужно ли всем идти в школы изобразительного искусства? Я не уверен. Но научить ребенка самовыражаться и делать это с удовольствием, конечно, нужно. Конечно, искусство для ребёнка архиважно. 

Андрій Пеньков

Современное искусство — говорят, оно слишком сложное для понимания детьми...

Мне кажется, что задача не в том, чтобы тебе рассказали, как «прочитать» картину или другую художественную работу, а важно, к чему ты сам пришел или пришла.

Критическое мышление — это умение работать с информацией, это часть социального интеллекта. Вы находитесь в информационном потоке, вокруг много отношений и задач, и вам нужно принять решение на основе анализа. Если по каждому вопросу я буду искать авторитета, который мне скажет как мне поступить, — это не критическое мышление.

Критическое мышление — это ваше личное мнение, которое формируется в результате обработки достаточного большого объема информации.

А знание искусства — это ваша широта возможностей. И самый важный навык для успешности человека — это не его академическая успеваемость, а его коммуникативные навыки, социальный интеллект. А если к этому у вас есть не только общеобразовательный уровень, но и узкоспециализированные знания, это даёт вам возможность интегрировать огромные объемы информации из разных областей и давать нестандартные решения — и это делает вас уникальным. 

И ещё. Современное искусство бывает красивым, совершенно необычным, вызывающим или провокативным. Но неважно, какую эмоцию оно зацепит. Важно, что эта эмоция рождается. И что эта эмоция подтолкнёт вас к тому, чтобы вы что-то узнали, прочли, разошлись или сошлись с кем-то в оценке того, что вы увидели. Подумали, поспорили. Это привносит в нашу жизнь энергию, а в отношения — что-то новое. 

Взаимодействие с искусством, помогает ли оно развитию эмпатии? Способам взаимодействия с миром?

Эмпатия рождается в результате межличностных межчеловеческих отношений. Если вы обучаете ребёнка игре на музыкальном инструменте и прессуете его при этом, ломаете и заставляете играть гаммы, помогает ли это эмпатии? Нет.

Другое дело, если вы рядом с ребенком проходите этот совместный опыт, где вы демонстрируете эту эмпатию, будь то игра на скрипке или совместный поход в галерею искусства. Важно не конкретное занятие, искусство или математика, а то, как взрослый человек вносит его в жизнь ребенка. Обсуждает ли он увиденное с ребенком, делится ли своими эмоциями, переживаниями, признается ли, что чего-то не понял, предлагает ли найти решение вместе.

Фото студії Aza Niza Maza

В больницах США, Германии, где вы стажировались, есть ли там какие-то произведения искусства внутри?

Да, картины.

И у детей всегда в больницах есть места для рисования и должность Childlife Speсialist, который должен организовывать пространство для детей, которые находятся в больнице. Он обладает навыками рисования, рукоделия, знает возрастную психологию, особенности заболевания, работает со всей семьей и помогает налаживать детско-родительские отношения. 

Вы наверняка знаете историю о том, как в апреле дети студии Aza Nizi Maza [студия, которая курирует Детскую программу Биеннале – ред.] подготовили выставку «Плакат на коленке», которая была смонтирована на двух строительных заборах (с разрешительными документами), и уже к утру коммунальные службы эту выставку сняли, уничтожили. Как вам кажется, для детей подобные ситуации — это стресс и отчаяние или наоборот вызов, стимул...?

Я знаю, что дети по-разному отреагировали. Но то, станет это значительной психологической раной в жизни ребенка, или просто останется эпизодом, как спущенное колесо, зависит от реакции взрослых. Чувствительность к стрессу у детей разная. 

Эта ситуация характеризует то, что у нас взрослые в целом не считают, что дети — это особенная часть общества. Взрослые до такой степени находятся под гнетом своих проблем, что дети для них — просто лишний раздражитель. Взрослому хочется, чтобы дети были послушными и тихими, выполняли вовремя домашнее задание, а ребёнок ведь — это процесс, он растёт, он открыт и способен потреблять огромное количество информации. И чем меньше ребенок, тем больше ему нужен взрослый. 12-13 летнему ребёнку может быть уже достаточно интернета как источника знаний, но он всё равно нуждается во взрослом как в источнике поддержки, понимания и одобрения. Я вам больше скажу, в этом же от своих родителей нуждается и каждый взрослый.

И этот эпизод с плакатами — это яркая демонстрация того, что взрослым, которые управляют городом, наплевать на детей, на их эмоции, чувства и переживания. Подумаешь, какие-то рисунки! С детьми никто не встретился, не поговорил и не извинился. Это символ глобального взрослого предательства. Если бы взрослые не относились так к детям, наши детские больницы и школы были бы оборудованы лучше. Наши взрослые готовы поделиться чем-то со своим ребенком, но взять и «отломить от своего» для всех детей в целом наш взрослый не готов.

Были ли в вашей практике случаи, когда искусство помогало ребенку, например, при болезни, или в депрессии, или когда его в его отношении совершают «буллинг»?

Конечно, как же арт-терапия? Музыкотерапия? 

Я помню, как одна композиторка родила недоношенного ребенка и попросила персонал приходить и включать музыку в отделении реанимации новорожденных, потому что ребёнок лежал там в течении трёх месяцев. Когда она включала музыку, то видела, как изменялась частота сердечных сокращений и сатурация, т.е. содержание кислорода в крови повышалось. Персонал был в шоке. В Западной Европе, Америке по таким кейсам врачи пришли к тому, что почти в каждой больнице есть музыкотерапевт. 

Кураторы детской программы Биеннале считают, что разговор с детьми об искусстве может сблизить ребенка и родителя, дать им новые темы для обсуждения. Экспертки, которые приезжали тренировать наших медиаторок и медиаторов [люди, которые работают на выставках, помогая зрителю лучше разобраться в том, что он видит, — ред.] рассказывали, что иногда взрослому стыдно спросить у гида «Что это нарисовано? Как это понять?» — но вместе с ребенком они эти вопросы задают, а когда эксперт объясняет ребенку, образовывается и взрослый...

Есть группа людей, которые знают, как научить родителей и детей через искусство наладить отношения, и будут взрослые, которые будут открыты этому и захотят учиться, — ни минуты не сомневаюсь, что проект будет успешным. 

Особенно, если у родителей будет желание узнать и понять себя и через это попытаться понять детей. Проблема того, что мы не понимаем детей, — в том, что мы сами ещё дети, где-то недолюбленные, где-то обиженные.

Мы с вами родом из общества, где детей все время сепарировали. А у детей есть потребность в родительской защите, внимании и разговоре и важно, чтобы ребёнок получил это внимание достаточно быстро. У детей в детских домах без родительского внимания возникает очень мощное депривационное расстройство. 70% детей имеют серьезные нарушения в формировании привязанности, ощущения безопасности и самооценки. 

Конечно же, родители должны думать о себе, но ребёнок не может ждать. Если он не получит то, что должен, — у него формируются проблемы на всю жизнь. Если бы у нас понимали всю важность этого всё, кто работает с детьми, медики, педагоги, родители, социальные службы и государство в целом, то наверное через 10-20 лет мы бы получили совершенно другую среду для детей. 

Вы согласны с мнением о том, что детское художественное высказывание может быть не менее мощным, чем взрослое?

Как мы можем оценить степень важности того, что сделал ребенок? Вопрос — важно ли это для самого ребенка? 

А что, взрослость — это какой-то критерий или свершившийся эталон? Есть же много художников, композиторов, взрослых вроде бы, чьи картины и произведения никого не волнуют. И множество детей, которые создают вещи, от которых ты замираешь.

Дело взрослого — одобрять ребенка, давать ему возможность развиваться, помогать, чтобы каждый ребёнок имел возможность реализовать свой потенциал. И тогда взрослым он будет более реализованным, успешным и эмпатичным, чем ребёнок, живущий в ограничениях и в наших наставлениях о том, как «правильно жить». 

А как вам кажется, в чём проблема традиционного способа преподавания искусства в школах и традиционных художках типа Репинки?

Мне кажется, что старая система отмирает.

Чем должны быть заняты педагоги сейчас? Они должны создать условия, чтобы ребёнок мог проявить все свои способности. Лучше начинать с тех моментов, которые лучше всего получаются.

Проблема же нашего традиционного образования в том, что мы продолжаем стричь детей под одну гребёнку. Они все «должны» знать то, что написано в программе, нарисовать кувшинчик. 

Кто-то делает это с удовольствием, а кто-то начинает ненавидеть то, чем занимается. И та детская энергия и любопытство, которые могли бы реализоваться в области, где у него есть потенциал, тратится и идёт страшная демотивация. 

Проблема любой постсоветской школы — неумение работать с индивидуальностью. Система государства не понимает, куда эту индивидуальность девать. В эпоху, когда главное для счастья — платёжка на газ... Чтобы мы могли думать об искусстве, должны быть решены материальные проблемы. Трудно думать о реализации ребенка, когда нечего есть или нечем платить за жилье трудно. И это повсеместно, около 80% родителей попадают в эту категорию. Но почему-то когда мы начинаем зарабатывать, мы продолжаем думать о материальных вещах. 

Если ребёнку не нравится ходить в галереи и музеи — что делать? Искать способы заманить, увлечь или просто «забить»? 

Всё, что навязывается насильственным образом, идёт во вред. Но рёбенок же обучаем! И если родитель начинает готовить ребёнка, формировать некий запрос, проявлять интерес, дети вырастают, начинают обмениваться информацией между собой. Мой младший сын внезапно сообщает, что посмотрел фильм или прочёл книгу, которую ему посоветовал его друг. И вот таким образом происходит образование. Вы едете в путешествие с детьми? Заложите себе день на галереи и музеи, предложите ребенку пойти в луна-парк, а потом расскажите, как вам хочется пойти в галерею и почему это интересно вам, что вам это даёт.

Как вам кажется, кому в первую очередь нужно пойти на детскую программу Биеннале молодого искусства?

Мне кажется, что одна из задач Детской программы — помочь посредством искусства наладить контакт взрослых с детьми, чтобы взрослые лучше понимали детей.

Поэтому советую пойти всем, кто хочет лучше понимать ребёнка, помочь открыть его потенциал. Всем, независимо от возраста, у кого есть запрос на взаимодействие со своим ребёнком (или с теми детьми, с которыми он или она работает).

Организаторки Биеннале признаются, что иногда кажется, будто в Харькове на культуру и искусство всем, кто принимает важные для города, для региона решения, наплевать… Как вам кажется, это так?

Харьков — мещанско-жлобский город. Мы можем восхищаться нашими парками и проходить мимо детских больниц. Наш уровень соотношения ценностей совершенно своеобразный.

Иногда кажется, что в этом городе мало кто хочет взаимодействовать, вступать в коллаборации, горизонт планирования один день. А иногда наоборот — что есть куча людей, которые что-то делают, объединяются...

Знаете пословицу «Два украинца – три гетьмана»? Мы — некомандный и конкурентный народ. 

Все хотят быть лидерами и в какой-то момент кому-то в команде начинает не нравиться, если ты демонстрируешь какие-то способности и процесс начинает разваливаться. 

Должны быть единицы, настроенные на выполнение одной цели. Но почему-то все разваливается, потому что у каждого есть своя подцель. И каждый в какой-то момент начинает реализовывать только её, забывая, зачем все собрались вместе.

А как вам кажется, культурные проекты способствуют развитию горизонтальных связей?

Конечно. Мы меняемся, горизонтали растут, эволюционно. Революция не решает проблему, ведь мы можем снести власть, но люди останутся теми же. Для того, чтобы поменялись люди, нужна смена поколений.

Нужно время. Если бы у государства была своя стратегия, мы бы получили результат быстрее. А поскольку стратегии нет, процесс развития стихийный и все изменения выкристаллизовываются медленно. В условиях опасности, как в 2014-м, мы способны объединиться и чем дальше, тем больше мы будем способны объединяться.

Вы много ездите, видите. Как вам кажется, культура привлекает инвестиции в регион?

Безусловно. Взять Нью-Йорк с его Бродвеем, урбанизмом и архитектурой, что ни место, то культовое. В Харькове же парк Горького стал точкой и местом, куда стали приезжать люди из Полтавы и Луганской области. Это не искусство, это товар для определенного покупателя. У людей есть потребность в красоте, как они её видят. Но хорошо бы, если бы в Харькове существовали места вроде Pinchuk Art Center, не только парк развлечений.

Вы вспомнили о парке, а я хотела спросить о зеленом строительном заборе — не стал ли он символом Харькова? 

Вопрос — что за этими заборами стоит, в прямом и переносном смысле. Если люди делают что-то полезное и важное для города, это одна ситуация. А если этот забор для того, чтобы скрыть какие-то вещи, то вопрос не к заборам, а к тем, кто их строит. 

Эти заборы — попытка скрыть проблемы от лишних глаз. 

Это символ отгораживания от проблем. 

Читайте також: 17 вересня — відкриття Бієнале молодого мистецтва: програма